Торпи - Парфентьев Александр. Страница 4

На следующий день маленький бобрёнок опять выплюнул кашицу из рыбьей головы. Она ему не нравилась, а Брынза не могла придумать, чем ещё накормить малыша. Она спросила у жены Одноухого, не осталось ли у неё немного от того творога, что крысы выловили из реки, но та сказала, что всё съел её Компотик — крысёнок, родившийся три дня назад.

Брынза пробовала кормить бобрёнка крошками плесневелого хлеба, мукой, замешанной на воде из придорожной канавы, и картофельными очистками — лакомством, от которого у любой крысы немедленно начинали течь слюнки, — но малыш всё это старательно выплёвывал. При этом он морщил мордочку, как будто ему давали какую-нибудь гадость.

— Что за капризуля мне достался! — вздыхала Брынза. — Ты ведь можешь так совсем помереть с голоду. Если это случится, не думай, глупыш, что я буду приходить к тебе на Красную Яму, чтобы поплакать.

Ну откуда могла знать старая крысиха, что такие «деликатесы», которые она пыталась скормить несмышлёнышу, бобры просто не едят!

На третий день малыш уже не открывал глаз. У него не было сил даже на то, чтобы жалобно подпискивать, как он делал это раньше, когда во сне видел свою настоящую маму. С этого дня Брынза подходила к нему только для того, чтобы обнюхать, и, если не замечала ничего подозрительного, то уходила по своим делам. Бобрёнок уже не интересовал её, как прежде, она ждала лишь, когда у него появится тот кисловатый запах, который зовётся смертью. Сама убить малыша она не решалась: это бы вызвало злорадный смех сородичей, ведь они ещё помнили, как она яростно защищала его.

— Что-то не видно твоего зверёныша, — сказал как-то Харчо, вернувшийся с удачного дела. У него было хорошее настроение. Вместе с Одноухим и тремя молодыми крысами они ходили на разведку и нашли очень богатый склад, до потолка набитый продовольствием. — Где он? Почему он не играет с детьми на улице?

— Он слаб, — ответила Брынза, — ничего не ест и уже еле дышит.

— Говорил я тебе, надо было сразу убить его и бросить в Красную Яму.

— Не надо его убивать, — ответила крысиха. — Он и так скоро умрёт.

— Ладно, ладно, — усмехнулся Харчо, — пусть будет опять по-твоему. Но я прикажу сделать волокушу заранее, ты положи её рядом с ним, чтобы, когда он умрёт, дом не успел провонять тухлятиной.

Брынза ничего на это не ответила. Она была не против. Хилый детёныш, который даже поесть не мог, как нормальные крысы, был ей не нужен.

Волокушу принесли вечером. Она была сделана из только что откушенных ивовых веток, вся зелёная от едва распустившихся листочков, и крысиха недовольно повела носом — ей не нравился запах свежести. Брынза положила волокушу прямо на зверёныша, укрыв его, словно одеялом, и побежала по своим делам. Но на пороге она вдруг остановилась и обернулась.

— Как жаль, малыш, что из тебя не получился крепкий здоровый крысёнок с острыми зубами и храбрым сердцем, — сказала она. — Я так этого хотела! — Она скрипнула зубами от досады.

Та ночь была очень тревожной. Почти вся шайка ушла на промысел — к разведанному вожаком складу. Но крысы быстро вернулись, изрядно покусанные и потрёпанные. Как оказалось, к складу приставили сторожевых псов, о которых разведка ничего не знала. Четырёх крыс собаки загрызли насмерть, а сам Харчо еле унёс лапы, когда одно из этих чудищ с диким лаем бросилось за ним.

Весь остаток ночи разбойники возбуждённо обсуждали неудачу. Сначала даже пытались свалить всю вину на разведку, но когда Харчо в ярости откусил кому-то хвост, крысы сразу притихли и уже не решались перечить вожаку. Наконец, пришли к единому мнению, что из-за одной неудачи отказываться от столь богатой добычи — глупо. Решили накопить силы и в середине лета устроить новое нападение на склад.

Под утро все разбрелись по своим бочонкам.

Харчо тоже устало перебрался через порог своего дома и уже направился в тот угол, где он обычно спал, как заметил зверёныша.

— А где волокуша? — спросил он жену. — Её должны были принести вчера вечером.

— А разве её нет? — отозвалась Брынза. — Я накрыла ею крысёнка. Ой, а что с ним?

Она удивлённо уставилась на малыша. Ещё вчера он был еле жив от голода, а теперь лежал кругленьким животиком кверху и безмятежно спал, посапывая от удовольствия.

А волокуши и правда нигде не было видно. Она как сквозь землю провалилась!

Глава пятая,

в которой бобрёнок открывает глаза

Утром Харчо приказал принести новую волокушу. Прежняя куда-то подевалась — ему не было охоты разбираться, кто в этом виноват.

Когда волокушу, наконец, принесли, о странных событиях, произошедших этой ночью в доме вожака, знала уже вся шайка. Серые разбойники толпились у входа в бочонок Брынзы, заглядывали в окна, и в воздухе висел их злобный непрерывный писк, потому что, когда крысы собираются кучей, у них постоянно случаются ссоры — кто-то кому-то отдавит лапу, кто-то у кого-то в отместку выдерет клок шерсти.

— Зверёныш открыл глаза, — разнёсся по толпе ядовитый шепоток.

— Где, где? — толкались другие, пытаясь протиснуться ближе к окну.

— Надо скорее убить его и положить на волокушу!

— А первую волокушу Брынза спрятала, — сказал ещё кто-то. — Она не хочет убивать зверёныша.

— Харчо боится её…

— Кто? Харчо? Это раньше, а сейчас он уже никого никого не боится!

— Смотрите, смотрите! Волокушу положили рядом со зверёнышем! Сейчас его будут убивать… Как интересно!

— Дай посмотреть! Ну не видно же! Отойди!.. А-аа!!!

Разбойники завизжали — между ними опять вспыхнула свара.

А малыш и правда открыл глаза. Первый раз за последние два дня! Сквозь широкую щель в бочонок проникал яркий солнечный луч прямо ему на мордашку. Бобрёнок сладко потянулся и пошевелил носиком, принюхиваясь. Он посмотрел в бок и увидел сочные молодые побеги ивовых веточек. Они так вкусно пахли! Малыш потянулся к ним зубками и приступил к завтраку…

— Ты только посмотри! — воскликнула Брынза мужу, который тоже был в комнате. — Я, кажется, догадалась, куда подевалась первая волокуша…

Харчо взглянул на зверёныша, и его челюсть отвисла от удивления. Аппетитно хрустя нежными тонкими веточками, малыш уничтожал только что принесённую волокушу! Это зрелище было настолько необычным, что старый вожак громко расхохотался. Крысы смеются противными, кашляющими звуками, при этом они встают на задние лапы, задирают кверху морды и щёлкают зубами. Так смеялся и Харчо. Разбойники, которые толпились снаружи, услышали его смех и прекратили драться. Они удивлённо переглянулись.

— Харчо сошёл с ума, — сказал Одноухий. — Пойду посмотрю. Если это правда, его придётся бросить в Красную Яму вместе со зверёнышем. Помните Рваного Пакета?

Одноухий скрылся за дверями бочонка, а крысы испуганно притихли. Они хорошо помнили тот случай, когда им пришлось убивать своего совсем здорового на вид сородича. Это произошло недавно, как только растаял снег.

Однажды утром Рваный Пакет заявил, что хочет съесть целую корову. Над ним все посмеялись, но он упрямо твердил это каждый день. Кислый Батон объяснил, что такое иногда случается с молодыми крысами после долгой голодной и холодной зимы. Он сказал, что таких надо убивать, пока не поздно. Но никто не захотел его слушать: всем казалось, что глупо убивать такого сильного бойца, который еще прошлым летом мужественно дрался с собаками. А потом… Потом Рваный Пакет начал бегать по чужим бочонкам. Он смеялся диким смехом и рвал сородичей зубами. Рваный Пакет стал крысоедом… С огромным трудом его удалось поймать. Но он всё же успел загрызть целую уйму крыс!

Неужели и с Харчо произошло то же самое…

Крысы с замиранием сердца прислушивались к тому, что делалось в бочонке. Никто не решался заглянуть в окно — страшно!