Палей и Люлех - Аникин Владимир Прокопьевич. Страница 14
— За маленькой умелинкой охотились, — сказал Палей.
— Ну, и поймали ее? — Отец спрашивает. — Это белка, что ли, какая?
— Нет, это не белка, это — мастерство, художество.
Рассказали они отцу с матерью о Савелии.
Дров нарубили, домой навозили, помогли рожь обмолотить. Тут и отцу с матерью стало получше.
Уж зима в окна глядит.
Затосковали Палей и Люлех по умелинке. А как зеленая земля снова солнцу открылась, отпросились они у отца с матерью опять к Савелию.
— Так что идите, — говорит отец. — Только уж эту умелинку приносите с собой — хоть погляжу на нее.
— Непременно принесем! Тятя, а если нам еще три года придется дожидаться ее? — спрашивает Палей.
— Дожидайтесь, — соглашается отец. — У всякого дела есть свой корешок, своя глубинка. Раз уж это дело вам полюбилось, то добирайтесь до самого корешка.
Сыновья пожелали отцу с матерью доброго здоровья, а сами — в дальний путь.
Шли, шли, на знакомую полянку вышли. Вон и дом приметный. Савелий спит в сенцах. Вдруг слышит он — кто-то шастит на крыльце.
— Кто тут?
— Да это мы, Палейка с Люлешкой… Мы за умелинкой…
— Вот и славно! Будет вам умелинка маленька, найдется и смекалинка, — встречает их Савелий, — но не сразу.
Остались они у Савелия. Золотой рисовке стали учиться, хитрость светлого лака разгадывать. Ну, и резьбой разных вещиц укрепляли руку. Золотые наперстки так и не сходят у них с пальцев.
Савелий дает Палею и Люлеху последнюю задачу:
— Ты, Палей, сделай такую рисовку: медведь по малину собрался. А ты, Люлех, обозначь мне, как волк с ягненком встретился у ручейка. Понятно?
— Понятно! Это мы в два счета сделаем! — отвечают оба.
— Вперед не загадывайте! Хорошо, если к весне справитесь с этой задачкой, — сказал Савелий.
Палей и Люлех взялись за кисти. А Савелий присматривает за молодыми руками. Каждый день дает сто поправочек. Чем больше Палей и Люлех стараются, тем труднее им становится. Только трудность-то эта со сладким привкусом — никогда не надоест. Кажется, на что проще ягоду малиновую нарисовать, но вот ты найди из тысячи одну такую, чтобы всем ягодам была ягода! Иль взять ягненка у ручья! А вот ты так его поверни, чтобы картинка без слов сама все сказала о себе.
Месяц прошел. Палей показывает свой ларец Савелию:
— Как, дядя Савелий, заметна ли умелинка?
— Пока что мало заметна…
— Что же я пропустил? — поник Палей.
— Это уж сам догадайся. Ягода-малинка красна, да не сочна, вялая какая-то. За такой едва ли придет медведь. Да и медведь-то не поймешь зачем в малинник прибрел, — наставляет Савелий.
Стал Палей сочную ягоду искать кисточкой. А Люлех показывает свой ларец:
— Дядя Савелий, а на моем ларце заметна ли умелинка?
— Пока не вижу живой умелинки. Что это за ручеек? Журчит он или спит? Нет, ягненок и волк так не встречаются. Больно уж у ягненка глаза страшны, а у волка слишком ласковы, — показывает Савелий.
— А и правда, дядя Савелий… Как же это я сам не догадался?
— Ты нарисуй такого ягненка, чтобы живой волк его искал, — требует наставник.
Еще месяц прошел. Куда получше стало художество на ларцах: рисовкой краше, тоньше и красками богаче.
— Дядя Савелий, ну как теперь ягода малинка, сочна? — Палей показывает свой ларец.
— И красна и сочна, а вот что она вкусна — этого еще не видно. А медведь-то, видишь, как на нее зарится. Значит, эта ягода должна быть еще привлекательнее, — сказал Савелий.
— Чего же не хватает?
— А вот чего не вижу, что она теплая, солнцем согретая.
— Разве кистью это можно передать? — удивился Палей.
— Попытайся… Ты ее не только краской согревай, но и смекалкой, — подсказывает учитель.
Снова Палей — за свой ларец. А Люлех ставит на стол свой:
— Теперь, кажись, у меня здорово получилось?
— Здорово, да не очень, — говорит Савелий, сам повертывает ларец и так и этак. — Совсем не видно, что ягненок в жаркий день вышел напиться к ручью.
— А где же жару-то взять? Жара у солнца, — усмехается Люлех.
— Не только у солнца. Жара есть и в краске. Ты вот так ее положи, чтобы я видел, что дело было, допустим, в страду, — наставляет старик.
Люлех покачал головой, начал все сызнова. Теперь он понял, что значит не любить безделинку, а любить умелинку. Но умелинка не мотылек, сама не прилетит.
По весне — радость Палею и Люлеху. Взял Савелий Палея ларец, похвалил работу:
— Вот это так! Теперь ягода малинка и красна, и сочна, и вкусна! И видно, чем она медведя завлекла. Не только с цветом, но и с хорошим запахом удалась, Палей, тебе ягода. А медведь точь-в-точь такой, какой приходил вчера к нам на пчельник.
Подошел Савелий ко второму ларцу да и погладил волосы Люлеху:
— Вот это ручей! И ягненок теперь на месте… Верно подметил: капельки у него с губы падают, и кружочки бегут по воде… И волк настоящий разбойник, точь-в-точь такой утащил у нас козленка.
Открыли окна, выставили ларцы на подоконник — посушить на солнце. Савелий, Палей и Люлех сидят в избе.
Идет мимо избы медведь с седым пятном на лбу, глянул на окно, остановился. Видит, его маленький братишка — косолапый мишка малину собирает. Да такая малина, что у большого живого медведя потекли слюнки.
— Глядите: медведь под окном, — шепнул Люлех.
Палей скорее за аркан. Медведь встал на задние лапы, тянется к малине; ягода его к себе манит, да не сорвешь ее… Тут медведя и заарканили, на цепь привязали в сарае.
На другой день мимо окон волчище — рыжий бочище бежит: увидел он, как на ларце его меньшой брат с белым ягненком беседует, остановился, зубами щелкнул, глаза загорелись:
«Я вчера такого съел… И этого съем, отниму у глупого волчонка!»
Люлех скорее за аркан. Волк встал на задние лапы, силится ягненка схватить. Накинули на волка аркан, на цепь — и в сарай.
Вот и пришел день, когда главная хитринка художества перешла в их руки. Смастерили они еще по ларцу — поглядеть любо-дорого! Просят Савелия: скажи, мол, нам свое слово.
А он глянул на их работу, глаза загорелись у старика:
— Ребята вы мои, ребятушки! Не зря я вас учил. Теперь вы самую главную умелинку поймали. Кисти при вас, клык медвежий тоже, вся моя тайна с вами. Ступайте восвояси. А свататься вздумаете — приезжайте, да след к беглому Савелию воеводским псам не указывайте. Белянушка с Чернявушкой вас ждать будут.
Напоил, накормил братьев Савелий, хлеба им запас в путь-дорогу дал.
Вывели из сарая медведя и волка. Что с ними делать?
— За проступки следовало с вас обоих теплые шубы снять, — говорит лесным зверям Савелий. — Ну, так и быть, искупите свою вину: везите Палея и Люлеха на родину, к ним в село. Да слушайтесь же!
Сел Палей на медведя. Люлех — на волка. В котомках у них и ларцы, и кисти, и краски. Покатили. Хворост трещит, волк — ноги, благо, длинные — перескакивает через валежины, еле поспевает за ним ленивый медведь.
Волк замышляет: «В чащу Люлеха завезу, может, со спины стрясу, там его и съем…» Но не тут-то было, не такой седок попал: Люлеха и Палея не обманешь.
Долго ехали Палей и Люлех — и под дождем мокли и под солнцем сохли. Добрались наконец.
Глянули — и места родного не узнали. И так-то селенье было не селенье, а тут уж осталось всего ничего. Одна родительская изба стоит на пригорке — ни окон в ней, ни дверей, и на месте остальных изб зола да пепел.
— Где ж народ-то наш? Что тут было, пока мы пропадали?
Посидели Палей с Люлехом у разбитой избы, пошли бережком вдоль реки. Зеленый бугор травой порос, березка над ним на тонкой ножке стоит. Под березкой — камень-дикарек, под камнем — жестянка. Глянули они в жестянку, а в ней грамота.
В грамоте написано: лежат-де под этим бугорком Елисей с Охромеевной, по весне ханы-баскаки били их прелюто, и соседей тоже. Схоронили их соседи, а сами тайное пристанище искать ушли, домишки свои огню предали.
Погоревали над могилою сыновья. Стали думать, что же теперь делать? Уходить ли отсель, здесь ли оставаться?