Рыцари Серебряного Щита - Пшимановский Януш. Страница 29
Здись нахмурился, насупился, засунул руки в карманы.
— Это не наше — и трогать ничего нельзя.
Воцарилась тишина. Андрейка тяжело вздохнул, губы Кристи начали выгибаться и принимать форму подковки. Данка умоляюще смотрела на Здися.
— Берите, ешьте. Никого ведь нет, — подталкивал Твардовский.
— Вот потому-то мы и не можем. Это не наше.
— Что там ваша милость околесицу какую-то несёт! — рассердился не на шутку Твардовский. — Поедим, пока они ещё не вернулись, и дадим стрекача в лес. Скоро уже начнёт смеркаться. Вызовем чертей, и они помчат нас, куда только душа пожелает.
— А вдруг пионеры поймают нас, когда мы будем есть… — начала Кристя дрожащим голоском.
Однако Здись перебил её:
— Поймают или не поймают — это неважно. Чужое нельзя трогать — вот в чём дело.
— Святым хочешь прослыть, ваша милость? — хихикнул Твардовский. — Ну, я берусь за жратву, а вы как хотите…
Он налил себе полный котелок горохового супа, зачерпнул одну ложку, другую, третью…
— Прелесть… — Твардовский даже посапывал от удовольствия.
Запах съестного ужасно щекотал ребячьи носы. Девочки отвернулись, чтобы не смотреть на Твардовского, с таким аппетитом уплетающего суп. Азор сидел на задних лапах и просительно скулил. Несмотря на то, что он не так давно уплёл курицу, пёс нервно позёвывал, и у него текли слюнки.
Здись, не вынимая из карманов сжатые в кулак руки, со злостью глядел на Твардовского и чувствовал, что к горлу у него, затрудняя дыхание, подкатывается клубок гнева. Кто знает, что произошло бы через минуту, если бы не раздались тонюсенькие всхлипывания самого младшего из Рыцарей Серебряного Щита.
— Что с тобой? Ты чего плачешь?
— Я хотел бы попросить тебя, Здись, — Андрейка с трудом владел своим голосом, — попросить, чтобы ты позволил мне… съесть одну… только одну ложечку этого супа. Никто даже и не заметит… — слезинка, выкатившаяся у него из левого глаза, со звоном упала в пустой котелок, а слезинку из правого глаза он успел слизнуть языком.
«Чужого брать нельзя, — размышлял Здись. — Однако, по правде говоря, этот чародей вылакает один целую кастрюлю, а потом все шишки всё равно свалятся на нас. Пусть уж, что ли, мы все поедим…» У него громко забурчало в пустом животе, и Здись почувствовал вдруг такую слабость, что, не говоря больше ни слова, только утвердительно кивнул головой и отвернулся.
Кристя толкнула Данку в бок, а та спросила:
— Нам тоже можно?
— Угу… — буркнул Здись.
Он слышал, как поспешно наливают они себе суп, постукивая ложками. «Глупый, — подумал он. — Не надо было артачиться. А теперь вот ты один только и останешься голодным…»
В эту минуту Здись почувствовал, что кто-то положил ему руку на плечо. Он быстро обернулся. Данка протягивала ему котелок, а Кристя — ложку.
Здись почувствовал растерянность, он заколебался, тяжело вздохнул, но не нашёл в себе сил отказаться. Первую ложку горячего супа он проглотил вместе с солёной слезой, однако у следующих ложек был вкус только гороха и мяса. Здись чувствовал, как с каждым новым глотком к нему возвращаются силы и бодрость. Вот поедят они немного и тут же отправятся дальше. До дома уже недалеко. Если Сорока снова поведёт их, то они будут у цели через какой-нибудь час…
Здись осмотрелся: за молодыми сосенками виднеются крыши палаток, но Сороки не видно нигде. Начал прислушиваться: не застрекочет ли где-нибудь… Тишина. Только позвякивают ложки да со стороны озера долетает какой-то гомон.
Твардовский встал, подошёл к плите.
— Попробуем, вкусна ли эта свиная грудиночка…
Здись в один прыжок подскочил к нему, схватил чернокнижника за руку.
— Прошу вас — ни с места!
— Почему? Ты и сам ведь ел, ваша милость…
— С голоду.
— И я с голоду.
— Достаточно с нас супа.
— Отпусти рукав, ваша милость, — дёрнулся Твардовский. — Мне недостаточно…
— Достаточно!!
— Нет!!
Они пристально смотрели друг другу в глаза.
— С голоду иногда можно, — Здись сдержал свой гнев. — Но чтобы у чужих людей всё слопать — это уже свинство…
— Пусти, ваша милость! А то не сдержусь. Никто тут мне не волен приказывать. Прочь!
Они отскочили друг от друга. Чернокнижник схватился за рукоять сабли, Здись — за рогатку.
— Левой, левой! — неожиданно совсем близко, где-то возле ворот, услышали они зычный голос, шум шагов и команду: — Отряд, стой! Все — за котелками и бегом на кухню!.. Разойдись!..
Раздался весёлый гомон, смех, шутки.
— Ну и здорово сегодня было! Мы притаились в «секрете», а они идут, ничего не видят…
— Как это? А кто же подошёл к вам с тыла, как к слепым котятам?
— Если бы не я, то вы бы…
— Не хвастайся, кухарь-глухарь! Беги первый, готовь свои горшки-кастрюли…
— Что у тебя сегодня?
— Гороховый суп и свиная грудинка на второе.
— А добавка будет? Может, у тебя уже какие-нибудь звери всё съели…
— Помчался к нам навстречу, вместо того чтобы сторожить кухню…
— По-твоему, я должен был сидеть в тылу, как настоящий обозник…
— Пошли быстрее, я проголодался, как волк зимой.
Позвякивая котелками, они, словно гудящий рой, двинулись к лесной столовке.
— Ребята! Там кто-то есть! — воскликнул вдруг повар, шедший впереди. — Я получил шишкой в ухо.
Все подбежали к нему и остановились как вкопанные. Вход на кухню, окружённую с трёх сторон густым сосняком, преграждала баррикада из перевёрнутых столов. И, будто знамя, над баррикадой развевалась красная ленточка, привязанная к пруту.
— Кто туда забрался? — воскликнул повар и в ту же секунду отскочил назад, потому что в него снова угодила большая еловая шишка.
— Вперёд, ребята! Это какие-то грабители!
— Надо прогнать шалопаев!
Пионеры двинулись к баррикаде, но их остановил громкий и грозный окрик:
— Ни шагу, ваши милости, а то поплатитесь головой. Ни один живым отсюда не вернётся!..
Наступающие попятились, не столько перепуганные, сколько поражённые. Кто-то предложил обойти кухню с тыла, через заросли, однако из молодого сосняка до них донеслись дикий волчий вой и гневное ворчание. Пионеры отступили ещё на несколько шагов.
— Вот так номер! Что это за типы там засели?
— Всегда так случается, когда лагерь остаётся без охраны.
— Если бы я вовремя не бросился к вам на выручку, то было бы уже поздно, — возмутился повар. — Слышали? Они головы хотят нам поснимать.
— Что делать? Стоять на месте, как сейчас стоим?
— Друзья! Что тут толковать? Мы имеем дело с явно выраженной агрессией. На нашей независимой территории находятся посторонние элементы. За оружие — и вперёд! Возьмём кухню приступом!
— Ура! Возьмём! Мы не из заячьей породы!
Все, кому попались под руку, схватили еловые шишки и бросились на штурм баррикады. Над досками поваленных столов, словно щиты, появились крышки от кастрюль. Засвистели, рассекая воздух, шишки, с ворчанием полетели камни, пущенные из рогатки, в воздух взвились куски дёрна, засыпая сухим песком глаза атакующих.
Не выдержав столь решительного ответного огня, шеренги идущих на штурм дрогнули, сломались, пионеры разбежались по сторонам и спрятались за стволами деревьев. Охали «раненые», шла ленивая перестрелка с невидимыми защитниками баррикады.
— Что здесь происходит? — обеспокоенный шумом и криками, прибежал вожатый отряда. — С кем вы сражаетесь? Все живо ко мне!
Пионеры отошли за пределы досягаемости шишечного выстрела и, перебивая один другого, начали объяснять вожатому: какие-то паскудные агрессоры завладели кухней.
— С кем вы сражаетесь? — спокойно повторил свой вопрос вожатый.
Но никто не мог дать на него вразумительного ответа.
— Ну, видите, ребята! Затеять войну — не хитрость. Всегда надо взвесить сперва, с кем воевать и нельзя ли решить спорные вопросы мирным путём. Я пойду выясню ситуацию. Двое будут сопровождать меня, а остальным стоять на месте!