Сказки - Колин Вл.. Страница 5

— Как не знать, — отвечает девушка, — ведь я его кормлю, я для него варю!

И поведала она Пшеничному Зерну: Салкостя, мол, за один присест десять печей хлеба да пять жареных быков съедает, бочонок водки и две бочки вина выпивает.

— Как бы мне узнать, смогу ли я такой обед съесть? — спросил Пшеничное Зерно.

Побежала девушка в медный замок, и столько еды ему наготовила — самому Салкосте впору.

Сел тут Пшеничное Зерно за стол и мигом съел несколько печей хлеба, бочку с вином да два бочонка водки до дна осушил, а как пятого быка доел, стал девушку просить, чтобы она ему шестого зажарила, а то он, пока ел, проголодался…

Не успел Пшеничное Зерно как следует отобедать, послышался вдруг такой страшный шум, что весь дворец затрясся.

— Что это?

— Салкостя возвращается! — испугалась девушка. — Он так всегда делает, за тысячу верст свою палицу вперед посылает!

Глядят они — глазам своим не верят: ударилась палица о медные стены замка, поднялся гул и грохот, широко распахнулись ворота, влетела палица в светлицу, где обедал Пшеничное Зерно, прыг на стол, а оттуда на гвоздь и повисла на стене.

Легче Ветра со страху побелел, а Тяжелее Земли ладошкой себе рот и заткнул, чтобы не крикнуть от испуга. Встал Пшеничное Зерно, схватил колдунову палицу, размахнулся, раскрутил ее трижды, да швырнул назад, откуда прилетела. И полетела назад палица. Летела, летела, покуда Салкостю-колдуна по лбу не ударила. Тот, ничего не зная, домой шел!

Упал колдун наземь, лежит, шишку на лбу щупает. Понял он, что дома у него неладно. Ухватил Салкостя свою палицу, полетел-помчался туда стрелой, а свою бороду в девяносто девять саженей, чтобы не мешала, за деревья не задевала, на руку накрутил. Прилетел, видит: сидит у ворот Пшеничное Зерно, жив-здоров.

— Так это ты был, Пшеничное Зерно?

— Я, Салкостя…

Испугался колдун. Не забыл он еще, как с Пшеничным Зерном боролся. Знал колдун, что последний раз он богатыря только хитростью одолел.

— Как нам биться? — спрашивает. — Будем бороться или мечами рубиться?

— Бороться! — отвечает Пшеничное Зерно, а сам хвать колдуна за бороду!

И боролись они от зари и до темной ночи, а один другого побороть не могли.

От богатырских ударов искры, словно молнии, сыпались, такой шум и гул стоял, будто гром гремел, будто здесь, на черном лугу, все бури сошлись.

— Девица-красавица! — просит Салкостя. — Принеси мне воды напиться, я тебя за это царицей в моем подземном царстве сделаю!

— Девица-красавица! — просит добрый молодец Пшеничное Зерно: — ты ему воды не давай, лучше меня напои. Я тебя отсюда, из подземного края, выручу, чтобы ты землю родную снова увидела, песни жаворонка услышала.

Бросилась тут девушка в замок, зачерпнула в глиняный горшочек студеной воды, напоила Пшеничное Зерно. Напился Пшеничное Зерно, силы в нем вдвое прибыло. Хватил он колдуна за бороду, рванулся колдун, а борода-то у добра молодца в руках осталась! Съежился Салкостя, обмяк весь! Ведь сила-то его вся в бороде была. Взметнул добрый молодец — Пшеничное Зерно колдуна высоко над головой, размахнулся и хвать его оземь, так что треснула земля под ним, открылась пропасть бездонная. Провалился колдун в ту пропасть и разбился насмерть.

Обрадовалась девушка, обрадовались и верные товарищи, Тяжелее Земли и Легче Ветра. Стали они тот же час в обратный путь собираться. А Пшеничное Зерно вошел в замок и взял плеть колдуна. Только теперь плеть не свистела, по-змеиному не шипела. И не знаю почему доброму молодцу на ум взбрело силу ее испытать. Взмахнул он плетью, да как щелкнет! И, что же вы думаете? Собрался тотчас весь медный замок со всеми службами и пристройками, обернулся замок медным яблоком. Щелкнул его молодец еще раз, глядь, а медный замок снова перед ним стоит.

Как увидел Пшеничное Зерно, какая в той плети сила, превратил замок в яблоко, сунул яблоко за пазуху и пошел к своим товарищам. Тяжелее Земли ухватился за ногу Легче Ветра, Пшеничное Зерно с девушкой — за другую и Легче Ветра всех их тем же колодцем на землю вынес.

Взял тогда Пшеничное Зерно ведьмино помело в руки и только успел сказать:

Помело, лети, лети,
Все преграды размети!
Несись,
Торопись!
Домчи меня снова
До дома родного!

как все четверо очутились в избушке старика.

А дед за это время сильно одряхлел и угомонился, — ворчать меньше стал. С тех пор, как он Пшеничное Зерно за плетью колдуна услал, не было и часа, чтобы он себя не проклинал, что такого сына по глупости своей лишился.

"Что, дед? Видно, совсем из ума выжил? Заслал сына в такую даль! — корил себя старик и днем и ночью. — Мудрено ли, что сын от такого отца отказался?! Не видать тебе его больше, как своих ушей!"

И вот, слышит дед, будто народ в избу валит. Поднял он веки и остолбенел.

— Вот тебе Салкостина плеть, батюшка! — говорит Пшеничное Зерно, а сам старика обнимает, целует. Заплакал тут старик от радости.

Позвал Пшеничное Зерно всех за ворота, вынул из-за пазухи медное яблоко да как щелкнет плеткой колдуна Салкости! Тотчас вырос перед ними медный замок с башнями и со службами, с несметными богатствами. Стоит замок, на солнце сверкает-светится, а старик дивится, не знает, явь ли это или сон ему, старому, снится.

Только теперь дед узнал, какая сила в Салкостиной плети.

Со слезами на глазах обнял старик сына и стал просить прощения за то, что услал его в такой страшный, опасный путь.

— Ничего, батюшка! — ответил ему Пшеничное Зерно. — Зато погляди, какой невестой и какими товарищами я обзавелся!

Увидел старик златокудрую девицу-красавицу и обрадовался, что у него и дочка есть. А потом послали они за родителями девушки и отпраздновали богатую свадьбу. И сошелся на свадебный пир народ со всего того края, и пировали все семь дней и семь ночей, пока досыта не напились, не наелись. А плясали на той свадьбе так, что огонь из-под сапог сыпался. И я на том пиру был, мед, пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.

Черная трава

Жил-был когда-то за тридевять земель, за морем Оперенцией [2] бедный крестьянин. И был он так беден, что беднее его на всем свете не сыскать. У того человека был полон дом детей. И все ленивые, других таких лентяев опять-таки днем с огнем не сыскать. Чтобы не вставать с места, нарезали они себе прутиков — покороче да подлиннее — так все этими прутиками к себе и подтягивали. И целый-то день они валялись, кто на полу, кто на лавке, кто на печи, и молчали, потому что им и говорить-то было лень. Только самый младший не был похож на братьев. С утра до поздней ночи работал он наравне с отцом и все делал ловко, весело, с охотой. Но сколько бы они с отцом ни заработали, все съедали вечно голодные рты лентяев. Видит бедняк, что ему с нуждой не справиться. Вот вошел он как-то раз в избу, собрал все прутики, пожег их в печи и говорит:

— Ох, вы лентяи, дети мои милые! Так и знайте: больше я на вас не работаю! Ступайте себе, куда глаза глядят, сами себе на хлеб зарабатывайте. И хоть у меня сердце кровью обливается, отпущу я с вами Яноша, вашего младшего брата. С ним, я знаю, вы не пропадете! Слышали?

Но лентяи, как лентяи! От лени ни один даже рта не открыл — лежат и молчат.

Вот настал полдень. Глядят лентяи направо, налево, никто с едой не идет. Хотели они, было, встать, да так и не встали — лень не пускает.

— Братцы, — начал один из них, но, сказав это, почувствовал, что так устал, так устал… И заснул. А другие обрадовались: хорошо! слушать не надо, и тоже позасыпали.

Ну, а к вечеру начало у них от голода животы подводить. Проснулись лентяи. Поглядели-поглядели, с боку на бок перевернулись, — нет, и не пахнет ужином…

вернуться

2

Море Оперенция — сказочное море из венгерского фольклора.