Не было бы счастья... - Биварли (Беверли) Элизабет. Страница 24

Вчера ему было чертовски трудно вести себя так, будто ничего не случилось, но он принял правила Зои. Она появилась утром как ни в чем не бывало, и ему оставалось только подыграть ей. Но сегодня уж его подача.

— Корзинка для пикника — есть, — отметил он. — Свежие цветы — есть. Свечи и спички — есть. Слегка охлажденное шардонне — есть. Запасные подгузники — есть. Любимая погремушка — есть. Готовое питание — есть.

Он обернулся к Джулиане, восседающей в кресле-качалке для грудничков посреди кухонного стола. Джулиана ответила пристальным взглядом огромных голубых глаз.

— Кажется, все взяли, как ты считаешь, а, Джули?

Она яростно задергала ножками, кресло закачалось, вызвав у нее восторженный вопль.

— Вот тут ты права. Музыка не помешает.

Та-ак, крошка Эдит Пиаф — это то, что нужно, верно? Может, еще пленку Тони Беннета? Ну как же я о тебе забуду? Вот, видишь, беру Алвина. Годится?

Джулиана благодарно загулила.

— Не за что, — с поклоном отозвался Джонас. — Всегда рад услужить.

Звонок прозвенел ровно в семь тридцать. Джонас подхватил Джулиану на руки, чтобы Зои увидела их вместе. На пороге они обнаружили дрожащую, осунувшуюся Зои с покрасневшим от холода носом — что было очень странно, поскольку на улице заметно потеплело.

— Доброе утро, — произнес он как можно более обыденным, ничего не значащим тоном. Не хватало еще, чтобы она догадалась о его намерениях!

— Б-б-бривет, — пробубнила она и шмыгнула в прихожую. — Брошу брощедия за обоздадие, до да дороге ужаздая бробка.

Кажется, объясняет свое опоздание пробкой на дороге, догадался Джонас.

— Ничего страшного, — заверил он ее. — А… мм… ты в порядке?

— Я броздудилась. — В подтверждение она несколько раз громко чихнула.

— Будь здорова, — автоматически отозвался Джонас.

— Спасибо. Мде, давердое, де дуждо бодходить к Джули. До если у дебя броблебы, я бодожду, бока ды договоришься с кеб-дибудь.

— Вообще-то у меня сегодня выходной.

Зои испустила протяжный вздох облегчения.

— Дначит, я богу бойти с бобой.

Джонас кивнул.

— Отличная мысль. Дай нам с Джули пять минут на одевание — и мы отправимся с тобой. Она замахала руками.

— Не нужно. Не хочу вас заражать.

— И не думай даже, — бросил он ей. — У тебя ужасный вид. Тебе нельзя оставаться дома одной. Мы с Джули о тебе прекрасно позаботимся. Вот увидишь.

Она открыла было рот для возражений, но он ее опередил:

— Я тебя отвезу. Свою машину заберешь позже.

И без дальнейших разговоров он вернулся на кухню, чтобы собрать реквизит, приготовленный для привлечения Зои на свою сторону. При всем желании нельзя было бы подгадать лучшее время для простуды, думал он. Плохо, конечно, что она заболела, но уж такой редчайшей возможности он не упустит. За ней нужен уход, и Джонас ей его обеспечит. В конце концов, врач он или нет? Больше того, он не просто врач, он влюбленный врач.

Он преподаст Зои Холланд жизненно необходимые ей уроки. Покажет ей, что он далеко не тот человек, за которого она его принимает. Внушит, что жизнь продолжается даже после такой, как у нее, ужасной трагедии. Но что важнее всего — он убедит Зои, что они созданы друг для друга. Вместе они сумеют сотворить чудеса. Уже сотворили, если на то пошло.

— Де хочу заразить Джули, — продолжала отнекиваться она, когда он вернулся в гостиную.

— Просто не бери ее на руки, и все, — сказал он. — Сама же мне недавно говорила, что она здоровый ребенок. Как медики, мы с тобой знаем, что заразиться можно только при близком контакте. Не приближайся к Джули — и с ней все будет в порядке.

Малышка у него на руках заулыбалась и несколько раз кивнула в знак согласия.

— Вот видишь? — сказал Джонас. — Джули тебя ни за что одну домой не отпустит.

— Збазибо, Джуии, — сухо пробормотала Зои. — Дадеюсь, ты бодибаешь, да что идешь. — Только сейчас она заметила корзинку в свободной руке Джонаса и свисавшую с его плеча сумку с подгузниками. — А это бзе что такое?

— Лекарство, — заявил он. — От многих болезней.

— До…

— Так, все, идем, пока ты еще держишься на ногах.

— Я… я бдосто…

Он приложил ладонь к ее лбу.

— Кажется, у тебя еще и температура, — не дослушав, сообщил ей Джонас. — Чем быстрее мы уложим тебя в постель, тем лучше.

Зои, взглянув на него с подозрением, не решилась прояснять вопрос о множественном числе. То ли Джонас намеренно высказал туманный намек, то ли нет — она не могла понять… У него такое невинно-вежливое выражение лица, как будто в их отношениях ровным счетом ничего не изменилось. Как будто между ними не проскакивали искры одурманивающей страсти. Как будто в прошлую пятницу они не провели вместе в постели целую ночь… ночь любви, позабыв даже об элементарной предосторожности.

Как будто он понятия не имел, что она потеряла от него голову.

Зои отмахнулась от коварной мысли. То, что она испытывает к Джонасу, не может быть любовью. Это всего лишь неясная, ненужная, случайная тоска, наслоившаяся на простуду. Всего лишь какое-то глупое влечение, которого и быть-то не должно; всего лишь пробившаяся сквозь годы забвения жажда давно утраченного. Жажда семьи.

О, Боже, она должна была сразу догадаться, что так получится. Две недели, проведенные с Джонасом и Джулианой, вызвали к жизни умершее, как ей казалось, чувство материнства. Как она могла допустить подобную беспечность? Как могла позволить себе привязаться к ним?

Прелесть ее работы в том и заключалась для Зои, что она не успевала привязываться к малышам. Дети появлялись и исчезали из родильного отделения. Она была им необходима на определенный момент — и все.

Ей просто не хватало времени их полюбить.

Даже малыши Ливи и Сильвии не вызвали в ней того мучительного чувства тоски, которого она опасалась. Зои не несла за них ответственности, ей не нужно было заботиться о них день за днем, следить, как они растут. Ее любовь к ним не выходила за рамки той самой любви, какую она испытывала к своим подопечным в отделении грудничков.

С Джулианой все вышло по-другому. За эти неполные две недели Зои узнала малышку слишком близко, и та стала частью ее души. Пусть даже Джули и жила у Джонаса, все равно ответственность за нее лежала в последнее время на плечах Зои. Тревожное и теплое чувство разрывало ей сердце, когда она думала о том, как легко позволила себе привязаться к этой крошке. И сейчас, глядя на мужчину с малышкой на руках, Зои была вынуждена признать, что точно так же привязалась и к нему. Зои понятия не имела, что же ей с этим делать.

— Ну же? — вопросительно произнес Джонас.

Зои попала в поле зрения Джулианы, и та заулыбалась, протягивая к ней крохотные кулачки. На малышке были розовый шерстяной комбинезончик и белоснежная вязаная шапочка, подчеркивавшая голубизну ее больших глаз. При виде счастливой беззубой улыбки на пухлом личике Зои совершенно растаяла. Она протянула было руки — и тут же уронила их, вспомнив о своей простуде. Зияющая рана в ее сердце стала словно еще больше.

— Я… — начала она. Но голос ее затих, она забыла, что хотела сказать.

— Ты должна лежать в постели, — закончил за нее Джонас. — И за тобой кто-то должен ухаживать.

Зои промолчала, но после приглашающего жеста Джонаса прошла-таки к двери и переступила через порог.

— Я боведу, — негромко бросила она следующему за ней по пятам Джонасу. — Де хочу бдосать башиду.

— Ладно, — отозвался Джонас, которому явно надоело препираться с ней.

«За тобой кто-то должен ухаживать», — про себя повторила она. Как же он ошибается. Ей хотелось показать ему, насколько его слова далеки от истины. Объяснить, что она отлично справлялась сама целых пятнадцать лет. Но этот аргумент вдруг показался ей нелепым. Отлично справлялась. Может быть. Раньше. Но не сейчас. Сейчас она только и делает, что думает о счастье, которого у нее никогда не будет.

Скоро все закончится. Она должна была Джонасу и Джулиане еще только один день. Пройдет пятница, Джулиана исчезнет из ее жизни, и Зои сможет опять запрятать память об Эдди в самый дальний уголок сознания. Пройдет пятница, Джонас, с его обаянием, тоже исчезнет из ее жизни, и Зои сможет выбросить из головы глупые и ненужные мысли о семье. Все будет отлично, как только закончится этот день. Ей оставалось лишь надеяться, что это самое «отлично» поможет ей выжить в течение следующих сорока-пятидесяти лет.