Бухтик из тихой заводи - Рутковский Владимир Григорьевич. Страница 19
Вдруг ноги его провалились в пустоту. Он еле успел ухватиться за какой-то чахлый кустик.
И в ту же минуту всё изменилось. Омаша повернулась к нему, и в её глазах сверкнула злоба. Послышался торжествующий смех — и она, словно подхваченная ветром, исчезла. Рядом испуганно и громко заквакала лягушка.
А Серёжа медленно начал погружаться в холодную трясину…
Внезапно Оля проснулась. Ей показалось, будто кто-то окликнул её. Она села на кровати и начала прислушиваться. Нет, только показалось. Вокруг стояла тишина, заполненная далёкой трескотнёй цикад. Огромный круг луны стоял высоко в небе.
Оля взглянула на часики, подаренные мамой на день рождения: стрелка показывала ровно на полночь.
«Может, Серёжа уже вернулся?» — подумала она и посмотрела на Серёжино окно.
Нет, он ещё не вернулся — окно было приоткрыто. А они договаривались, что Серёжа закроет его, когда вернётся…
Тогда она уселась на подоконнике и стала ждать.
Оля всматривалась в тревожную, таинственную полутьму, освещённую призрачным лунным светом, и чувствовала, как её всё больше и больше охватывает какое-то беспокойство. Идти через колючие кусты, вздрагивая от каждого шороха, пробираться через перелесок, где за каждым деревом, кажется, кто-то ожидает тебя… Бр-р…
Нет, она ни за что не согласилась бы пойти ночью в лес! Да что там ночью — она и днём опасается туда ходить одна.
«Бедный, милый и храбрый Серёжа, — грустно подумала Оля. — Если бы ты только знал, какая я трусиха, ты бы, наверное, не дружил со мной…»
И вдруг ей почудилось, будто возле реки кто-то закричал. Оля распахнула окно и стала прислушиваться. Нет, это был не Серёжин голос. Это кричала лягушка. И кричала она так, что у Оли между лопаток пробежал мороз.
И тут она заметила на опушке, освещенной луной, тёмную точку. Точка эта с каждой секундой увеличивалась, и скоро Оля узнала Бухтика.
Да, это был Бухтик. Только что его разбудил отчаянный крик Квакуши Премудрой, и Бухтик сразу же догадался, что его другу угрожает смертельная опасность. Он хотел было побежать к нему на выручку, но вовремя опомнился: в ночь полнолуния перед Омашиным колдовством не устоял бы и десяток водяных жителей. Только перед человеком колдовство отступило бы.
И поэтому Бухтик бежал к санаторию так, как не бегал ещё ни разу в жизни. Хорошо, что вчера он выпросил у Серёжи впрок одну таблетку и спрятал её под ивой!
Он вбежал во двор и остановился: все окна были тёмные. И только в одном виднелась голова девочки…
Оля и опомниться не успела, как перед ней выросла лохматая фигура Бухтика.
— Серёжа в опасности! — задыхаясь от быстрого бега, сказал он. — Нужно его спасти!
— Где он? — спросила Оля.
— Там, в болоте… Омаша заманила его в болото, и он…
— Идём! — твёрдо сказала Оля и спрыгнула с подоконника.
Серёжа медленно погружался в трясину.
А рядом всё так же надрывалась от крика большая лягушка.
Больше никого не было.
Несколько раз он пытался выбраться из трясины, но чахлый кустик, за который он случайно уцепился, не мог выдержать тяжести Серёжиного тела. Хрупкие ветки ломались под руками, корни трещали всё сильней.
Серёжа тоскливо смотрел на синее, усеянное звёздами небо, на деревья, темнеющие поодаль, на большой упругий куст лозняка, стоявший за этим, чахлым. Эх, дотянуться бы до него!
Но до того куста ему уже не дотянуться. И никогда больше не увидит он этих звёзд…
Внезапно лягушка замолчала и повернулась к лесу. В ту же минуту Серёжа услышал чьи-то быстрые шаги и звонкий голос Оли:
— Мы здесь, Серёжа! Мы идём!
Суд
— Да, это я потребовала суда, — сказала Омаша. — Нужно наказать виновных!
— Виновных я накажу, — согласился Барбула. — Но сначала выслушаю всех.
— Кого здесь выслушивать? — перебила Омаша. — Чару? Так она ещё маленькая. Может, Бухтика? Так это же он во всём виноват!
— Всех выслушаю, — твёрдо ответил хозяин заводи. — Я судья. А судья должен выслушать всех.
— Тогда выслушай сначала меня, — потребовала Омаша.
— Хорошо, — согласился Барбула.
— Что говорит закон водяных жителей? Он говорит, что в полнолуние никто не должен вмешиваться в дела русалок. Но Бухтик его нарушил…
— Я не мог иначе поступить, — сказал Бухтик. — Серёжа мой друг.
— Верно, — подтвердил Барбула. — Плохо, очень плохо ты, Омаша, поступила. Друзья Бухтика — наши друзья. Это тоже закон.
— Да какие они друзья? — зло возразила Омаша. — Разве друзья станут уничтожать мой огород? Разве друзья станут вытаскивать на сушу мою лучшую подругу? Нет, они мои враги! А есть ещё один закон: мои враги — ваши враги. Но Бухтик и этот закон нарушил: он помогает моим врагам!
— Мм-да… — нерешительно произнёс хозяин заводи.
Ему было очень тяжело. Не впервые спорили между собой Омаша и Бухтик, но никогда ещё дело не доходило до суда. И он, хозяин заводи, должен был немедленно что-то решать. А решение, как ни крути, было только одно: нужно кого-то сурово наказать. Но ведь перед ним его собственные дети!
И сердце Барбулы прямо-таки разрывалось от боли.
— Может, помиритесь? — помолчав, предложил он.
— Никогда! — воскликнула Омаша. — Я ему этого не прощу.
— Нет, — так же твёрдо ответил Бухтик. — Она напала на моего друга.
А Чара молчала.
— Ну что ж… — грустно произнёс Барбула. — Тогда, Омаша, говори, чего требуешь.
— С этого бы и начинал, — сказала Омаша. — Я требую, чтобы в этой заводи мне никто не мешал. Я хочу, чтобы дети из санатория были сурово наказаны.
— Не слишком ли многого ты хочешь? — рассердился Бухтик. — Учти, что своих друзей я в обиду не дам!
Но Омаша, будто и не слыша его, продолжала:
— Ещё я требую, чтобы Бухтик не мешал мне, когда я буду их наказывать.
— Этого ты никогда не дождёшься! — воскликнул Бухтик.
— Ах так! Тогда я требую, чтобы он немедленно ушёл в изгнание! Пусть живёт в самом глухом болоте! Один!
Воцарилась долгая тишина. Одиночество считалось в заводи самым страшным наказанием.
— Это твоё последнее слово? — наконец проговорил Барбула.
— Да, — отрезала Омаша. — Я требую, чтобы он сейчас же покинул заводь!
Барбула вздрогнул. Ссоры ссорами, но он себе и представить не мог, что когда-нибудь придётся разлучиться с сыном.
— Но… всё же, Омаша, подумай… Это же твой брат.
— Я требую!
Барбула перевёл тоскливый взгляд на сына.
— Ты что скажешь, Бухтик?
— Я не жалею, что так поступил, — ответил Бухтик. — Я всегда буду помогать друзьям.
— Гм-м… А что скажешь ты, Чара?
У Чары дрожали губы. Она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
— Жалко Бухтика… И детей… — сказала она. — Они спасли ему жизнь, там, в санатории. И корни укрепили.
— Вот-вот, — оживился Барбула. — А стихи кто нам читал?
— Поэтому я хочу, чтобы Омаша взяла свои слова обратно. А ещё — чтобы пообещала не трогать детей…
— Нет, — сказала Омаша.
— Тогда… тогда я тоже уйду.
— Ну и уходи на здоровье! — фыркнула Омаша. — А мы с отцом вдвоём останемся. Думаешь, мы будем скучать, если уйдёшь? Нисколько! Верно, отец?
Барбула не отвечал. Он думал. И от этих дум голова у него вот-вот готова была разорваться на части.
«Чара, Бухтик… Да что же это? Как же без них? — горевал хозяин заводи. — Неужели ничего нельзя сделать?»
Наконец Барбула поднял голову и обвёл взглядом своих детей.
— Да, сделать ничего нельзя, — сказал он. — Нужно кого-то изгнать. Но в изгнание пойдёт не Бухтик, а ты!
И Барбула указал на Омашу.
Суходых
После того как Омаша ушла в изгнание, Барбула совсем занемог. Правда, дочь поселилась не так далеко, в соседней речушке, и Барбула пообещал, что если она исправится, то может вернуться обратно. Всё же он жалел свою дочь, хотя и знал, что поступил правильно.
Хозяин заводи шёл по дну речушки и ворчал на весь мир: на мальков, которые вечно путаются под ногами, на вязкое дно, на солнце, которое стало слишком поздно всходить и рано ложиться…