Рыцари Серебряного Щита - Пшимановский Януш. Страница 22

Она высунула голову на длинной шее, увенчанную султаном седых перьев, и глянула вниз. Несмотря на то, что ветер угомонился, по озеру всё ещё мчались волны с пенистыми гребешками, трясли тростники у входа в Залив и, подталкивая друг друга, вбегали в него.

«Скверным будет утренний улов», — подумала Хромая Цапля и в эту минуту заметила, что по воде медленно, лениво плывёт большая лодка с треугольным парусом на носу. Лёгкое дуновение ветра несло её прямо в горловину Залива Цапли.

— Что это, читать, что ли, не умеют? — возмутилась Хромая. — Там ведь установлена таблица, на которой по-человечески написано, что вплывать в заповедник нельзя. Вот я им покажу!..

Она выскочила из гнезда, махнула раз-другой широкими крыльями и спланировала прямо на лодку, словно пикирующий бомбардировщик. Она с удивлением отметила, что на палубе, заваленной упавшим парусом, шестами бома и гафеля, никого не было. Цапля расправила слегка перья, обошла вокруг мачту. Наклонила голову влево, вправо, проверила правым глазом, хорошо ли видит левый, — и ещё раз убедилась: в лодке никого.

— Э-э, меня, старуху, не проведёшь, — сухо проклекотала она, повернулась и скользнула в прибрежные заросли. Окружённая густой листвой, прикрытая сверху пышным султаном из тростников, она почувствовала себя в полной безопасности. Хромая вспомнила с раздражением, как несколько лет назад притаившийся на лодке фотограф сделал без её разрешения снимок. И снял он её не в торжественной обстановке, а в тот момент, когда она жадно заглатывала рыбину. Хромая видела потом этот снимок в книге с большущими фотографиями, которую какие-то туристы рассматривали на берегу озера. Скандал!

— Нет, теперь-то уж я не позволю провести меня на рыбине, — бурчала себе под нос старая Цапля и одновременно вытягивала с любопытством длинную шею, чтобы рассмотреть, к какому месту прибило таинственную лодку.

Шелестящие тростники заслоняли залив, поэтому Цапля сделала несколько шагов, затем — ещё несколько и тут прямо возле своего клюва увидела красный плавник руля и кусок кормы с надписью: «Сарданапал».

Фок затрепетал, шот свернулся клубками, словно уж. Хромоногая присела, готовая в любую секунду взлететь, но любопытство всё же взяло верх, и Цапля осталась на месте. Воцарилась тишина. Минуты бежали одна за другой. Молчание никем не нарушалось.

Минуло четверть часа. Тишина царила по-прежнему.

Солнце выползло из-за леса и начало пригревать. От брезента паруса стал подниматься едва заметный пар. Тишина…

«Видно, спит этот фотограф, — подумала Хромая Цапля и сразу почувствовала прилив мужества. — Ну, я сейчас отомщу ему…»

Она поставила лапу на руль, подскочила и влезла на палубу. Минуту стояла неподвижно, прислушиваясь. Кто-то негромко похрапывал там, под парусом. Цапля прошла по кромке борта к мачте, вернулась снова на корму, и в голове у неё мелькнула гордая мысль, что трудно было бы на всех мазурских озёрах найти более отважную птицу, чем она. Вот ведь ходит она по лодке и ничегошеньки не боится!

Что-то в глубине яхты охнуло и зевнуло. Парус приподнялся, со складки скатился ручеёк дождевой воды, а потом оттуда выползло что-то Круглое и Синее. Цапля твёрже встала на ногах, задрала кверху клюв, приняла боевую позу. Вся её фигура от кончиков когтей на лапках до хохолка на голове была олицетворением гневного мужества, которое, не подчиняясь здравому смыслу, нередко бывает плохим, очень плохим советчиком. Синее и Круглое вздрогнуло, выпрямилось, и Хромоногая клюнула его со всей силы своего острого клюва.

Раздалось ужасное рычание. Что-то вышибло парус из-под ног Цапли, и она тут же грохнулась в воду. Со страху начала биться крыльями и окончательно пришла в себя лишь на ветвях высокой сосны.

А снизу, со стороны яхты, продолжал нестись рёв. Цапля осторожно поглядела туда. Какой-то человек в странном зелёном пиджаке, с голой головой, на которой виднелся чуб, похожий на хохолок Цапли, брёл по пояс в воде и саблей лихо рубил тростник. Остриё сабли сверкало, как молния, с бешеной скоростью описывая в воздухе полуобороты и круги.

— Бей, кромсай! Руби! Коли! Нате вам, собачьи дети, нате! — гневные восклицания долетали до самой макушки высокой сосны.

Хромая Цапля задрожала при одной мысли о том, что бы случилось, если бы она не сумела вовремя унести крылья. Однако откуда же ей было знать, что у фотографа есть сабля? А впрочем, может быть, это вовсе и не фотограф? Однако ни на рыбака, ни на лесника, ни на туриста он не похож. Кто же он в таком случае, и бывают ли ещё какие-нибудь другие люди?..

Бывают или не бывают, но это, несомненно, самый страшный из них.

Цапля с удивлением заметила, что из-за борта яхты выглянули четыре ребячьи головы и тёмная волчья морда.

— Погодите!

— Остановитесь!

— Пан Твардовский! — раздались пискливые увещевания.

— Ав, ав, ав! — поддержал их волк собачьим голосом.

— Режь! Секи! Коли! — визжал тот, с саблей. «Сколько живу на свете, а не видела ещё такого скандала в нашем заповеднике, — подумала Хромая Цапля. — Будет теперь о чём клекотать до конца года! А ведь всё началось с самого героического клевка, — важно распушила она перья. — Нет, надо поглядеть на всё это с более близкого расстояния».

Цапля бесшумно спланировала на землю и, пробираясь от дерева к дереву, затаилась, наконец, за стволом старой дуплистой ивы. Одним глазом она выглянула из-за неё.

— Клад у нас крадут! — закричал один из ребят. Твардовский задержал в воздухе занесённую над головой саблю и немедленно бросился назад к яхте.

— Кто крадёт?

— Пока никто, однако могут украсть, если вы будете без конца воевать с тростниками, — спокойно ответила Данка. — Чем они провинились перед вами?

— Они страшно клюнули меня. Никогда не прощу этого нечестивым!

— Клюнули? — удивилась Кристя. — Куда?

— Куда?! — охнул Твардовский, левой рукой похлопывая себя по мокрым шароварам, и неожиданно затих. — В общем, это неважно… Глупость… Рыцарь Серебряного Щита не говорит о таких пустяках. — Он влез в лодку, пристроился на краешке сундучка с Кладом и печально опустил голову.

— Вы были сейчас очень похожи на князя Юзефа Понятовского, — сказала Кристя, чтобы хоть немного утешить мастера чёрной магии, а увидев его удивление, вызванное этими словами, пояснила: — Это был такой генерал, которому судьба доверила честь поляков…

— А он, кичась ею, прыгнул в реку и утонул, потому что не умел плавать, — со злостью добавила Данка.

Все некоторое время молча глядели друг на друга. Невесёлая это была картина: с Твардовского ручьями стекала вода, и он тяжело дышал от переутомления; Андрейка, с резиновым кругом на шее, оттирал рукою щёку, измазанную смолой; Кристя и Данка, растрёпанные, в мятых платьях, дрожали от холода; у Здися один глаз был подбит, а на лбу красовался большой шрам — как память о встрече со скобой падающего гафеля.

— Что же мы теперь будем делать? — вздохнула Кристя. — Одни, голодные, неумытые… И «Сарданапал» повреждён, и дом неизвестно где… Ой, ой! — лицо у неё скривилось, губы прыгнули подковой, и она проглотила слёзы. — А мы ещё должны были править миром…

— Для того чтобы править, помимо тех, кто правит, нужны ещё и те, которыми правят, — пробурчал Твардовский. — А тут лес, глушь…

— Может быть, нам немного помогли бы дьяволы?.. — подала свой голос Данка.

— В это-то время суток, при солнце?!! Исключено! Раньше они являлись по первому же зову, а теперь у них восьмичасовой рабочий день, или, как там лучше сказать, восьмичасовая рабочая ночь. Трудятся только под покровом темноты, — неохотно пояснил чернокнижник.

— Вы говорили о таком зеркале, в котором можно видеть будущее, — вставил своё слово Здись. — Может, нам сейчас узнать, что будет с нами?

— Вы что же, думаете, я такой тёмный шляхтич, что верю в ворожбу? — рассердился чернокнижник. — Другим я, конечно, могу рассказывать… об их будущем, однако самого-то себя обдурить уж никому не дам, потому что не верю в заклинания.