Король жил в подвале и другие сказочные истории - Арбенин Константин Юрьевич. Страница 22

Каннибалы и самоеды

В одном племени каннибалов завязалась дискуссия: с какого возраста можно есть людей? Любители молодого мяса утверждали, что с возрастом человек черствеет, портится и теряет вкус. Сторонники зрелой человечины приводили тот аргумент, что в подростковом возрасте человек ещё не достигает оптимального веса, а, стало быть, не выгодно съедать его так рано. Были и такие людоеды, которым было всё равно; «аппетиту не прикажешь», – говорили они. После долгих дебатов сошлись на том, что на завтрак и обед можно есть только совершеннолетнюю человечину, а употребление малолеток допускается только на ужин, после 23.00. Верховный шаман этого племени лично благословил принятие такого прогрессивного закона и собственноручно принёс жертву страшному каннибальскому божеству – тоже, кстати, прогрессивному.

А неподалёку от племени каннибалов стояло стадо самоедов – человекообразных существ с чрезвычайно низким уровнем развития организма. Они умели поедать только самих себя, за что каннибалы этих дикарей презирали, брезгливо называли «обрубками» и никогда не употребляли в пищу. Самоеды же смотрели на каннибалов снизу вверх, падали перед ними ниц и всячески пытались брать с них пример. Самой заветной мечтой самоедов было научиться любить ближнего своего, подобно тому как это делали их ученые соседи. Но после принятия в племени каннибалов «Закона об ограниченном употреблении малолетних» мечта самоедов стала казаться им совсем несбыточной. Самоеды вовсе перестали надеяться догнать их в своём развитии – слишком уж высок и прогрессивен был гражданский пафос этих самых каннибалов. Слишком высок – практически недостижим.

Другая Дюймовочка

Жила-была на свете одна девочка. Точнее, не одна, а совсем другая девочка, но тоже – совершенно одна. Звали её Дюймовочка. Точнее, она сама себя так звала – больше-то её некому было звать, она ведь была одна. Да и ростом она была так мала, что никому бы и в голову не пришло позвать её. Вот так бывает в жизни, мой юный друг.

На грязном подоконнике, где появилась на свет Дюймовочка, было темно и сыро. Поэтому правильнее будет сказать, что Дюймовочка появилась прямо во тьму. Сначала ей стало страшно, а потом сделалось интересно. Дюймовочка высунула из напёрстка свою крошечную головку и начала постигать мир широко моргающими глазами. Мир был полон тайн – шуршащих, скользящих, поблёскивающих, храпящих…

Далеко-далеко за грязным оконным стеклом блестели сказочные звёзды – они понравились Дюймовочки больше всего.

Сонная осенняя Муха, удивлённо жужжа, сделала над девочкой мёртвую петлю и, потеряв управление, врезалась лбом в стекло. Дюймовочка вылезла из своей люльки и подошла к мухе, безвольно съехавший на кучку пепла.

– Ой, – сказала девочка Дюймовочка и дёрнула муху за крылышко. – Мамочка моя!

– Чего? – испугалась Муха.

– Ой, говорю, мамочка вы моя, – объяснила Дюймовочка.

– Кто?! – муха испугалась еще больше.

– Вы, говорю, тётенька! Мамуличка…

– А, – зевнула Муха, – сплю, сплю…

Внезапно очнувшись, Муха глянула на девочку, оценила ситуацию и поспешно улетела.

С интересом проводив Муху взглядом, Дюймовочка подумала, что ей тоже не помешало бы научиться летать. И она тут же попробовала – растопырила короткие ручонки и спрыгнула с крутого подоконника…

Дюймовочка сидела на рассохшейся паркетине, прислонясь к низу батареи, и тёрла ладошкой ушибленный лоб, когда из бреши в полу вылез в щепку пьяный Таракан. Шатаясь и волоча по паркету свалявшиеся усы, он подошел к девочке и глухо забормотал:

– Пардон, мадам… ам… Имею чессь, Таракан-с… кажиссь… Пьян-с, чему и вас… вас… желаю… Не составите ли ком… компа… ссс… ес?

И он упал на брюшко прямо к ногам Дюймовочки.

– Дяденька! – забеспокоилась девочка. – Вам плохо? Дяденька, миленький, очнитесь!

– Мадам, – с трудом произнёс Таракан, – польщён-с… Вашу мать, мадам… ссс…

– Мамочку? – переспросила Дюймовочка, пытаясь приподнять Таракана и поставить его на лапки. – Вы знаете мою маму? Ну встаньте же, дяденька!

– Имею чессь… ум… ем… им…

Таракан не подымался. Тем временем мимо пробегал маленький рыжий Клоп. Увидав, что такая малюсенькая девочка возится с тараканом, он насупил брови и вкрадчиво посоветовал:

– Девочка, брось, не трогай этого дяденьку. Он пьяненький, от него дихлофосом пахнет. Это нехороший дядя, оставь его. Иди лучше к людя?м, тебе к людя?м надо. Здесь тебе не место.

И он уполз. Дюймовочка показала вслед Клопу язык, потом призадумалась. Про что это он говорил? Люди – кто это? И где они живут? Может быть, на звёздах?..

Когда слабый лучик света проник в тараканье логово, стало похоже на утро. Девочка Дюймовочка сидела на большом окурке «Беломора». Вид у неё был уставший. Рядом метался из угла в угол Таракан, замученный головной болью. Натыкаясь на Дюймовочку, он визжал:

– Что такое? Кто такая? Что надо? – и ему становилось совсем плохо.

– Это я, дяденька, – объясняла Дюймовочка. – Девочка Дюймовочка. С добрым утречком!

– Ой, страшила, – расстраивался Таракан. – Ну и страшила!

Дюймовочка наконец обиделась.

– Как вам не совестно, дяденька! – сказала она. – Это же я, помните? Я вас спасла вчера. Вам так плохо было…

– Не помню, не помню! Не было мне плохо! Мне сейчас плохо…

– Ну как же, дяденька! – не унималась девочка. – Вы ещё про маму мою говорили…

– Какая мама? Какая такая твоя мама?! – плакался таракан. – Как же мне плохо, как же мне нехорошо, как же мне пакостно…

Дюймовочке стало грустно. Она подошла к осколку зеркала, поглядела недолго и, горько вздохнув, опустила глаза. Да, наверное, он прав: страшила.

А таракан с отчаяния засунул голову в окурок и через пару минут вывалился обратно, глубоко удовлетворённый, и совершенно невменяемый. Дюймовочка посмотрела на него – и ушла прочь.

Долго шла она всякими подземными норами, застенными дырами, холодными трубами. Шла и напевала тихонечко:

Здесь всё, конечно, интересно.
Здесь всё как будто поражает.
Но, дяди-тети, если честно, —
Порой все это устрашает.
А я хочу попасть к людя?м,
Таким же, как и я.
Где много пап, где много мам,
Где школа и семья.

И вот Дюймовочка очутилась в гулком чёрном тоннеле со шпалами. Над её головой, бешено громыхая, пронеслось железное чудовище. Ого-го! От страха Дюймовочка закрыла глаза. А когда открыла, увидела прямо перед собой крысиную морду. Морда шевелила усами и хитро улыбалась.

– Ты кто ж будешь? – спросила Крыса, обнюхивая девочку с головы до пят.

– Я не буду, я уже есть, – ответила Дюймовочка. – Просто я такая малюсенькая. Девочка Дюймовочка я.

– Дюймовочка! Девочка! – обрадовалась Крыса. – Отлично! Идём-ка со мной, кисонька!

– Куда это, тётенька? – поинтересовалась Дюймовочка уже по дороге.

– Дура какая! – на ходу ответила Крыса. – Ко мне, конечно. Будешь у меня жить и на меня работать. Будет у тебя не жизнь, а малиновое варенье!

Привела Крыса Дюймовочку в свою богатую нору, усадила за стол, угостила кусочком сала.

– Вот, – говорит, – кисонька, подкрепись пока. Скоро работать придётся, крысавица.

– Что вы, тётенька! – засмущалась Дюймовочка. – Я не красавица, я страшненькая.

– Дура какая! – рассмеялась крыса. – Не в красоте счастье! Я вот – вообще крыса, а видишь, как живу! И тебя научу. Скоро я тебя с одним червяком познакомлю… Небось, хочешь познакомиться с червяком?

– А зачем? – спросила девочка.

– Дура какая! У каждой девочки должен быть червяк!

– А что это такое, тётенька? – снова спросила Дюймовочка.

– Не что, а кто. Это такой парень, похожий на колбасу. Хороший парень, жирный. Тебе понравится… Погоди, я сейчас вернусь.