Абхазские сказки - Бгажба Хухут Соломонович. Страница 74

А что он мог сделать?

— Раз так — бери невесту, она твоя, — сказал он.

— Как же я так сразу заберу её? — ответил пастух, — Надо соблюсти обычай.

Пастух назначил срок, когда пришлет за невестой, а сам уехал. Подъезжает он к старшему брату, половшему кукурузу, и рассказал все, что с ним произошло.

— А теперь объясни мне, почему твои младшие братья выглядят старше тебя? — попросил он.

— Наш младший брат поседел из-за своей жены. У неё несносный характер, — сказал человек. — И родня у неё плохая. Бедный брат все горюет и оттого рано поседел. Средний брат наполовину сед потому, что у него жена негодная, но её родня хорошая. А мне судьба дала хорошую жену и родня у неё такая. Мы с ней живем в дружбе и согласии. Вот почему я не поседел, как мои братья.

— А как мне узнать, хорошей ли женой будет моя невеста или нет? — спросил пастух.

— Ты узнаешь это так, — ответил человек, половший кукурузу. — В назначенный срок, когда ты пошлешь за невестой, притащи на берег реки большое бревно, положи рядом бурдюк, наполненный песком и поставь кувшин с дырявым дном. Пригони пару быков, запряги их одного с одного конца бревна, второго — с другого и заставь их тянуть бревно. Сколько бы ты ни погонял их, бревно не сдвинется с места. Оставь их, возьми палку и начинай колотить по бурдюку, а потом бери кувшин и беги к реке, набери в него воды и поставь на место. Этим ты занимайся беспрестанно. Если твоя невеста поймет, что означают твои действия, тогда она будет тебе хорошей женой.

Поблагодарил пастух человека за добрый совет и поехал домой. В назначенный срок собрал он своих родичей и на конях отправил за невестой, а сам тем временем приготовил бревно, бурдюк с песком, дырявый кувшин и палку, пригнал быков и запряг их так, как ему было сказано — одного с одного конца, второго — с другого и стал погонять их. Сколько быки ни старались, не могли сдвинуть бревна с места. Оставив их, пастух стал колотить палкой по бурдюку с песком, потом побежал с дырявым кувшином к реке, но набранная вода, конечно, сейчас же вытекла. Люди окружили пастуха, удивляются: «Пастух вроде с ума спятил.» Смеются над ним, а он, знай себе, старается. Родичи жениха посовещались и решили: «Зачем за сумасшедшего хорошую девушку отдавать, зачем губить её жизнь?»

Отправили они Пастухова дружка к невесте с сообщением, что свадьба не состоится потому-де, что жених с ума спятил. Заволновались невестины родичи и поезжане. Как тут быть, не знают.

Услышала невеста тревожные голоса людей и потребовала узнать,в чем дело?

Пришлось невесте рассказывать, что произошло с её женихом. Выслушала она и помчалась на коне вдогонку за Пастуховым дружком.

— Извините, — говорит она, — что не по обычаю поступаю, — но ответьте мне, каков этот сумашедший? Привязан ли он или на свободе?

— Нет, не привязан и никто его не заставляет делать глупые вещи, сам делает.

— Покажите мне его, — попросила она. — Я хочу на него посмотреть.

Ее стали отговаривать:

— Зачем тебе смотреть на сумасшедшего? Только расстроишься.

Но невеста настояла на своем. Вот все подъехали к пастуху, а тот, знай себе, еще больше старается: то быков без толку погоняет, то бурдюк с песком лупит, то дырявым кувшином воду из реки набирает. Он даже вспотел от усердия.

— Остановись на минутку и послушай меня, — обратилась невеста к жениху.

Тот остановился, все присутствующие ждали, что скажет невеста. И вот, что она сказала:

— Я объясняю значение твоих дел. То, что ты запряг быков в разные стороны и заставил их бесплодно трудиться, означает, что если муж и жена не будут дружны и согласны, если они, подобно этим быкам, будут тянуть каждый в свою сторону, то не получится у них хорошей жизни, а будут только мучения.

— Это ты правильно поняла, — сказал пастух.

— То, что ты наполнил бурдюк песком и колотишь его палкой, означает, что жену нельзя воспитать побоями, — продолжала невеста.

— И это ты правильно разгадала, — ответил пастух.

— А твой дырявый кувшин напоминает человека; который пропускает мимо ушей то, что ему говорят умные люди.

— Правильно и это, — обрадовался пастух. — Теперь я могу сыграть свадьбу.

Он оставил быков, бурдюк и кувшин и отошел в сторону. Ведь он жених. А тут присутствуют старшие и другие поезжане. Надо соблюдать обычай. Свадебный поезд отправился дальше с песней, со стрельбой. Поезжане и дружки были рады, что все так хорошо разрешилось. Привели невесту домой, сыграли свадьбу: ели, пили, веселились.

И я вчера был на той свадьбе. Хотели было дружки жениха меня напоить, да куда им тягаться со мной! Я сел на коня и приехал к вам, чтобы рассказать о том, как пастух женился. У меня от выпивки на его свадьбе голова не болит, дай бог, чтобы и у вас не болела.

БРАТЬЯ-ОХОТНИКИ

Недалеко от озера Рица жили-были два брата. Старшего звали Шарпы-яцва — утренняя звезда: он родился на рассвете. Младший же брат родился вечером, и поэтому его звали Хулпыяцва — вечерняя звезда. Оба брата стали прославленными охотниками.

Однажды братья спускались в ущелье, чтобы отдохнуть у ручья в полуденный зной. Вдруг перебежал им дорогу олень. Шарпы-яцва пошел по следам оленя и так долго его преследовал, что солнце стало уже садиться. Тут только он заметил, что взбирается на самую высокую гору.

Быстро наступила ночь и покрыла мраком следы оленя. Застигнутый ночью на крутизне, Шарпы-яцва крепко ухватился за камень, не решаясь в темноте ни подниматься выше, ни спускаться. И он запел о своей беде, надеясь, что где-то внизу брат его услышит, а может быть, даже как-нибудь поможет.

Хулпы-яцва услышал песню брата, сколько ни думал, ничего не смог придумать, чем ему помочь. Однако он понял, что если сон одолеет брата, тот не удержится на выступе, сорвется и погибнет.

«Не дам ему заснуть до утра!» — решил он и запел:

— Ты, Шарпы-яцва, одиноко сидишь на скале. Олень перехитрил тебя, олень исчез. А я его настигну и застрелю. Ты к утру свалишься и не увидишь утренней зари, и звезды не зажгутся для тебя.

Услышав эту песню, старший брат заметался в тоске.

— Хулпы-яцва, — в гневе закричал он, — я еще жив! Настанет утро, заалеют горы, я спущусь вниз и рассчитаюсь с тобой за глумление!

А Хулпы-яцва пел еще громче:

— Тебе не видеть ни солнца, ни гор, — ты уснешь и сорвешься, как камень, со скалы. Узнав о гибели твоей, жена не прольет даже слезинки. Она — серна, ей нужен джейран, который не боится темной ночи на высокой горе. Этот джейран — я!

Шарпы-яцва крепче ухватился за выступ скалы. Скрежеща зубами, он крикнул брату:

— Хулпы-яцва, замолчи! Не будь так темно, я выстрелил бы в тебя. Ты забыл, что у меня есть сын, он отомстит за меня.

Хулпы-яцва захохотал:

— Твой сын, Шарпы-яцва! Его я сделаю свинопасом. Шарпы-яцва застонал от ярости. Казалось, горы задрожали ему в ответ. Он словно прирос к скале, разгневанный и ненавидящий. А Хулпы-яцва все играл на свирели и до самого рассвета терзал брата песнями одна другой язвительнее. Так Шарпы-яцва и не задремал, а на заре благополучно спустился со скалы.

Он решил пока сдержать свой гнев и молча пошел за братом. Хулпы-яцва радовался, что спас брата. Шарпы-яцва был угрюм, злые мысли терзали его сердце: «Упади я со скалы — разбился бы насмерть. Тогда Хулпы-яцва исполнил бы все, о чем он пел мне ночью. Даже сейчас он доволен и горд». Когда они подошли к речке, через которую было перекинуто бревно, Шарпы-яцва уже не мог сдержать себя — он пропустил вперед Хулпы-яцва и выстрелил ему в голову. Рухнул Хулпы-яцва в бурлящий поток, окрасив его пену своей кровью. Быстрое течение подхватило труп и унесло далеко-далеко, в объятия моря. Перед глазами Шарпы-яцва лишь смутно мелькнуло его лицо, на котором застыла улыбка.

Пришел Шарпы-яцва домой, не взглянул на жену, не поклонился матери.

— А где Хулпы-яцва? — спросила мать.

Шарпы-яцва усмехнулся:

— Сидит там, под горой, и поет свои веселые песни.