Пшеничное зерно и океан - Яворски Митко. Страница 18
— Я тоже из того же рода, — повторял беспрестанно Арнольдо Барнольдо.
Скрестив руки на груди, он кланялся и умолял не оставлять его одного среди звёзд.
— Раз так, мы примем и его тоже, — решили жители планеты Травинка.
И они приняли его.
Безумная Частица квази-звезды осталась одна. Сделав стремительный зигзаг между звёздами, она скоро исчезла из глаз.
Она не была совсем уж мёртвой и не должна была кому-то подчиняться. Она прекрасно поняла это и обрадовалась, очень обрадовалась.
Имеет ли кто-нибудь всё?
В одном ласточкином гнезде под крышей вылупились три птенца. Они высунули головки, увидали солнечный свет и сказали: "Цвир-р". Самый маленький из них, чуть побольше напёрстка, имел отличие в виде белого пёрышка, круглого и светлого, как жемчужная капля росы.
Ласточки росли быстро. Наконец настало время, когда они начали пытаться взлетать. Старая ласточка — их мать, с большим трудом удерживала их в гнезде: придёт и их время, нечего так спешить, ещё рано, сначала пусть окрепнут крылышки. Они послушались маму, но, подрастая, стали приглядываться друг к другу. И тогда произошло нечто, очень огорчившее Ласточку с белым пёрышком на головке.
— Ты не из нашего гнезда, — вдруг объявили ей сестрички.
— Как это не из вашего? — обиделась Ласточка. — Когда я выглянула из яйца, вы сидели около меня. Значит, мы все из одной семьи.
— Ты не похожа на нас: вон у тебя на голове белое пёрышко, а у нас его нет.
— Почему же тогда вы считаете меня чужой?
— Потому что мы — одинаковые, — сердито ответили сестрички и попытались выбросить её из гнезда.
— Как вы посмели? Ведь ваша сестричка ещё не умеет летать — она разобьётся, — стала ругать их Мама.
Ласточка осталась в гнезде, но в её сердечке затаилась горькая обида. В том, что у неё на головке было белое пёрышко — или к добру или ко злу — неизвестно, она была не виновата. И, вытянув шейку, она с нетерпением ожидала свою Маму. Подуют студёные ветры, обещала она птенцам, уведёт она их в тёплые страны. Может быть там самую младшую не будут укорять за то, что у неё на лбу белое пёрышко.
Пока она так думала, над двором закружила старая ласточка.
— Цвир, цвир, — радостно приветствовала ласточка свою мать.
А с предвечернего, розового от заходящего солнца неба спускался ястреб. Ласточка и не подозревала, что должно было произойти, но инстинктивно почувствовала что-то страшное и крепко зажмурилась. Когда она открыла глаза, то увидела, как по двору ветер играет перьями старой ласточки…
А утром некому было уже принести ей еду. К полудню, хоть и не совсем ещё оперившаяся, Ласточка покинула своё гнездо. То же сделали и её сестрички. Они долетели до ближайшего тутового дерева, почирикали, словно прощаясь друг с другом, и, влекомые огромным голубым небом, разлетелись в разные стороны.
Ласточка с белым пёрышком летела над своим двором. Что-то подсказывало ей, как надо ловить мошек, как ускользать от опасности. А вот времени на то, чтобы любоваться заснеженными вершинами, наслаждаться небом и всем, что было видно вокруг, не оставалось. Если бы не это, наверное она была бы счастлива. Но разве кто-нибудь имеет абсолютно всё?
— спросила она себя и крикнула:
— А кто имеет всё?
Первой услышала Ласточку кошка хозяйки. Она явно хотела ответить ей что-то, но не смогла: огромная лохматая собака зарычала на неё, и кошка мигом взлетела на тутовник. А собака вытянулась на самом солнцепёке и заснула.
Не только куры, но даже петух с высоко торчащим гребнем не посмели прикоснуться к ней.
"Вот кто имеет всё — собака" — подумала Ласточка с белым пёрышком.
В это время пришёл хозяин большого двора.
— Ишь, разлёгся тут на солнышке, — рассердился он и хлестнул собаку кнутом.
"Наверное только человек имеет всё" — подумала Ласточка.
Но вот над двором повисла тёмная туча, и хлынул ливень. Человек убежал в дом.
— Понятно, значит и человек не имеет всё, — заключила Ласточка.
Однажды утром, рано-рано, Ласточка присела у источника в небольшом лесу.
— Прозрачный ручеёк, — спросила его Ласточка, — у тебя всё есть?
— Я питаю водой травы и цветы на всём своём пути, до самого моря. Другое меня не интересует.
Ласточка не стала разговаривать с ним и полетела дальше.
Она услышала пение соловья. Его песенка поднималась к засеребрившемуся предутреннему небу. Даже звёзды остановились в своём беге, чтобы послушать его.
— Ох, ох, как всемогуща эта песня, — подумала Ласточка. — Перед ней, наверное, пасует даже ястреб.
И чтобы убедиться, так ли это, она решила обратиться к соловью со своим вопросом. Он спрятался в ветвях и прекратил свою песенку.
— Ты что, меня испугался, да? — спросила его Ласточка.
— Конечно. Откуда мне знать — друг ты или враг.
— Ты разве не знаешь, как сильна твоя песня? И зверь, и ветер — все вслушиваются в неё. Никто не сделает тебе зла.
— Ты или слишком мала, или очень глупа. Вот схватит меня ястреб, и останутся от меня только одни пёрышки, — грустно ответил ей Соловей.
— Откуда ты это знаешь?
— Видал своими глазами, как это случилось с другим соловьём. Бывало, запоёт он, над ручьём словно ещё одно солнышко всходило. Разве можно было погибать такому соловью? И на тебе! — ястреб заграбастал его прямо когда он пел, так с отворённым клювиком и схватил.
— Как это плохо, что не все подчиняются красоте песни, — прошептала Ласточка.
— Как это так? — не понял Соловей.
— Прежде чем мы стали беседовать с тобой, А была уверена, что песня — это самое сильное, что есть на свете, а вот видишь, оказалось это не так.
Ласточка покинула рощицу и ручеёк и с тяжёлым сердцем полетела дальше. Она потеряла свою мать, и ей было очень горько. Но то, что песня не может подчинить себе ястреба, повергло её в отчаяние.
Она решила перелететь через белоснежные вершины гор и посмотреть, как там, за ними, устроен мир.
Долго летела Ласточка, а горы были всё ещё далеко. Она села на дерево, одиноко высившееся в поле, и прикрыла глаза. Ей казалось, что так она быстрее отдохнёт.
— Что же ты не скажешь мне: "Добрый день"? — укоризненно заметила Примула, росшая в тени под деревом.
— Я очень устала, не заметила тебя, извини…
Примула не дослушала её оправданий. Она попросила Ласточку взлететь повыше и посмотреть, не видно ли на горизонте какого-нибудь дождевого облачка.
Ласточка, хоть и не отдохнула совсем, но исполнила её просьбу.
— Ну что, видела? — нетерпеливо спросила Примула.
— Нет, — ответила Ласточка.
— Плохо. Я погибаю. Мои корешки не достают влаги. Они высохнут ещё прежде, чем созреют семечки. И когда на будущий год ты будешь пролетать здесь, от меня здесь ничего уже не останется, — грустно произнесла Примула.
— Взгляни, видишь белое пятнышко у меня на голове, оно похоже на капельку росы. Возьми его, может быть оно поможет тебе, пока придёт дождь.
Сказала так Ласточка и спустилась к цветку.
— Это просто пёрышко, — сразу определила Примула. — Оно всегда будет с тобой, куда бы ты ни летела. Но оно никак не сможет помочь мне.
— Другого у меня ничего нет.
— Лети и, если встретишь облачко, скажи ему, чтобы оно поспешило: мол, один цветок высохнет, если не будет влаги, ещё до того, как созреют его семечки, — молила Примула.
— Непременно, — обещала Ласточка и заспешила к снежным вершинам горы.
Она летела, летела чуть ли не весь день, а вершины все были впереди. Солнце спряталось за холмами. Над лесом сгустились тени. Ласточка забыла о всех тяготах, которые мучили её. Она искала места, где можно было бы переночевать.
Уже в сумерки достигла она небольшой полянки, ограждённой высокими деревьями. В самой её середине журчат ручеёк. Он пересекал полянку, и там, где он скрывался в тёмном лесу, росло большое дерево. В нескольких шагах от него стояла покосившаяся избушка, на крыльце которой сидела сгорбленная Старушка.