Сандалики, полная скорость! - Иваненко Оксана Дмитриевна. Страница 18

— Но ведь я смогу загадать ещё одно желание перед самой олимпиадой? - спросила Зина.

— Э. нет, - засмеялся доктор. – Другое желание ты сможешь загадать лишь месяц спустя после первого, а Олимпиада — через три недели. Да и зачем тебе это? Сегодня ты играешь так же, как и Ася, и, если у тебя на самом деле есть горячее желание хорошо играть, ты будешь много заниматься и за три недели сможешь даже перегнать свою подругу.

— Верно, — согласилась Зина. — Теперь я ей по

кажу!

— Знаешь, — произнёс доктор серьезно и ласково — постарайся только понять, чего хочет Ася, и тогда всё у тебя пойдёт хорошо. Ну что ж, а теперь давай-ка посмотрим твои глаза.

— Нет, нет! — сказала Зина. —Это еще успеется. Я хочу поскорее попробовать, правда ли, что я играю так же, как Ася. До свиданья!

И, спрятав волшебный камешек в карман, она

стремглав выбежала на улицу.

А доктор только усмехнулся и покачал головой.

...Никто из ребят, конечно, не знал, что в кармане у Зины лежит волшебный камешек, и все были очень удивлены, когда услышали, как она играет. Руки её смело и уверенно брали самые трудные аккорды и с блистательной скоростью исполняли наисложнейшие пассажи.

Ася сидела внимательная и серьезная, боясь пропустить хотя бы один звук. Все дети невольно поглядывали и на неё. Каково же было их удивление, когда по окончании игры Ася бросилась Зине на шею!

— Зиночка! Как чудесно ты играешь! А я и не знала! Теперь мы вместе будем выступать на олимпиаде!

Зина презрительно усмехнулась и бросила:

— Ещё бы!..

И вот поехали обе девочки за город на уютную дачу с большим парком, который переходил в лес.

У них были удобные комнатки; в каждой стоял прекрасный рояль. И там, в тишине и покое, они готовились к олимпиаде.

Едва начинали петь птицы в саду, Ася уже садилась за рояль и начинала бесконечные упражнения.

Зина же натягивала одеяло на уши и бормотала:

— Вот ещё задавака!.. Чтобы все слышали, что она встаёт первой! Никогда выспаться не даст!..

После завтрака и она садилась играть, но как нудно играть одно и то же сотни раз! И как это Аська может! Зина не выдерживала, бежала в сад, бросалась в гамак с книгой в руках и мечтала о том, как она победит Асю на Олимпиаде. Она уже словно видела перед собой удивлённые лица подруг и товарищей, слёзы Аси и себя, сияющую и довольную.

Кроме этого занятия, было у нее ещё одно, не менее важное. Она очень заботливо относилась к своим рукам. Всегда ведь на концертах смотрят на руки музыканта, поэтому она без конца ухаживала за своими ногтями и следила, чтобы кожа была нежной и, чего доброго, не загорела бы на солнце.

Ася и Зина должны были разучить к олимпиаде новую большую и трудную сонату.

— Послушай, Аська, да ты же совсем одуреешь! – сказала как-то Зина. – Ты уже так хорошо знаешь эту вещь. Зачем же только голову себе морочить?

— Нет. – задумчиво возразила Ася. – Разве ты не слышишь, что я каждый раз играю по-новому, и всё мне кажется, что композитор задумал сонату не такой, какой она получается у меня.

— Ещё думать, как он задумал! — пожала плечами Зина.— Я играю то, что написано, а до остального мне и дела-то никакого нет!

— Я так не умею,— тихо проговорила Ася.

И, немного побродив по аллеям сада, снова села за рояль.

... А за оградой часто собирались люди и зачарованно слушали глубокую и волнующую, как самые сокровенные думы человека, музыку и диву давались, как это девочка может повелевать таким богатством звуков, как удаётся ей передать грусть и радость, журчание ручья и пение птиц...

— Мне кажется, что ты маловато играешь,— сказал однажды Зине учитель, приезжавший иногда на дачу, чтобы навестить и проверить юных музыкантш.

— Подумаешь важность! — отмахнулась Зина.

Но с каждым днём ей становилось всё труднее заставить себя сесть за рояль.

Как-то приехали к ним в гости подруги.

— Ах! — затараторила Галя-чёрненькая.— Вы тут сидите и, наверно, ничего не знаете!

— А у нас что случилось! — подхватила Галя- беленькая.

— Не перебивай! — одёрнула её Галя-чёрненькая.

Но Галя-беленькая всё же выпалила раньше её:

— Настины цветы в августе посылают на выставку! И сама она поедет в столицу!

И сразу у Зины заболели глаза. Вот это да! И кто бы мог подумать, что скромная, застенчивая Настя сможет такое сделать!

— Она сейчас на детской садоводческой станции, —объяснили две Гали.— Она выводит розы, каких ещё и свет не видал! Ой, если бы вы только видели, девочки!.. Ну, а теперь сыграйте нам.

Зина отказалась играть первой, и за рояль села Ася.

И, пока играла Ася, девочки сидели тихие, молчаливые.

А потом заиграла Зина.

— Как быстро у неё бегают пальцы! — прошептала Галя-беленькая.

— Гляди, гляди! Она отбрасывает волосы со лба точь-в-точь как настоящая артистка! — засмеялась Галя-чёрненькая.

— Не мешайте! — строго прошептала Ася.

Но обе болтушки вдруг зевнули.

— Ты чудесно играешь, Зиночка! — сказали они, чтобы не обидеть подругу.

И, хотя Асе они ничего не сказали, Зина почувствовала, что у неё снова заболели глаза.

Она побежала в глубину сада и вдруг сказала самой себе:

«А ну её, эту музыку! У меня только глаза болят от этих противных нот! Вот повезло Насте. Цветы это тебе не музыка: гуляешь себе по саду, поливаешь, нюхаешь, и всё. А потом нате вам — посылают на выставку, и во всех газетах появляется твои портрет!.. А может, задумать, чтобы я, как Настя, выращивала цветы?»

Всю ночь она не могла уснуть, а утром сложила свои вещи, сказала: «До свидания» удивлённой Асе и поехала в город.

В кармане у нее был волшебный камешек, и поэтому, когда прошел наконец месяц, доктор легко согласился с желанием Зины и отвёз её туда, где выращивали цветы.

— Всего только две недели ты должна поработать, как Настя, — сказал доктор. — Настя говорит, что работы у неё невпроворот, и, если бы кто-нибудь ей помог, можно было бы сделать гораздо больше.

Но Зина не слушала его. Она горела желанием скорее, как можно скорее сфотографироваться для газеты. А цветы — что там цветы! Да кто же не справится с такой ерундой!

Она очутилась в краю роз. Розы всех-всех цветов, даже чёрные, ковром расстилались вокруг. На стеблях, подпёртых тонкими жёрдочками, горделиво возвышались алые; нежно светились жёлтые; едва распускались снежные, белые. А в глубине сада были две заветные клумбы. Там ещё не распускались цветы, но на этих клумбах больше всего возилась Настя. Здесь выводила она совсем необыкновенные розы — голубые и лиловые.

Теперь лиловые розы отошли к Зине. И в первый же день после первой поливки у неё появились раньше, чем у Насти, чудесные бутоны.

Но уже через три дня Зина почувствовала, что цветы для неё ещё хуже музыки. С утра до вечера Настя возилась с розами: разрыхляла землю, оберегала цветы от гусениц и жуков, поливала, лелеяла каждый бутон.

А Зина с ужасом смотрела на свои нежные руки, о которых она так заботилась, когда мечтала стать музыкантшей.

Теперь с маникюром надо было распроститься.

Под ногти часто забивалась земля, кожа загорела и потрескалась, вся была в царапинах от шипов.

И вообще всё это была тоска! Зина даже забыла, что розы так чудесно пахнут, но знала теперь хорошо, что они больно колются. Настя безжалостно будила её, едва поднималось солнце.

— Знаешь,— говорила она Зине, внимательно осматривая каждый кустик,— я мечтаю, чтобы везде было много-много цветов. В деревне, где я росла, раньше никогда не сажали цветов, некому и некогда было ими заниматься. И только моя мама находила время и сажала возле дома маки и бархатцы. А сейчас возле каждой хаты растут розы, а на площади, где раньше малыши купались в пыли, мы с девочками разбили цветник. Я хочу, чтобы везде так было. Я мечтаю, чтобы у нас могли расти самые красивые цветы всего мира, и чтобы мы выводили новые и новые!

Зина слушала и зевала.