Учитель вранья - Харитонов Марк Сергеевич. Страница 8
– Всё, – закричал, – я в обмороке! Лежачего не бьют!
Тощий стражник увидел, что он остался один, а Маленький Великан всё смотрит на свой мизинец, как будто примеривается, и тоже побежал к песку.
– Подвинься, – крикнул, – немного! Я тоже хочу упасть в обморок!
– Падай рядом, – сказал толстый, – здесь места нету.
– Рядом падать твёрдо.
– А вон ещё песочек в яме. Падай туда.
– В яму?
– Нет, в обморок.
– Тот обморок слишком глубокий… Ладно, я буду просто убит. Убит – значит, нельзя меня трогать.
Он осторожно опустился на четвереньки и стал отползать в сторону, приговаривая про себя:
– Ничего. Сейчас убит, а потом выздоровею. Так разрешается.
Но тут Фонтан хвать его за воротник!
– Э, ты куда? Постой! Ишь, хитрый! Если сдаёшься, так сдавайся по правилам, а не убегай.
– Сдаюсь! – заныл тощий стражник. – Чего хватаешься? Чего вам от меня надо?
– Пароль! – сказал Фонтан. – Быстро говори секретное слово, чтобы пустили во дворец!
– Сейчас, сейчас! – заторопился тощий. Он действительно оказался трусом, и сосулька под его носом выглядела теперь обыкновенной соплёй. – Когда спросят пароль, надо сказать: «Я иду по ковру!» И вас пропустят.
– «Я иду по ковру», – повторил Фонтан. – И всё? Странный пароль! Ну что ж, запомню. Ты, мальчик, пойдёшь со мной?
– Конечно! – сказал Я.
– А ты, Маленький Великан?
– Я бы пошёл, но боюсь, не пролезу в дверь.
– Ладно, сторожи пока стражников, чтоб не подняли тревогу. Мы скоро вернёмся.
Пузырь Двести Восемнадцатый
В дворцовой прихожей не было окон, и после улицы там показалось темно. Темней, чем в подземном ходе. Некоторое время все шли почти на ощупь, иногда натыкались один на другого и сперва пугались, потом начинали шёпотом выяснять:
– Это ты, Фонтан?
– Наверно. В такой темноте не поймёшь. А это ты, мальчик?
– Ага, – говорил Я.
Вдруг чей-то невидимый голос окликнул:
– Стой! Кто идёт?
– Свои, – ответил Фонтан.
– Куда?
– К королю.
– Пароль?
– «Я иду по ковру».
– Правильно. «Ты идёшь, пока врёшь». Иди прямо.
Через несколько шагов снова раздался окрик:
– Пароль?
– «Я иду по ковру».
– «Вы идёте, пока врёте». Направо.
И снова:
– Пароль?
– «Я иду по ковру».
– «Мы идём, пока врём». Налево.
Они повернули налево, открыли дверь и оказались в большой сумрачной комнате.
Здесь пахло мылом, как в умывальной. Хотя ни крана, ни душа, ни ванной не было видно. Вообще комната была пуста. Лишь у стены стояли три стула. Один на колёсиках, другой – качалка, третий – просто так. На том, что с колёсиками, лежал красный лоскут и что-то вроде шапочки из золотой бумаги.
– Корона! – узнал Фонтан.
– Эй, есть тут кто-нибудь?
– Ау! – послышалось неизвестно откуда. – Не видите меня?
– Нет.
– А вы поищите, поищите.
– Тут негде искать, – сказал Я.
– Сдаётесь?
– Сдаёмся.
– То-то же.
И вдруг они увидели, как шапочка-корона сама собой стала приподниматься над сиденьем стула. Под ней появилось круглое сияющее лицо. Оно не просто сияло – оно переливалось всеми цветами радуги. Красный лоскут превратился в маленькую красивую мантию.
– Стоп, – сказал сам себе Пузырь и перестал раздуваться. Он покачивался на стуле от незаметных дуновений воздуха, толстый, круглый, красивый. – Что, ловко я? Как будто бы меня здесь нет, а сам – пф-ф – только воздух выдохнул. Осторожность не помешает. Мало ли кто войдёт. Королям надо себя беречь.
– Ой, пожалуйста, не раздувайтесь так сильно, – попросил Я, – а то лопнете.
– Без тебя знаю, – буркнул Пузырь немного обиженно и чуть-чуть выдохнул воздух. – Невежливо говорить старшим «лопнете». Да ещё королям. Впрочем, я ценю заботу о моём королевском здоровье.
– А вы правда король?
– Разве не видно? Мантия – раз, корона – два и сижу на троне. Кто же я, по-твоему?
– Это вас, значит, выбрали королём на последнем празднике? – спросил Фонтан.
– Нет, – сказал Пузырь, – не меня, а моего далёкого предка. Его Величество Пузыря Первого. Он был основатель династии. С тех пор корона передаётся по наследству, и я уже Моё Королевское Величество Пузырь Двести Восемнадцатый. Вообще мы происхождения загадочного и даже волшебного. Когда-то, в незапамятные времена, Пузырь Первый победил огнедышащего дракона и освободил от него нашу страну. В благодарность за это его выбрали королём.
– Враньё, – сказал Фонтан. – Королём его выбрали за лучшее враньё.
Пузырь покачал головой. А вернее сказать, весь покачался на своём троне. Его переливчатое лицо то розовело, то голубело, то зеленело. Никак нельзя было понять, какого оно цвета.
– Это раньше было враньё, а теперь нет. Теперь враньё не разрешается. Теперь это называется история. Так и в учебниках пишут. Я догадываюсь, кто вы такие и зачем пришли. Вы заговорщики, да? Вы проникли во дворец, чтобы меня рассердить? Чтобы я лопнул от злости или от чего-нибудь другого? Это называется покушение. Как интересно! Впрочем, не особенно. Потому что ничего у вас не получится. Предупреждаю. Видите, я даже ничуть больше не раздуваюсь. Это раньше короли были нервные. Они могли лопаться от гордости, от зависти. Да от чего угодно. Пузырь Шестьдесят Восьмой лопнул, например, от восторга. А Пузырь Двести Семнадцатый, который был передо мной, – от простого насморка. Только успел сесть на трон, вдруг – ап-чхи! – и нет его. Одно мокрое место. Но то были неженки. Все из какого-то особого туалетного мыла. А я из простых. Из грубых, так сказать, хозяйственных сортов. У меня здоровье крепкое. И от всех болезней прививки. От хвастовства, от волнения, от сержения… или как это сказать? – от сердения. В общем, меня ничем не возьмёшь. И подходить ко мне лучше не пробуйте. Я сразу под потолок – фюить! – там воздух выпущу. Не увидите, не достанете. Я теперь здесь навсегда.
– Но ведь скучно всё время одно и то же, – сказал Я.
– Почему скучно? У меня вон троны разные. Трон-качалка, трон-каталка. Короны тоже всякие есть с козырьком от солнца, есть с разными бантиками. Можно примерять по очереди, в зеркало на себя любоваться. Почему одно и то же? Что прикажу, всё сделают, что захочу, всё мне дают. Не, королём быть очень даже интересно. Тебе это не понять, ты ещё маленький. Сколько тебе лет?
– Семь, – сказал Я. – То есть семь с половиной.
– Ты что, не можешь запомнить точно?
Я немного смутился.
– Запоминаю, конечно. Но это всё время меняется, надо перезапоминать. Только привыкнешь, что шесть, – уже шесть с половиной. Потом семь. Скоро будет восемь.
– Не, – сказал Пузырь и опять покачался на троне, – восемь тебе не будет.
– Почему?
– Потому что я вас никуда отсюда не отпущу. Думаете, какие вы хитрые, ко мне проникли? А я, может, сам хитрый. Я, может, нарочно дал вам пройти. Мне интересно немного поболтать с новенькими. Всё-таки развлечение. А потом вызову стражу, и вас запрут на замок вон в том чулане.
– Во-первых, мы не дадимся, – сказал Я. – А во-вторых, останусь я или не останусь, восемь лет мне всё равно будет. Время ведь идёт, не останавливается.
– Ты хочешь меня рассмешить, – сказал Пузырь Двести Восемнадцатый. – Я понял, ты хочешь, чтобы я лопнул от смеха. Не получится. От смеха у меня тоже прививка. Видишь, я только милостиво улыбаюсь твоей глупости. Как же это время может идти? Что у него, ноги, что ли? И куда оно, интересно, идёт?
И куда уходит?
Я хотел ответить, что так просто говорят: время идёт. Но потом подумал: как это в самом деле получается, что вот было человеку семь лет, а потом становится восемь? Человек стоит на месте – а всё меняется само собой?