Русские народные сказки - Сборник "Викиликс". Страница 22
Мужик приехал осенью копать репу. А медведь из дубровы вылезает:
– Мужик, давай репу делить, мою долю подавай.
– Ладно, медведюшка, давай делить: тебе вершки, мне корешки.
Отдал мужик медведю всю ботву. А репу наклал на воз и повез в город продавать. Навстречу ему медведь:
– Мужик, куда ты едешь?
– Еду, медведюшка, в город корешки продавать.
– Дай-ка попробовать – каков корешок?
Мужик дал ему репу. Медведь как съел:
– А-а! – заревел. – Мужик, обманул ты меня! Твои корешки сладеньки. Теперь не езжай ко мне в лес по дрова, а то заломаю.
На другой год мужик посеял на том месте рожь.
Приехал жать, а уж медведь его дожидается:
– Теперь меня, мужик, не обманешь, давай мою долю.
Мужик говорит:
– Быть так. Бери, медведюшка, корешки, а я себе возьму хоть вершки.
Собрали они рожь. Отдал мужик медведю корешки, а рожь наклал на воз и увез домой.
Медведь бился, бился, ничего с корешками сделать не мог.
Рассердился он на мужика, и с тех пор у медведя с мужиком вражда пошла.
Никита Кожемяка
Встарые годы появился невдалеке от Киева страшный змей. Много народа из Киева потаскал в свою берлогу, потаскал и поел. Утащил змей и царскую дочь, но не съел ее, а крепко-накрепко запер в своей берлоге. Увязалась за царевной из дому маленькая собачонка. Как улетит змей на промысел, царевна напишет записочку к отцу, к матери, привяжет записочку собачонке на шею и пошлет ее домой. Собачонка записочку отнесет и ответ принесет.
Вот раз царь и царица пишут царевне: узнай-де от змея, кто его сильней. Стала царевна от змея допытываться и допыталась.
– Есть, – говорит змей, – в Киеве Никита Кожемяка – тот меня сильней.
Как ушел змей на промысел, царевна и написала к отцу, к матери записочку: есть-де в Киеве Никита Кожемяка, он один сильнее змея. Пошлите Никиту меня из неволи выручить.
Сыскал царь Никиту и сам с царицею пошел его просить выручить их дочку из тяжелой неволи. В ту пору мял Кожемяка разом двенадцать воловьих кож. Как увидел Никита царя – испугался: руки у Никиты задрожали, и разорвал он разом все двенадцать кож. Рассердился тут Никита, что его испугали и ему убытку наделали, и, сколько ни упрашивали его царь и царица пойти выручить царевну, не пошел.
Вот и придумал царь с царицей собрать пять тысяч малолетних сирот – осиротил их лютый змей, – и послали их просить Кожемяку освободить всю русскую землю от великой беды. Сжалился Кожемяка на сиротские слезы, сам прослезился. Взял он триста пудов пеньки, насмолил ее смолою, весь пенькою обмотался и пошел.
Подходит Никита к змеиной берлоге, а змей заперся, бревнами завалился и к нему не выходит.
– Выходи лучше на чистое поле, а не то я всю твою берлогу размечу! – сказал Кожемяка и стал уже бревна руками разбрасывать.
Видит змей беду неминучую, некуда ему от Никиты спрятаться, вышел в чистое поле.
Долго ли, коротко ли они билися, только Никита повалил змея на землю и хотел его душить. Стал тут змей молить Никиту:
– Не бей меня, Никитушка, до смерти! Сильнее нас с тобою никого на свете нет. Разделим весь свет поровну: ты будешь владеть в одной половине, а я – в другой.
– Хорошо, – сказал Никита. – Надо же прежде межу проложить, чтобы потом спору промеж нас не было.
Сделал Никита соху в триста пудов, запряг в нее змея и стал от Киева межу прокладывать, борозду пропахивать; глубиной та борозда в две сажени с четвертью. Провел Никита борозду от Киева до самого Черного моря и говорит змею:
– Землю мы разделили – теперь давай море делить, чтобы о воде промеж нас спору не вышло.
Стали воду делить – вогнал Никита змея в Черное море, да там его и утопил.
Сделавши святое дело, воротился Никита в Киев, стал опять кожи мять, не взял за свой труд ничего. Царевна же воротилась к отцу, к матери.
Борозда Никитина, говорят, и теперь кое-где по степи видна; стоит она валом сажени на две высотою: оставляют ее на память о Никите Кожемяке.
Петр и Петруша
Жил на свете такой царь, Петром звали, а по прозвищу Великий.
В одно время поехал он на охоту зверье ловить. А Петр, надо сказать, в царскую одежду не любил рядиться, все больше простую носил.
Вот едет он лесом все далее и далее и заплутался. Пристигла его в лесу темная ночь.
А тут – еще беда! – напал на него медведь и растерзал его охотную собаку.
Опечалился царь Петр.
«Эх, – думает, – остался я теперь ни при чем!»
Ну и закружил Петр в темном лесу.
Всю ночь кружил, а лесу конца-краю нет.
Выехал Петр на маленькую полянку и вдруг видит: сидит на пеньке солдат.
«Ага, – думает Петр, – солдат-то мой!»
Петр одним только глазом глянул на его шинельку и уже знает, какого он полка.
А солдат этот в бегах был, в лесу прятался.
– Здравствуй, служивый, – говорит ему Петр.
– Здравствуй, не знаю, кто ты таков, – отвечает солдат.
– А я из царской свиты. Поехал с царем на охоту да и отстал, с дороги сбился. А ты откуда? Куда путь держишь?
– Тебе-то что за надобность, откуда я да куда? – говорит солдат.
– Да я по простоте спрашиваю, – говорит Петр. – Может, дорогу мне покажешь.
– А я сам с дороги сбился, – говорит солдат. – Домой на побывку ходил да и заплутался в этом лесу.
– Ну, пойдем, будем вместе дорогу искать, – говорит Петр. – Авось выберемся.
И отправились. Петр – на коне, а солдат – пеший.
– Тебя как звать-то? – спрашивает царь.
– Петром, – отвечает солдат. – А тебя?
– А меня Петрушей, – говорит царь.
– А по батюшке как? – спрашивает солдат.
– А по батюшке Алексеич, – отвечает царь.
– И меня Алексеич, – говорит солдат. – Значит, мы с тобой полные тезки.
– А ты откуда родом? – спрашивает царь.
– Оттуда-то.
– Ну и я тоже. Значит, мало что тезки, а еще и земляки. А что, земляк, – говорит ему царь Петр, – как тебе в полку служится?
– Служба-то ничего, – говорит солдат, – да полковник больно зол: чуть что не по нем – сейчас драться. Пуговицу вот потерял, так он меня за эту пуговицу му?кой замучил. Каждый день бил. Хоть плачь. Хоть беги.
– А ты, верно, и сбежал? – говорит царь.
Солдат и признался тут, что он бежавший.
– Да ты не робей, царь, может, и простит, – говорит Петр.
А потом спрашивает:
– А кто у вас полковник, кто ротный?
Солдат ему все толком и доложил: кто ротный, кто полковник.
– А как, служивый, у вас в полку пища? – спрашивает Петр. – Говядины по скольку варят? По уставу в котел кладут?
– Про устав одна слава идет, – говорит солдат, – а говядина мимо плывет.
Петр только головой покачал.
– А кашу крутую варят? – опять спрашивает.
– Какое там крутую? – говорит солдат. – Крупинка от крупинки за версту, на ложку и не поймать.
–????Да, плохая ваша жизнь, – говорит Петр. – Я и сам сбежал бы от такой жизни!
Долго ли, мало ли плутали они по лесу и увидели преогромную сосну.
– Ну-ка, тезка, – говорит Петр солдату, – подержи моего коня, а я заберусь повыше, посмотрю, не видать ли где огонька.
Забрался Петр на самую вершину, поглядел туда-сюда: всюду тьма непроглядная, только в одной стороне, далеко-далеко, огонек светится, может, в деревне где или в избушке лесничего.
Слез Петр на землю, вскочил на коня и говорит:
– Садись, служивый, и ты, мой конь сильный, двоих увезет.
А солдат не соглашается.
– Нет, – говорит, – я уж лучше пешком.
Так и двинулись в путь, конный да пеший, два товарища.
Долго ли, коротко ли – выехали к огоньку.
Видят: стоит дом. Все окошки темные, а одно – наверху – светится.
Дом высоким забором обнесен, нигде ни входа ни выхода.
Постучались они. Стоят, ждут. Никто на стук не отвечает.
Солдат и руками и ногами в ворота колотит, а все равно никто на стук не выходит, никто не открывает. Только огонек в верхнем окошке погас.