Миссис Фрисби и крысы НИПЗ - О'Брайен Роберт К.. Страница 21

– Вот еще о чем стоит беспокоиться, – сказал Дженнер, – если мы сбежим, когда он увидит, что нас нет – разве он не поймет, как это у нас получилось? Разве он не поймет, что должно быть мы научились читать?

– Наверное.

– И что тогда? Что случится, когда он объявит, что группа цивилизованных крыс сбежала – крыс, умеющих читать, думать и понимать?

Я ответил:

– Подождем, пока мы не будем свободны, прежде чем беспокоиться об этом.

Но Дженнер был прав. Об этом стоило беспокоиться.

На следующий день все было ужасно. Я постоянно думал, что доктор Шульц спросит: «Кто взял мою отвертку?» А потом Джули добавит: «Мои нитки тоже пропали». Такое могло произойти, они могли начать подозревать, но не стали, и той ночью, когда Джули, Джордж и доктор Шульц ушли из лаборатории, мы выбрались из клеток и собрались перед шкафом с мышами. Джастин открыл его дверцы, открыл клетки и мыши вышли. Они выглядели очень маленькими и испуганными, но одна из них храбро вышла вперед.

– Ты Никодимус? – спросил он меня. – Я Джонатан. Спасибо за то, что берете нас с собой.

– Мы еще не выбрались, – ответил я. – Но не за что.

У нас не было времени на разговоры. Свет в окнах становился серым; меньше чем через час будет темно и нам понадобится освещение, чтобы понять, как снять сетку в шахте.

Мы подошли к отверстию в стене.

– Джастин, – сказал я, – веди. Сматывай нитки по ходу. Я пойду последним. Никакого шума. Где-то в здании кто-то точно не спит. Мы же не хотим, чтобы они нас услышали.

Я не хотел оставлять нитки там, где их могут найти: чем дольше я об этом думал, тем больше был уверен в том, что доктор Шульц попытается отыскать наши следы по каким-либо причинам.

Джастин поднял лист, открыл сдвигающуюся панель и один за другим мы вошли в трубу. Когда я смотрел, как заходят другие, я впервые заметил, что одна из мышей была белой. Потом вошел я, закрывая заслонку и наполовину прикрывая панель, приводя в ее обычное положение.

Джастин вел нас вперед, мы быстро и тихо продвигались за ним. Всего лишь через пятнадцать или двадцать минут мы дошли до конца нитки; потом, как и говорил Джастин, шахта расширялась; мы слышали гудение машины впереди и практически сразу увидели квадрат серого света. Мы дошли до конца шахты, и тогда произошло нечто ужасное.

Джастин, как вы помните, говорил нам о той машине, вентиляторе, который задувал воздух в шахту, рассказывал, что он переключился с низкой скорости на высокую, когда он впервые изучал место. Поэтому мы были предупреждены. Проблема была в том, что от предупреждения не было толку, даже если бы мыши и знали.

Мы подходили к освещенному квадрату отверстия, когда услышали рокот. Поток воздуха возник внезапно; у меня перехватило дыхание, а уши прижало к голове, я инстинктивно закрыл глаза. Я все еще был последним, а когда снова открыл глаза, то увидел, как мимо меня скользит мышь, беспомощно пытаясь уцепиться за гладкую металлическую поверхность под лапами. За ней последовала другая, потом еще одна, их одну за другой сдувало вниз в темный лабиринт туннелей, по которым мы только что пришли. Я сгруппировался в углу шахты и схватил одну из них. Это была белая мышь. Я поймал ее за ногу, подтянул к себе и держал. Другая схватилась за крысу впереди меня – это был Джонатан, который шел первым. Но остальные шесть потерялись. Просто они были слишком легкими; их сдуло, как сухие листья, больше мы их не видели.

В следующую минуту рокот прекратился, поток воздуха сменился с урагана на бриз, и мы вновь смогли продвинуться вперед.

Я обратился к белой мыши:

– Лучше тебе держаться за меня. Это может повториться.

Он с отчаянием посмотрел на меня:

– А как же остальные? Шестеро потеряно! Мне нужно вернуться и поискать их.

Джонатан быстро к нему присоединился:

– Я пойду с тобой.

– Нет, – сказал я, – это бесполезно и глупо. Вы понятия не имеете, в какую шахту их задуло, задуло ли их в одну шахту или нет. И даже если вы их найдете, как потом выберетесь? А если вновь подует ветер? Тогда вместо шести потеряются все восемь.

А ветер принимался дуть, еще раз шесть, пока мы работали отверткой, чтобы снять сетку. Каждый раз нам приходилось останавливаться и держаться. Две мыши хватались прямо за сетку; некоторые из нас распластывались за ними, чтобы они не соскользнули. А Джастин, взяв с собой нитки, отправился искать потерявшихся. Он осматривал шахту за шахтой до конца катушки, тихо зовя их – но все было без толку. И по сей день мы не знаем, что случилось с этими шестью мышами. Они либо нашли со временем путь на свободу, либо умерли там. Мы на всякий случай оставили для них сетку открытой.

Сетка. Она была из прочной проволоки, с дырочками размером с желудь, и заключена в стальную рамку. Мы всматривались и стучали по ней отверткой, но не могли ее сдвинуть. Она была прикреплена снаружи, но мы не могли понять как. И вдруг у белой мыши появилась идея.

– Просуньте отвертку в проволоку внизу, – сказал он, – и надавите.

Мы так и сделали, в проволоке появилась дыра около сантиметра. Мы проделали это вновь – вниз, влево, потом вправо. Медленно дыра в проволоке росла, пока белая мышь не сказала: «Думаю, достаточно». Он залез в маленькое отверстие, изогнувшись и повертевшись, он оказался с другой стороны сетки. Джонатан последовал за ним; они оба скрылись из виду, но через минуту снаружи показалась голова Джонатана.

– Здесь засов, – сказал он. – Мы работаем над ним.

Внутри мы слышали легкий скрежет, когда две мыши трудились над засовом, пытаясь его открыть. Потом внизу сетка стала шире; мы навалились на нее и через мгновение стояли на крыше НИПЗа свободные.

Поместье Бонифейса

Миссис Фрисби спросила:

– Джонатан и мистер Эйджис открыли сетку?

– Да, – ответил Никодимус. – Без них я сомневаюсь, что мы смогли бы с ней справиться. Стальная рамка была прочной, засов – надежным, а проволока такой плотной, что мы едва ли сумели бы сломать ее настолько, что один из нас смог бы пролезть. Поэтому мы были рады, что взяли их, и предложили остаться с нами. Так как их было двое, они сказали, что согласны, по крайней мере, на первое время.

А потом началось путешествие, которое, с небольшими перерывами, продолжалось почти два года. Иногда оно было приятным (сначала ощущение было прекрасным, когда ты осознаешь, что свободен и на тебе больше нет лабораторного ошейника), а иногда ужасным. Я записал все, и если настанет когда-нибудь время, когда крысы смогут сами печатать книги, то напишу книгу о наших приключениях. Это будет длинная книга, полная испытаний и опасностей, о них сейчас долго рассказывать. Именно в то трудное время я потерял глаз и заработал шрам, который вы видите на моем лице.

Но у нас были и счастливые моменты, и проблески удачи, в частности два, которые помогут объяснить, как мы сюда попали и каковы теперь наши планы.

Мы выбрались ранним летом. Мы знали наперед – мы судили по продолжительному солнечному дню, хотя, когда мы стояли на крыше было темно. Однако мы без труда смогли спуститься вниз по зданию. В углах были водостоки со множеством уступов (мы уронили отвертку и катушку ниток в один из них); чуть ниже рос плющ; мы все хорошо лазали, а лунный свет освещал нам путь. Меньше чем через пятнадцать минут мы были на земле. Оставаясь в тени, прячась при возможности под кустами, мы устремились прочь от НИПЗа, не зная, да и не заботясь о том, куда мы бежим. Никто нас не видел.

В течение нескольких недель мы жили, как могли. Нам пришлось в какой-то степени научиться уживаться друг с другом, хотя мир вне лаборатории был таким же, просто мы сами изменились. Пару раз нам приходилось есть на свалках и из мусорных баков. Но умея читать, мы быстро научились различать вывески на зданиях: «Продукты», «Супермаркет», «Мясо и овощи», например, чтобы понимать, где можно взять еду. А однажды ночью внутри супермаркета (они всегда оставляют несколько горящих ламп) мы даже смогли прочесть надписи на стене, ведущие нас в секцию 8 «Кисломолочные продукты» (сыр), секцию 3 «Выпечка» и так далее. За городом были амбары, башни с зерном и кукурузой и курятники, полные яиц.