Сибирские сказки - Автор неизвестен. Страница 29

…А дни шли да шли.

Построил жильё Колькет. Рыбы навялил, насушил. Кедровых шишек много набрал. За работой незаметно похудел Колькет. Стал лёгким на ноги, сильным на руки.

Тем временем осень подошла к тайге.

Взмахнула она одним крылом — берёзы в золотой цвет одела. Взмахнула другим — осины багряным цветом покрылись. Цветом зари загорелись на рябинах гроздья ягод.

Потянулись с севера гусиные караваны на юг.

Тут старик будто вспомнил:

— Ох, Колькет, отец с матерью тебя, поди, потеряли. Грузи орехи в обласок. Клади туда рыбу. Езжай к родителям. Я покажу, в какой они стороне живут.

Обрадовался Колькет, начал собираться. Стал в обласок рыбу сушеную, вяленую грузить, орехи складывать. Полный обласок нагрузил, а всего еще много остаётся. Что делать?

Откуда ни возьмись — помощь пришла. Первым олень прибежал — грузи на спину два мешка. Потом медведица с медвежонком явились, по мешку орехов в охапки взяли. А тут и журавлиная стая пришагала. Каждый по большой рыбине в клюв взял.

— А кому жильё останется? — спросил старика Колькет.

— Охотнику, прохожему пригодится. Положи туда запас рыбы, орехов. Дров сухих припаси, — посоветовал старик. — Может, человек голодный, мокрый придёт. Спасибо скажет.

Так и сделал Колькет. А старик сказал ему на прощанье:

— Помни, сынок: чужим трудом не проживёшь, человеком не станешь.

Колькет поклонился старику, спасибо сказал.

Стоя в обласке, против течения, навстречу солнцу поплыл Колькет.

А по берегу весь караван за ним отправился. Долго вслед им смотрел старик.

Дивилась тайга: плывёт против течения, стоя в обласке, человек, а по берегу, один за другим, бегут за ним круторогий олень, медведица и медвежонок, выступают один за другим журавли с поклажей.

Ох, как обрадовались отец и мать Колькета! Как вырос, изменился Колькет! Отец говорит:

— Совсем большой сын стал. Может, ты сильней меня.

Тут взял Колькет отцовский лук, стрелу с железным наконечником, натянул тетиву до плеча, пустил стрелу. Полетела она к дальней сосне, поломанной бурей, ударила в ствол, насквозь прошла.

— Хорошо, сынок, — сказали отец с матерью.

Угощать они сына стали.

На праздник пришли к ним медведица с медвежонком, прибежал круторогий олень, прилетели друзья-журавли, примчались шустрые белки. Старик пожаловал. Его на самое почётное место усадили. Он что-то по пути черёмухе сказал. И вдруг та девушкой в белом платье обернулась, и её к столу позвали. Всем угощенья хватило, много разной еды было, кому какая нравится.

А медвежонок сел к туеску с медом, обнял его, начал лапами мёд черпать, ел, причмокивал, живот поглаживал. Объелся, лёг на спину, лапы раскинул. Тут медведица спохватилась, за шиворот медвежонка взяла, к речке повела.

А медвежонок идти не может, падает.

Медведица за загривок подняла его, в реку окунула, заставила воду пить, купаться.

Смеялись все в тайге, на медвежонка глядя.

А потом долго ещё праздник шёл.

Журавли свои танцы показывали. Медведица со стариком в пляс пошли. Затанцевали таёжные цветы сараны, хоровод девичий закружили. Девушка Черёмушка с Колькетом с ними вместе плясали. А белки в больших колёсах кружились, карусель делали.

Долго в тайге все помнили, как пир шёл.

И нам о том рассказали.

Маченкат

Давно это было. Жили брат с сестрой. Отца, матери не помнили, одни в тайге выросли.

Сестра дома пищу готовила, а брат зверя промышлял. Подошла охотничья пора — брат в тайгу собрался.

Брат сестре наказывал:

— Маченкат, если гости будут, ты хорошо встречай. Бурундучок придёт — накорми, сорока прилетит — накорми.

Брат ушёл. Сестра из меха шубу шить начала. Работала, работала — ни сорока не прилетела, ни бурундучок не пришёл — медведица пожаловала! В дом вошла — поклонилась.

Маченкат испугалась, к печке подскочила, золы схватила — зверю в глаза бросила.

Медведица лапой прикрылась, заревела, по дорожке, по какой брат ушёл, побежала.

Время пришло — снег таять начал. Сестра брата ждёт. Сегодня ждёт и завтра ждёт. На край высохшего болота вышла. Видит: вихорь-снег вдали поднимается, будто брат идёт навстречу. Думает: «Сердится, видно, на меня брат!» Смотрит, а вихорь пропал, брата не видно. Пождала, пождала, повернула лыжи назад, пришла домой. Вечер прошёл, ночь прошла, а брата и утром нет.

Живёт Маченкат дальше. Снег совсем сходить начал. Снова она лыжи надевает, отправляется брата встречать. На болото вышла, опять то же видит: брат навстречу идёт, снег-вихорь вверх поднимается. Маченкат подумала: «Пусть сердится брат — пойду встречать!» Доходит до того места, где вихорь поднимался, а брата здесь нет, как не бывало. Лыжня, где он шёл, заровнялась, а по ней медведь прошёл. Сестра по медвежьему следу пошла. Дошла до края тайги — стоит нарта брата, а его нет нигде. Брат, видно, домой шёл, медведь его встретил. Сестра подумала: где искать брата?

…Вечером себе котомку сделала. Всю ночь не спала. Утром, только светло стало, на улицу вышла. Лыжу взяла, бросила к вершине реки. Лыжа катиться не стала, перевернулась.

«Туда дороги мне нет», — подумала сестра. Лыжу на низ бросила к устью. Туда лыжа покатилась. Вот куда идти надо.

Маченкат на лыжи, выдренным мехом подбитые, встала, по тому пути, куда лыжа покатилась, пошла.

Долго ли, коротко ли шла — вечерняя пора подходит, дрова заготовлять время настало. Переночевать надо. Маченкат пней гнилых натаскала. Для растопки пень берёзовый сломить надо. Сломила пень — из-под него лягушка выскочила.

— Какая беда! — лягушка закричала. — Ты мою избу сломала. Хочешь меня заморозить?

Девушка ей говорит:

— Сломала — поправлю, я ведь не знала, что тут твой дом… Не сердись.

— Давай вместе ночевать, — говорит лягушка, — сёстрами будем. Я сейчас костёр разведу, котелок вскипячу, ужин сделаю.

Занялась лягушка делом: гнилушки сыплет в котёл. Девушка говорит ей:

— Не будем гнилушки есть. Мясо сварим. У меня запас есть.

Согласилась лягушка:

— Давай мясо есть.

Сварили ужин, поели. Легли спать. Утром лягушка говорит:

— Давай поменяемся на время одеждой и лыжами.

Девушка лягушкины лыжи-голицы надела, шубу дырявую надела, а лягушка её лыжи, мехом подбитые, и шубу взяла. Пошла девушка в гору, а лыжи назад катятся. Никогда она не ходила на лыжах-голицах — падает. Насилу догнала лягушку.

Лягушка радуется:

— Ой-ёй-ёй! Какие лыжи у тебя! Под гору сами катятся, в гору сами идут!

Маченкат говорит:

— Ох, какие худые у тебя лыжи! На гору не могла вылезти на них. За снег хваталась — все руки поцарапала.

Тут они снова поменялись всем. Лягушка свою дырявую шубу надела, а девушка — соболиную шубку.

Лягушка говорит:

— Ты, девушка, для подружки ничего не жалеешь. За это я, срок придёт, отплачу тебе.

Сварили они обед. Поели. Пошли в свой путь.

Долго ли, коротко ли шли, слышат, где-то лес рубят. Они ближе подходят. Видят, люди город большой строят. Лягушка сказала девушке:

— Сейчас нас женихи встретят. С золотыми подвязками мой жених будет, с ремёнными подвязками — твой жених.

Девушка лягушке отвечает:

— Что ты, сестричка, говоришь? В незнакомый город пришли, какие здесь женихи нам с тобой?

К берегу подходят, а два парня — навстречу к ним: одного звать Кана, другого — Колькет.

Кана — человек умелый был, знает всё и всё может сделать. Девушка смотрит на Кана. На нём золотые подвязки. Кана к лягушке подошёл, поклонился ей, на плечо руку положил, и тут она в девицу-красавицу превратилась.

Колькет подошёл к Маченкат, поклонился ей. Глаза голубые, улыбаются, кудри вьются кольцами.

Колькет девушку Маченкат за руки стал брать:

— Я давно тебя ждал.