Когда-то, давным-давно (с иллюстрациями) - Милн Алан Александр. Страница 5

— О, что вы, ваше величество! — протестующе воскликнула графиня и с торжеством отметила про себя, что труды не пропали даром.

— Гиацинта еще совсем девочка, — тем временем продолжал король. — У нее нет никакого опыта. Она нуждается…

— В руководящей материнской руке, — мягко подсказала графиня.

Веселунг смешался и отвел глаза в сторону. Вообще-то, ему следовало бы немедленно объясниться. Но… но столько еще нужно успеть до завтра… Пожалуй, лучше отложить это до конца войны.

— У вас не будет никакой официальной должности, кроме прежних, — продолжил он поспешно, — но я хотел бы, чтобы принцесса во всем следовала вашим советам.

С некоторых пор графиня только об этом и мечтала, но, конечно, в подобной ситуации необходимо было проявить подобающую скромность.

— Я сделаю все, что в моих силах, ваше величество, — с радостью. Но разве Советник…

— Советник поедет со мной. Он, конечно, не боец, зато силен в заклинаниях. — Король огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что они одни, и продолжал, понизив голос: — Он как-то говорил, что разыскал в архивах одно очень сильное заклинание. Если нам удастся применить его перед первым сражением, наши доблестные войска смогут… ээ… проявлять свою доблесть, почти не встречая сопротивления.

Графиня застенчиво пролепетала:

— Но есть же и другие образованные мужчины… Они гораздо лучше разбираются в государственных делах, чем мы, бедные женщины («Что за чушь я несу», — думала она про себя), и они смогут дать ее высочеству несравненно более ценные советы…

— Такие мужчины, — прервал ее Веселунг, — понадобятся мне самому. У меня каждый человек на счету! В войне с Бародией будет участвовать все мужское население Евралии, поэтому наша страна на некоторое время превратится в страну женщин. — Он искоса взглянул на графиню и улыбнулся. — Это будет страна, в которой… ээ… каждый… то есть…

Было совершенно очевидно, что король изо всех сил старается и никак не может придумать что-нибудь очень галантное, и графиня по доброте души решила избавить его от мучений.

— О, ваше величество, — она потупила взор, — это, право, слишком любезно с вашей стороны…

— Д-да нет, нисколько, — растерялся король, пытаясь припомнить, что же он такое сказал. В конце концов он предпочел откланяться. — К сожалению, графиня, я должен вас покинуть. У меня масса дел.

— У меня тоже, ваше величество. — Она сделала реверанс и вышла из зала, зажав под мышкой Дневник.

А Веселунг, который никак не мог избавиться от ощущения какой-то внутренней неудовлетворенности, вернулся к письменному столу и взялся за перо. Когда десять минут спустя Гиацинта заглянула в библиотеку, весь стол был завален обрывками бумаги, и она невольно наткнулась на несколько примечательных фраз:

«В подобной стране я стал бы счастливейшим из подданных…»

Остальные были еще короче:

«Это, дорогая графиня, было бы моей…»

«Страна, в которой даже король…»

«Счастливая страна…»

Последнее было зачеркнуто и поверх него написано:

«Плохо!»

— Отец, что все это значит?

Веселунг вскочил, покраснев до корней волос.

— Ничего, дорогая, ничего… Я просто… Видишь ли, мне, безусловно, необходимо будет обратиться с речью к народу. Вот я и набросал несколько… Как бы то ни было, они мне больше не нужны.

Он сгреб клочки в кучу, смял их и бросил в корзину для бумаг.

«Что же с ними стало?»— спросите вы. Скорее всего, на следующее утро они пошли на растопку камина. Но вот что удивительно! В десятой главе «Евралии в прошлом и настоящем» я вижу: «Поелику король и все мужское население Евралии отправились на войну с подлыми бародианами, Евралия стала страной женщин — страной, в которой даже король был бы счастливейшим из подданных».

Так что же это означает? Не есть ли это новый пример литературного плагиата? (Если вы помните, мне уже пришлось обличить Шелли.) Уж конечно, Роджер имел доступ к дворцовым корзинам для бумаг, как и многие другие историки. Но, в таком случае, он был обязан указать первоисточник!

Однако мне не хотелось бы быть несправедливым к Роджеру. Вам, наверное, уже стало ясно, что я во многом не разделяю его взглядов, но отдаю ему должное как историку (а в некоторых случаях, например, когда речь идет о первом появлении принца Удо в Евралии, целиком полагаюсь на свидетельства Роджера). И я ведь всегда ссылаюсь на него, если мне случается включать его высказывания в свое повествование, — так что есть все основания надеяться, что и Роджер был столь же щепетилен в отношении других. Я уже упоминал о том, что Роджер Кривоног — натура, несомненно, романтическая (как, впрочем, и король Веселунг). Поэтому давайте считать, что эта возвышенная мысль пришла к ним обоим независимо друг от друга.

Графиня Бельвейн имела полное право торжествовать небольшую победу. Король обнажил меч, но она не дрогнула! В награду она получит власть. Она станет властью за троном.

«Не обязательно за троном», — думала графиня.

Глава 4

Принцесса Гиацинта полагается на графиню

Настало время представить вам Виггз, и я сразу оказываюсь в затруднительном положении.

Каково было положение Виггз при дворе?

Ответить на этот вопрос не так-то просто. Дело в том, что мне приходится складывать всю историю из отдельных кусков, рассказанных другими, как головоломку, и заполнять пробелы, полагаясь на собственное представление о логике поведения того или иного персонажа. Для начала я хотел бы познакомить вас с первоисточниками.

Первый и главнейший из них — это, конечно, Роджер Кривоног. Его монументальный труд «Евралия в прошлом и настоящем» в семнадцати томах громоздится на моем письменном столе. Я наткнулся на них (разумеется, в переносном смысле) совершенно случайно, возвращаясь в Лондон со стороны Нью-Барнета. Я имею в виду один маленький магазинчик около… забыл, как называется это место, но это третья по счету книжная лавка по левой стороне улицы. Именно этому труду я следовал в изложении основных линий и уже говорил о том, насколько высоко ценю сие произведение.

Во-вторых, существует некоторое количество легенд и баллад, поведанных мне моей тетушкой, одной из представительниц корнуэльских Малоносов. Она утверждает, что является прямым потомком Генри Малоноса, чей удачный выстрел и породил к жизни цепь событий, которые я пытаюсь изложить. Безусловно, мне не придет в голову подвергать сомнению слова дамы, к тому же она, действительно, всегда говорит о Генри Малоносе с той смесью гордости и фамильярности, с какой обычно говорят о знаменитых предках или родственниках. Во всем, что не касается Генри, ее слова заслуживают полного доверия, тем более что, в основных чертах, эти рассказы подтверждаются Роджером. Именно она описала графиню Бельвейн с необыкновенной яркостью и дала истинную оценку ее характера, отсутствующую в других источниках. Но ее отношение к Генри Малоносу просто нелепо. Дай ей волю, и он станет главным и единственным героем всей истории. Это вызывает у меня и у Роджера снисходительную усмешку: мы отдаем должное Генри за его блестящий выстрел, но и только.

И в-третьих, сама Бельвейн. Женщины, подобные ей, не умирают. Не далее как в прошлом году мне довелось встретить ее — или ее воплощение — в одном загородном имении в Шропшире. Не помню, каким именем она себя назвала, но это была она. Я узнал ее тотчас — время покатилось вспять, и вот мы уже в милой Евралии. «Остался к чаю и был совершенно очарователен…» Интересно, сказала бы она то же самое обо мне? Однако я, кажется, становлюсь сентиментальным — почти как наш дорогой Роджер.

Проконсультировавшись с этими источниками, я вновь задаю себе вопрос: кто же такая была Виггз?

Роджер говорит о ней как об одной из приближенных принцессы. Мы знаем, что Гиацинте было семнадцать лет. В таком случае, Виггз должно быть столько же — девушка на выданье — или, возможно, чуть старше. Почему бы и нет, спросите вы? Действительно — леди Виггз, фрейлина ее высочества, восемнадцати с небольшим, высокая и статная… Поскольку именно она разрушила коварные планы графини, пусть и будет ей под стать.