Сказки Западной Африки. Живой огонь - Автор неизвестен. Страница 57

— Брат мой певец, никогда не кормись воровством на крестьянских полях!

Но едва повернулся гриот спиной к реке, как услышал из глубины песню Конко-сома:

Брат мой гриот,

Всего страшней тот,

Кто в долг обещает,

Кто нас обольщает.

Мабо-гриот,

Когда час придет,

Они все отбирают,

Нас в беде оставляют.

Бойся этих обманщиков,

Брат мой, Мабо-гриот!

Крокодилова родня

Крокодилова родня

Всю жизнь богатей крокодил прожил в почете и уважении. А умер — все звери и птицы на похоронах собрались. Отошел траур, приспело время наследство делить. И тут заспорили звери и птицы, кто крокодилу ближайший родственник, ибо кому, как не родне, богатство достанется.

Сказали птицы:

— Крокодил нашего роду-племени.

— Как бы не так! — зарычали звери. — Какая вы ему родня? Крокодил на вас совсем не похож. Вы в перья одеты, он — в крепкую кожу-броню.

Отвечали птицы:

— Верно, перьев, как у нас, у него нет. Но зачем судить по тому, что после рождения появляется, лучше судить по тому, откуда жизнь истоки берет. А у нас и у него они одни и те же — мы вывелись из яйца. Вот начало всех начал. Таким он у матери на свет появился. Наш он, наш, мы его законные наследники.

Не на шутку разъярились звери, заслышав такое.

— Ишь, чего захотели! Крокодил — наш родич, нам его наследство и достанется!

Собрался лесной совет. Решили так: пусть звери свои доводы представят, почему крокодил им родня, и пусть птицам докажут, что не в яйце вовсе дело.

Держали слово звери:

— Верно, когда ищешь родства, нужно до самых истоков дойти. Но яйцо еще ничего не объясняет. Вся жизнь изначально из яйца произошла. Так что судить надобно не по происхождению, а по жизни. Жизнь — единственное мерило. Вырос крокодил, и стало у него четыре лапы, как у нас. Лапы — вот что главное, по ним и судить. Так что отдавайте-ка наследство нам!

Заверещали, загалдели птицы:

— Вы говорите, что у нас перья, а не кожа-броня. Посмотрите на себя, у вас тоже брони и в помине нет. Шерсть да мех! Один смех! И про жизнь вы неправильно говорите. Не тогда она у крокодила началась, когда ноги выросли. Он уже в яйце жил. А вы совсем и не из яйца рождаетесь. Не видать вам наследства!

Но звери не сдавались и по сей день спорят, никакой лесной совет их не рассудит. Может, вам удастся?

Лев — царь зверей, но не людей

Собрал как-то Лев зверей в своем дворце на совет. Приветствовали его звери лесные и кланялись низко. Молвил Лев:

— Собрал я вас для того, чтобы решить, как с человеком бороться. Житья от его козней нет.

Думали-думали, наконец Слон предложил для всех зверенышей школу устроить и учить их всему, что старшие уразумели.

— Кого же мы в учителя возьмем? — Лев-повелитель спрашивает.

— Возьмите меня, — вызвалась Гиена.

— А чему ты наших малышей учить станешь? — Лев вопрошает.

— Научу их пошире пасть раскрывать, погромче рычать да зубы пострашнее скалить. Ох как испугается человек!

— Как бы не так! — пискнул Заяц. — Большим зверям хорошо, а каково нам, малышам?

Задумалась Гиена, но что ответить не нашла.

— Лучше учить наших детенышей в траве прятаться, тогда нас эти вонючие двуногие не заметят, — предложил Заяц.

— Ох и насмешил же ты! — воскликнул Слон. — Где ж такая трава растет, что меня укроет?

Подняли звери Зайца на смех.

— Лучше меня учителя не сыскать! — похвастал Шакал.

— Ну-ка расскажи о своем умении! — потребовал Лев.

— Познал я в жизни три истины, их и молодым передам. Первая: увижу, где поживиться можно, сперва осмотрюсь, безопасное ли место — потому и в капкан не попадаю.

— До чего ж ты мудрый! — закивали звери.

— Вторая истина такова, — продолжал Шакал, — подойду к реке или ручью напиться, разведаю сперва, нет ли кого поблизости. И даже если нет ни души, я голову к воде не клоню.

— Как же ты тогда пьешь? — изумился Заяц.

— А вот как: опущу в воду хвост, а потом отбегу туда, где безопаснее, воду с хвоста и слизываю. И так несколько раз, пока не напьюсь.

— А как ты ночью спишь? — спросила Гиена.

— В этом как раз и есть третья моя премудрость, — Шакал отвечает. — По ночам я делаю так: с одного места прокричу, перебегу на другое, потом — на третье, заберусь в чащобу, где ветвей не разнять, где листва сухая, там-то и ложусь. Стоит кому на сухую листву наступить — зашуршит, у меня сразу — ушки на макушке.

— Да ты и впрямь мудрец, — признали звери.

— Что ж, быть тебе учителем наших малышей, — решил Лев. И стали все зверята к Шакалу в школу ходить, учились все прилежно, кроме Львенка.

— Ну что мне человек? — усмехался он. — Коли повстречается, свалю крепкой лапой, растерзаю острым когтем.

Раз шли после уроков Львенок и Зайчонок. Глядь, а навстречу человек. Стоит Львенок, диву дается: что за странное существо? Человека он раньше и в глаза не видывал.

Подошел человек, рядом присел, поздоровался со Львенком почтительно — как-никак царский отпрыск.

— Что-то ты ни на одного зверя не похож, — говорит ему Львенок. — И почему-то я тебя у отца во дворце не видал ни разу.

Отвечал человек смиренно:

— Потому не ходок я во дворец к всемогущему Льву, что стыдно мне. Тело мое шерстью не прикрыто, да и хвоста у меня нет.

Повелел Львенок человеку построить шалаш.

— Уж больно солнце яркое мне докучает, — говорит. Сделал человек крепкий остов из жердей, веревками связал — клеть получилась. А Зайчонка давно и след простыл, как человека завидел — деру дал, только пятки засверкали. Так что один на один Львенок с человеком остался.

— Что ж, достопочтенный царевич, милости прошу, — человек зазывает, — посмотри, мягко ли, тенисто ли.

Забрался Львенок в шалаш, попросил еще и вход закрыть. Завалил человек вход, а сам пошел, набрал охапку сучьев да листьев сухих. Разложил он все это вокруг шалаша и поджег.

— Ну-ка ты, бесхвостый, выпускай меня поскорее, не видишь — горю! — Львенок кричит.

— Запомни же, глупый и хвастливый звереныш, сегодня ты впервые повстречал человека. Ну, где твои сильные лапы и острые когти? Ты ж грозил растерзать меня. А видишь, обернулось так, что твоя жизнь в моих руках.

— Прости, прости меня, человек, — взмолился Львенок, — глуп я и дерзок. Не губи.

— Что ж, пощажу я тебя, — сжалился человек и открыл вход. — Только крепко запомни: Лев — царь зверей, но не людей.

Двадцатипятилетний сильнее всех

Жили-поживали на белом свете добрые друзья — красивый молодой Лев и полосатая Гиена. Однажды Лев спрашивает Гиену:

— Скажи, друг, кого ты больше всех боишься?

— Дикого быка, — отвечает ему Гиена. — Он крушит все вокруг, топчет муравейники и так страшно ревет, что все звери дрожат от страха.

А потом сама спрашивает Льва, кого больше всех на свете боится он.

— Больше, чем всех зверей, и уж, конечно, больше, чем дикого быка, я боюсь двадцатипятилетнего мужчину, — отвечает Лев.

— Вот уж чепуха-то, — говорит Гиена. — Да ты одолей хоть одного дикого быка, а я за это запросто одолею двадцать двадцатипятилетних мужчин.