Всё о Ёжике, Медвежонке, Львёнке и Черепахе - Козлов Сергей Григорьевич. Страница 3

— Не надо, — сказала Мышка.

— Да чем же мне тебе отплатить?

— А ничем, — сказала Лесная Мышь. — Было бы хорошо, если бы тебе помог мой совет.

— Спасибо тебе! — сказал Заяц. И побежал от Мышки задом наперёд, улыбаясь и шевеля усами.

«Здорово! — думал Заяц. — Теперь меня никто не поймает. Надо только хорошенько натренироваться, пока не высыпал снег».

Он бежал задом наперёд через любимый свой лес, спускался в овраги, взбирался на холмы, «получается!» — вопил про себя Заяц и чуть не плакал от радости, что теперь уже никто никогда не отыщет его в родном лесу.

Сосновая шишка

Светлый вечер в осеннем лесу. Затрещала и смолкла неизвестная птица. Заяц выбежал к ручью, сел и стал слушать, как журчит вода.

— Вода, вода, куда ты бежишь? — спросил Заяц.

— С камушка на камушек по камушкам бегу!

«По камушкам. Хорошо ей! — подумал Заяц. — Вот бы мне так!»

Пришёл Муравей.

— Ты что бродишь? — спросил Заяц. — Скоро зима, а ты по лесу шатаешься?

— Надо, — сказал Муравей. Зачерпнул ведёрком воды и пошёл.

— Стой! Давай поговорим, — сказал Заяц.

Муравей остановился:

— О чём?

— О чём хочешь.

— Некогда мне разговаривать, — сказал Муравей. — Воду надо нести. — И ушёл.

— Вот жизнь! — вздохнул Заяц. — Муравьи по воду ходить стали, поговорить не с кем. Раньше хоть какой-никакой гриб попадётся, с ним потолкуешь. А теперь и грибы куда-то попрятались.

— А ты со мной поговори, — сказала Сосновая Шишка. Она лежала рядышком у ручья. — Я — старая, много всего видала.

— Что же ты видела? — спросил Заяц.

— Небо, — сказала Шишка.

— Кто ж его не видел? Вот оно!

— Не-ет, я там была, высоко, — вздохнула Шишка. — Меня Ветер любил. Прилетит, бывало: «Здравствуй, Шишка!» — «Здравствуй, говорю, где пропадал?» — «К морю летал, корабли двигал». Во как! А ты чего скучный такой?

— Не знаю, — сказал Заяц.

— Эх, жизнь была! Утречком проснёшься — весь лес в тени, а у нас уже солнышко! Солнышко пригреет. Ветер прилетит — шумим-веселимся!..

А ночью — звёзды. Так в глаза и глядят. Я любила одну. Зелёная такая, ласковая. Только покажется, а уж Ветерок мой тут как тут. «Полетим, говорит, к звезде, Шишка!» — «Так далеко же!» — «Это нам нипочём!» Возьмёт в объятья и понесёт.

— Хорошо говоришь, бабушка, — вздохнул Заяц.

— Жили хорошо, Заяц. А что слова? Сам-то чего скучный, молодой вить?

— А где ж он теперь, Ветер?

— Летает. Ветер, он всегда молодой. А я, вишь, старая, упала. Кому нужна?

— Грустно тебе, бабушка?

— Не-е, Заяц. Лежу, на небо гляжу, водичку слушаю, звёздочку зелёную увижу — Ветер вспоминаю.

Осенняя песня травы

Холодно, тихо стало в лесу. Заяц прислушался — ни звука. Лишь осинка на том берегу дрожала последним листом.

Заяц спустился к реке. Река медленно уводила за поворот тяжёлую, тёмную воду. Заяц встал столбиком и пошевелил ушами.

— Холодно? — спросила у него Травинка.

— Бр-р-р! — сказал Заяц.

— Мне тоже, — сказала Травинка.

— И мне! И мне!

— Кто говорит? — спросил Заяц.

— Это мы — трава.

Заяц лёг.

— Ой, как тепло! Как тепло! Как тепло!

— Погрей нас! И нас! И нас!

Заяц стал прыгать и ложиться. Прыгнет — и прильнёт к земле.

— Эй, Заяц! — крикнул с холма Медвежонок. — Ты что это делаешь?

— Грею траву, — сказал Заяц.

— Не слышу!

— Грею траву! — крикнул Заяц. — Иди сюда, будем греть вместе!

Медвежонок спустился с холма.

— Согрей нас! Согрей! Согрей! — кричали травинки.

— Видишь? — сказал Заяц. — Им холодно! — Снова прыгнул и лёг.

— К нам! К нам!

— Сюда! Сюда! — кричали со всех сторон.

— Что ж ты стоишь? — сказал Заяц. — Ложись!

И Медвежонок лёг.

— Как тепло! Ух, как тепло!

— И меня погрей, Медвежонок!

— И нас! И нас!

Заяц прыгал и ложился. А Медвежонок стал потихоньку перекатываться: со спины — на бок, с бока — на живот.

— Согрей! Согрей! Нам холодно! — кричала трава.

Медвежонок катался. Заяц прыгал, и скоро согрелся весь луг.

— Хотите, мы споём вам осеннюю песню травы? — спросила первая травинка.

— Пойте, — сказал Заяц.

И трава стала петь. Медвежонок кататься, а Заяц — прыгать.

— Эй! Что вы там делаете? — крикнул с холма Ёжик.

— Греем траву! — крикнул Заяц.

— Что?

— Греем траву! — крикнул Медвежонок.

— Вы простудитесь! — закричал Ёжик. А травинки поднялись во весь рост и запели громкими голосами.

Пел весь луг над рекой.

И последний лист, что трепетал на том берегу, стал подтягивать.

И сосновые иголки, и еловые шишки, и даже паутина, забытая пауком, — все распрямились, заулыбались и затянули изо всех сил последнюю осеннюю песню травы.

Радуга

Медвежонок прижался спиной к печке. Ему было тепло-тепло и не хотелось шевелиться.

За окном свистел ветер, шумели деревья, барабанил по стеклу дождь, а Медвежонок сидел с закрытыми глазами и думал о лете.

Сначала Медвежонок думал обо всём сразу, и это «всё сразу» было для него солнышко и тепло. Но потом под ярким летним солнышком, в тепле, Медвежонок увидел Муравья.

Муравей сидел на пеньке, выпучив чёрные глаза, и что-то говорил, говорил, но Медвежонок не слышал.

— Да слышишь ты меня? — наконец прорвался к Медвежонку Муравьиный голос. — Работать надо каждый день, каждый день, каждый день!

Медвежонок помотал головой, но Муравей не пропадал, а кричал ещё громче.

— Лень, вот что тебя погубит!

«Чего он ко мне пристал? — подумал Медвежонок. — Я и не помню такого Муравья вовсе».

— Совсем обленились! — кричал Муравей. — Чем вы занимаетесь изо дня в день? Отвечай!

— Гуляем, — вслух сказал Медвежонок у печки. — Так лето же.

— Лето! — взвился Муравей. — А кто работать будет?

— Мы и работаем.

— Что же вы сделали?

— Мало ли, — сказал Медвежонок. И ещё тесней прижался к печному боку.

— Нет, ты мне говори — что?

— Скворечник.

— Ещё?

— Камелёк сложили.

— Где?

— У реки.

— Зачем?

— По вечерам сидеть. Огонь разведёшь — и сиди. И Медвежонку представилось, как они с Ёжиком сидят ночью под звёздами у реки, варят чай в чайнике, слушают, как плещется рыба в воде, и чайник сперва урчит, а потом клокочет, и звёзды падают прямо в траву и, большие, тёплые, шевелятся у ног. И так Медвежонку захотелось в ту летнюю ночь, так захотелось полежать в мягкой траве, глядя в небо, что Медвежонок сказал Муравью:

— Иди сюда, садись у печки, а я пойду туда, в лето.

— А соломинку ты за меня понесёшь? — спросил Муравей.

— Я, — сказал Медвежонок.

— А шесть сосновых иголок?

— Я, — сказал Медвежонок.

— А две шишки и четыре птичьих пера?

— Всё отнесу, — сказал Медвежонок. — Только иди сюда, сядь к печке, а?

— Нет, ты погоди, — сказал Муравей. — Трудиться — обязанность каждого. — Он поднял лапку. — Каждый день…

— Стой! — крикнул Медвежонок. — Слушай мою команду: к печке бегом, марш!

И Муравей выбежал из лета и сел к печке, а Медвежонок еле-еле протиснулся на его место.

Теперь Медвежонок сидел на пеньке летом, а Муравей поздней осенью у печки в Медвежьем дому.

— Ты посиди, — сказал Медвежонок Муравью, — а придёт Ёжик, напои его чаем.

И Медвежонок побежал по мягкой тёплой траве, и забежал в реку, и стал брызгаться водой, и, если поглядеть прищурившись, в брызгах возникала каждый раз настоящая радуга, и каждый раз Медвежонку не верилось, и каждый раз Медвежонок видел её снова.

— Эй! — крикнул Муравей в лето. — А кто обещал работать?

— Погоди! — сказал Медвежонок. И снова стал, щурясь, брызгаться и ловить сквозь ресницы радугу.

— Обязанность каждого — трудиться, — говорил Муравей, прижавшись к горячей печке. — Каждый день…