Домовенок Кузька и Вреднючка - Александрова Галина Владимировна. Страница 3

— А ты мед весь слижи, он и отлипнет, — посоветовал ему вкрадчивый голосок за спиной.

Испугался Кузька, дернулся, не удержался на ногах, упал и прилип к сладкому полу всем брюшком. А зря испугался. Потому что разговаривала с ним хорошая и покладистая кошка Фенечка, а не неведомое чудище. Лежит бедный домовенок на брюшке, чуть не плачет, держит ладошки на весу, чтобы они хоть не прилипли.

— Как же я весь мед слижу, — жалуется он, — у меня же язык маленький, а не как у змеи или ящерицы. Я везде не достану. Лучше ты слижи, пока тоже не влипла.

— Вот если бы кто сметану либо сливки пролил, я бы с превеликим удовольствием, — мурлычет Фенечка, — а мед мы, кошки, не едим. Вот если ты позволишь мне на пол крынку со сливками опрокинуть, тогда, может быть, помогу. Вместе со сливками и мед слижу.

Задумался Кузька. Жалко ему целую крынку сливок на свое освобождение тратить. И что скажут о нем другие домовые, если позволит он кошке такое безобразие учинить? Нет, никак нельзя крынку на пол скидывать.

А с другой стороны, не век же ему к полу приклеенным лежать! И руки уже устали, так и хочется ими об пол упереться! А нельзя. Тоже прилипнут, тогда еще страшнее будет. Но на то и был Кузька непростым домовенком, чтобы найти выход из самой сложной ситуации.

— Ой, — испугался он, — чего это у тебя в хвосте возюкается?

— Где? — тоже испугалась кошка.

А кошки очень не любят, когда у них в хвостах кто-нибудь возюкается. Фенечка приподняла хвост, внимательно осмотрела его со всех сторон, но никого не увидела.

— Вон, вон, — продолжает интриговать ее Кузька, — на самом кончике. Наверное, блоха завелась. Или лишай даже, — приврал он для пущего страху.

А для кошки ничего нет страшнее лишая. Потому что лишаистых кошек никто не гладит по лишаистой шерстке, и даже детям не разрешают играть с ними, хотя они ни в чем не виноваты. Так и живут они: неглаженные, грустные, лишаистые, пока не уйдет лишай. А он не уходит долго.

У Фенечки никогда не было лишаев, и она не знала, как они выглядят. Но зато она прекрасно знала все их последствия. Поэтому она вытаращила глаза и стала с ужасом рассматривать свой ставший опасным хвост.

— Вон-вон, — кричит из последних сил домовенок, — сейчас уже своими зубищами вцепится! Давай сниму.

Перепуганная кошка быстро дает свой хвост домовенку, а тому только того и надо. Вцепился Кузька своими ручками в пушистый хвост кошки, да так крепко, что та еще больше испугалась. Подумала, что это лишай ее кусает. Дернула хвостом, домовенок и отлетел от вязкого пола. Сидят оба на полу, липкие, уставшие, сердитые. Фенечка — на Кузьку, что обманул. Кузька — на мед, что прицепился. А тут дверь открывается и просовывается лохматая шишигина голова. Не приметил в темноте Вреднючка домовенка с кошкой, раздул щеки, дунул, и вся изба утонула в клубах пыли.

Это шишига специально собрал пыль на улице и за щекой принес в дом. Пока Кузька с кошкой чихали, отплевывались да глаза протирали, шишига проскользнул в свое логово и исчез. Сам-то он исчез, а на занавесках, лавках, полу, кошке и домовенке остался лежать толстый слой пыли.

Отчихался Кузька, проморгался, осмотрелся и говорит:

— Ну берегись, шишига бесконтрольная. Домовенок Кузька вызывает тебя на бой!

Глава 5. ШИШИГУ ЖАЛКО

Сидит Кузя со своим другом Нафаней и девочкой Анюткой на травке возле коровника, жалуется им на свою беду. Задал ему Вреднючка работенку, всю ночь трудился домовенок: пыль убирал, мед слизывал, подпиленные тарелки и чашки обратно склеивал. А потом еще два часа бегал по лугу, сам в росе мылся. А то страшно представить было, что случилось бы, если он таким же липким и грязным день встретил. От одних мух отбоя не было бы.

— Какой он, шишига этот? — спрашивает Нафаня. — Скажи, может, знаю чей. Отправим Вреднючку в свой дом, пусть его домовой и мучается. А то, глядишь, и твоих шишиг всех перевоспитает. Тоже безобразничать начнут.

— Какой-какой? Никудышный. Ручки-ножки тоненькие, как лапы у мышки, — сердито говорит Кузька.

— Голодненький, наверное, — вздыхает жалостливая Анютка.

— Шепелявит. Говорит — не поймешь ничего. Как младенец в люльке, — презрительно фыркает Кузька.

— Никто с ребенком не занимается, сирота, наверное, — жалеет Анютка.

— Головенка лохматая, нечесанная, немытая, как швабра у нерадивой хозяйки. За лохматульками даже ушей и носа не видно, — уже не так сердито ворчит домовенок.

— И никто о нем не заботится, — пригорюнивается девочка.

— Через космы только глазенки блестят, — почти совсем мирно продолжает Кузька, — сердитые такие, колючие, дикие.

— Бедненький, — совсем расстраивается Анютка, — никто его, маленького, не любит.

— И нечего его любить, — пытается снова разозлиться домовенок, — вот пусть только попадется мне. Посмотрим, кто кого. У меня мышцы, кулаки, и я приемчики знаю. Баба Яга показала. Как ногой кувыкну, как голосом киякну, как рукой жваркну, так и дорогу в избу мою забудет.

На самом деле Кузька совсем не хотел «кувыкать, киякать и жваркать» шишигу. Ему почему-то и самому стало жалко это маленькое, никому не нужное, никем не любимое создание. Он просто не хотел показывать виду. Настоящие домовые должны безжалостно защищать свой дом от всякой пакости, иначе они — не настоящие домовые.

— Значит, прогонять будешь? — заволновался Нафаня, — надо бы в своей избе все щели позаделать, чтобы ко мне ненароком не пришел. Да и другим домовым передать. А то шишига, кажись, не наш, пришлый. Теперь так и будет дом в нашей деревне подыскивать.

— И будет бедненький шишига скитаться от дома к дому, стучаться в закрытые двери, а его все гнать будут и никто не даст ему ночлега и чашки чая, — чуть не плачет Анютка. — А может, просто никто и не пытался его воспитывать? Может, он просто не знает, что такое хорошо, а что такое плохо?

— Ему чашку чаю дашь, а он ручку ей перегрызет. Сам перегрызет, сам и кипятком обварится, — ворчит Кузька.

Ворчит, а сам думает: а может, и впрямь попробовать перевоспитать шишигу? Маленький он еще, несмышленый. Негоже такому большому и серьезному домовому, как Кузька, маленьким и глупым в помощи отказывать.

Встает домовенок, гордо поднимает голову и говорит:

— Не буду я пугать этого шишигу. Я его по-другому побеждать буду. Я из него образцово-показательного шишигу делать буду. Он у меня еще на «Доске почета шишиг» висеть будет!

Глава 6. СЛОНОЛОШАДКА

Сказал и, недолго думая, принялся за дело. Сначала следовало подлечить домашние цветочки в горшках. Противный шишига за время Кузькиного отсутствия столько тли, клещиков и гусениц из леса натаскал, что листики растений совсем пожухли, а бутоны потемнели и опустили головки. Сосут паразиты соки из цветов, чавкают страшными челюстями, заклеивают поры липкими лужами.

Задыхаются цветы, чахнут, нет у них мускулов, кулаков и зубов. И даже голоса зычного нет, чтобы они киякнуть могли. Нечем им бороться с врагами. Только и могут они тихо просить о помощи. Но голос их так тих, что не каждый услышит его, а только самый чуткий и внимательный. И тот, кто понимает язык птиц, зверей и растений. Домовой, например.

— Он и водичку у нас всю выпивает, — жалуются наперебой цветы Кузьке, — бабушка Настасья польет нас, а он сунет свой хоботок в землю и всю влагу высосет. Глядь — земля опять сухая, как каменная.

Слушает Кузька и все передает Анютке. А у той слезы на глазах. От стыда и от жалости. Лето, бегает девочка целыми днями на улице и недосуг ей посмотреть, что с цветами делается. А они погибают.

Не стала она дальше слушать, подхватила ведерко и помчалась к прозрачному роднику за водой. Прибежала, хотела полить цветы, а Кузька не дает. Вместо этого, почему-то берет воду в горсть и на девочку брызгает.