Серебрянка, или Напевы морской раковины - Фаржон (Фарджин) Элинор. Страница 8

– И беляши можно есть? – спросила Долл.

– С утра до вечера!

– И шёлковое платье по субботам надевать? – уточнила мамаша Кодлинг.

– У Долл будет по шёлковому платью на каждый день недели.

– И мы тоже сможем жить во дворце? – оживилась Полл. – Мы ведь не просто семья, мы её друзья, она хочет с нами знаться и дружить.

– Ну конечно, Полл, – улыбнулся Нолличек. – Можете проводить с ней весь год напролёт – одиннадцать месяцев и тридцать дней. Но на тридцать первый… – Тут голос у короля внезапно посуровел. – На тридцать первый день двенадцатого месяца Долл запрут в комнате, полной льна, и она спрядёт все кипы, чтоб соткать полотно и сшить из него простыни, полотенца и носовые платки для короля. То есть для меня.

– Ой, – выдохнула мамаша Кодлинг.

– Ой, – хором сказали четверо её сыновей.

– А не спрядёт, – воодушевившись, продолжал Нолличек, – я велю отрубить ей голову.

– Ой, – выдохнула мамаша Кодлинг.

– Ой, – хором сказали четверо сыновей.

– Мне это не понравится, – сказала Долл.

– Разумеется, чему ж тут нравиться? Поэтому ты не допустишь казни и всё спрядёшь в срок. С головой ты куда красивее.

Долл задумалась.

– Тогда зачем её отрубать? – спросила она.

– Потому что у меня двойная, переменчивая натура. Верно, Нянюшка?

– Верно-верно. – Нянька со значением поглядела на мамашу Кодлинг.

– В мои плохие дни я бываю ох какой сердитый, – доверительно сообщил Нолличек. – Верно, Нянюшка?

– Верно. – И Нянька опять многозначительно глянула на мамашу Кодлинг.

– Я в такие дни делаюсь совершенно непредсказуем, – продолжал Нолличек. – Верно, Нянюшка?

– Что угодно сотворить может, – кивнула Нянька, снова посмотрев на мамашу Кодлинг.

– Вот так обстоят дела, – сказал Нолличек. – Ты, Долл, удержаться не можешь, когда прядёшь, а я – когда не с той ноги встаю. Ладно, хватит разговоров. Надо тебя проверить, не откладывая в долгий ящик.

– Я в ящик и не помещусь.

– Прекрасно, я рад, что наши мысли сходятся. Итак, сейчас проверим.

– Что проверять-то? – спросила Полл.

– Правду ли говорят Долл и маманя, – ответил Нолличек.

Он громко хлопнул в ладоши, дверь растворилась, и за ней оказалась тьма-тьмущая народу. А главное, у самого порога стояли три огромные телеги со льном, который высился до неба, – так возят обычно сено в сенокосную пору.

По знаку короля слуги принялись выгружать лён прямо на кухню: сперва вдоль стен, на стол, на стулья, а потом – куда ни попадя. Мамаша Кодлинг с детьми онемели, и глаза у них вылезли на затылок.

– Ну вот, дорогая моя Долл, – сказал Нолличек, довольно потирая руки. – Настоящий праздник для истинной пряхи, верно? Теперь мы тебя запрём тут, вместе с этим чудесным льном, и вернёмся через полчаса.

Долл взглянула на горы льна, на прялку, на часы, на мать и снова на короля.

– Вы – вернётесь – через – полчаса? – тупо повторила она.

– Секунда в секунду, – заверил Нолличек. – И если этот чудесный лён окажется спрядённым в длинную-предлинную сверкающую нить, мы тут же поженимся. А если нет…

– Вот именно, если нет? – вмешалась Полл.

– Твоей сестре отрубят голову. – Нолличек улыбнулся.

– Но, господин король, Ваше Величество! – закричала Полл, цепляясь за его руки. – Ну, пожалуйста, не рубите. Это всё не…

Однако мамаша Кодлинг оттащила Полл прежде, чем она успела сказать правду.

– Цыц, глупая, – пробормотала она. – Хочешь, чтоб нам всем головы поотрубали?

– Что с ребёнком? Она что-то сказала? – спросила Нянька.

– Нет-нет, – поспешно ответила мамаша Кодлинг. – Она просто малость ошалела, как представила свою будущую красивую жизнь.

– Теперь все вон! – повелел Нолличек слугам. – Отвезите телеги за угол и хорошенько вычистите, будем туда пряжу складывать.

Слуги повиновались.

– И вы выходите! – окликнул король четырёх парней, и Эйб, Сид, Дейв и Хэл один за другим покинули кухню. – Нянюшка, на выход! Маманя, на выход! Полл, на выход!

Круглые голубые глаза Долл беспомощно и отчаянно следили за матерью и сестрой. И вот все скрылись.

Король выходил последним. У двери он остановился, вынул из замочной скважины ключ и с улыбкой обернулся к Доллечке.

– О Долл, моя Долл, я вернусь ровно через полчаса, – нежно произнёс он и ступил за порог. Замок щёлкнул, Долл осталась одна.

Глава VII

Прядильный бес

Кухня была забита льном до самого потолка, и солнечный свет даже не проникал в окна. Лишь красные отсветы огня из печки плясали на кипах льна, на прялке и на пухленьких неумелых руках Долл. Что же делать? Даже лучшей в мире пряхе не спрясть столько льна – ни за полчаса, ни зa целый месяц. А Долл вовсе не лучшая. Наоборот, она худшая пряха во всём Норфолке. И ей дали всего полчаса! И часы на стене неумолимо отсчитывают секунды, которые уносятся прочь.

– Ох, бедная я, бедная! – простонала Долл. – Как же мне спасти свою головушку? Король вернётся через полчаса, а мне и показать-то нечего. Ладно, чему быть, того не миновать. Не умею я прясть и пробовать не стану. Коли отпущены мне последние полчаса, лучше побездельничать напоследок, порадоваться жизни.

Но сегодня даже для лентяйки Долл безделье было не в радость. И, приклонив голову на колесо прялки, она всхлипнула и тяжело вздохнула.

Вдруг в печи затрещали поленья, полетели искры, и что-то выкатилось оттуда к ногам Долл. Уверенная, что это горящий уголёк, Долл занесла уже ногу, чтоб его затоптать, но – под ногою оказался не уголёк, а самый настоящий бесёнок, маленький, чернющий, длиннохвостый. Глядит на неё снизу и ухмыляется.

– Почему плачешь? – спросил бес.

– Тебе какое дело? – вместо ответа спросила Долл.

– Спрашиваю, значит, надо. Так почему плачешь?

– Какой мне прок докладывать? – не уступала Долл.

– Прок-то есть, да тебе его знать не дано, – заявил бес, подкручивая завитой хвостик.

– Вот и объясни, – сказала Долл.

– А ты мне объясни, почему плачешь, – настаивал бесёнок.

– Ладно уж, проку рассказывать никакого, но и вреда не будет. Слушай. Маманя моя слепила к обеду дюжину беляшей и сунула в печку.

– И сказала небось, что они каждые полчаса подходят, – хихикнул бес, неутомимо подкручивая хвостик.

– Точно. Так и сказала, – удивлённо протянула Долл.

– А ты небось все беляши подчистую съела, – хихикнул бес.

– Точно. Съела. Маманя аж рот от удивления разинула. И тут, как на грех, заходит король Норфолка и спрашивает, чему, мол, она так разудивлялась.

– Хи-хи-хи! Она небось не сказала ему, что ты зараз дюжину беляшей уплела.

– Точно. Не сказала. Она сказала, что я зараз спряла дюжину мотков льна.

Услышав такие слова, бесёнок так и покатился со смеху. А потом, залихватски подкрутив хвост, воскликнул:

– Ты?! Да ты и одного-то мотка спрясть не можешь! У тебя руки не тем концом вставлены. И мозоли специальной на большом пальце нет. Вот гляди, какие руки нужны для прядения. – И он сунул обе чёрные лапы с оттопыренными большими пальцами прямо ей под нос. – Хороши мозоли? – хвастливо спросил он.

– Ты умеешь прясть? – изумилась Долл.

– Ещё бы! – Бесёнок гордо прошёлся по кухне.

– И весь этот лён спрясть можешь?

– Ещё бы!

– Да тебе его в жизни не спрясть!

– Ещё как спрясть!

– Ну, уж за полчаса точно не спрясть!

– Запросто! Весь этот лён и ещё столько же! – Бесёнок выкатил грудь колесом и так напыжился – вот-вот лопнет. – Я же Прядильный бес!

И он веретеном закрутился вокруг своего хвоста – замелькал, замелькал, – не поймёшь, где голова, где руки.

– Стой! – закричала Долл. – Если спрясть этот лён за полчаса, я сделаюсь королевой Норфолка!

– А если нет?

– Если нет, мне отрубят голову.

– Такую хорошенькую? Мне было бы жаль расстаться с такой головкой. А тебе? Жаль тебе своей головы, Долл Кодлинг?