Сказки, рассказанные детям. Новые сказки - Андерсен Ханс Кристиан. Страница 76

Веселый и довольный покинул он церковь.

Буря миновала, и полная луна, большая и ясная, светила на синем пологе неба. Ночь была так тиха и прохладна, а все кусты и деревья в лесу, где он шел, благоухали так свежо, так упоительно! В густых зарослях весело резвились малютки-эльфы, а проходивший мимо Йоханнес, который смотрел на их игры, ничуть им не мешал — ведь он был так добр и невинен. У одних эльфов, ростом в человеческий палец, длинные золотистые волосы были подколоты золотыми гребешками; другие же — всего в дюйм ростом — были, верно, самые младшие детишки. А забавлялись они тем, что словно плавали в больших, похожих на лодочки, цветочных лепестках, качавшихся над высокой росистой травой; стоило такой лодочке опрокинуться, как маленький эльф кувырком летел в густую траву, скрывавшую его с головой. То-то смех да шум поднимали тогда остальные малютки! Большие пестрые пауки с золотыми коронами на головах перекидывали для эльфов с куста на куст длинные-предлинные, в несколько локтей висячие мосты 191 и ткали им воздушные замки — осыпанные мелкими каплями росы, они казались усеянными драгоценными камнями. Сонмы воздушных эльфов прыгали по всем этим мостам от одного замка к другому, пока не настало светлое утро; тут все они исчезли, а ветер смел их чудесные замки да мосты, которые словно большие обрывки паутины носились по воздуху и, лишь только солнце поднялось высоко на небе, скрылись. Йоханнес все шел и шел, среди оживших мечтаний, как вдруг его окликнул звучный мужественный голос:

— Эй, дружище! Куда путь держишь?

Йоханнес обернулся и увидел человека в расцвете сил, лет тридцати от роду, в справном платье, с небольшой котомкой за спиной; он опирался на длинную суковатую палку.

— Иду куда глаза глядят, — ответил Йоханнес, — батюшка мой помер, сам я — бедняк, однако же, верно, бог не оставит меня. Поют же пташки, а у них ни зерна, ни денег — нет. Вот и я так же.

— И я тоже иду куда глаза глядят, — молвил незнакомец. — Может, тогда вместе пойдем? Вдвоем в пути веселей, чем в одиночку.

Говорил он складно; Йоханнеса так и потянуло к нему, а вскоре они уже крепко подружились.

Новый знакомый Йоханнеса обладал редкостными знаниями. Немало, видно, постранствовал он по белу свету. Как зачарованный слушал Йоханнес его речи, и перед ним открывался огромный, совсем новый мир, и все, что он прежде знал, рисовалось ему в каком-то новом и более ясном свете. Попутчик так живо описывал ему бескрайние высокие горы, покрытые вечными снегами и льдами; описывал как глубоко внизу плывут под ногами странников облака; как чист там воздух, каким ярким синим куполом вздымается небосвод, а солнце пурпурно-красное и вместе с тем вовсе не слепит глаза своими лучами. И как прекрасно там, среди гор, где глыбы льда чередуются с цветочными коврами и золотыми полями пшеницы. И где с самых высоких вершин открывается вечность; и откуда более низкие горы с их глетчерами и снегами похожи на бурное море, гигантские волны которого вдруг застыли. Рассказывал он Йоханнесу и о недрах гор, где сверкающие рудные жилы петляют, подобно рекам и ручьям, нескончаемыми извивами; и о великих морях с их коралловыми утесами и невиданными чудовищами, и о бесчисленном множестве стран и королевств на этой земле.

Никогда прежде Йоханнес не помышлял, что мир так велик; и чем больше рассказывал ему незнакомец, тем громаднее казался этот мир. Когда же Йоханнес не смог скрыть своего удивления его огромностью, незнакомец, указав ему на небеса и на солнце, сказал, что каждая звезда, которая мерцает по ночам и кажется крошечной точкой, на самом деле — небесное светило, и оно много больше, а может статься, много прекраснее, нежели вся эта земля. При одной мысли о великой бесконечности мира у Йоханнеса закружилась голова, но он тут же пришел в себя и сжал руку незнакомца. С улыбкой поблагодарил он его за чудную сказку… Ведь то, конечно же, была всего-навсего сказка…

Солнце уже стояло высоко в небе, когда они сделали привал под большим деревом; в лесу незнакомец поделился с Йоханнесом своими съестными припасами — хлебом и вином. Такого напитка Йоханнесу еще в жизни отведывать не доводилось. И до чего же вкусным показался ему этот завтрак на вольном воздухе! Вершины деревьев смыкались над головами путников, словно своды зала в рыцарском замке, а высоко-высоко на галерее, затянутой такой зеленой материей, которая никогда не линяет от стирки, пели птицы. Они пели так легко, ну словно величайшие певцы в мире, и ни одна не допустила ни одной фальшивой ноты.

Наши путники уже почти было съели свой завтрак, как вдруг к ним приблизилась дряхлая согбенная годами старушка; за спиной она несла вязанку хвороста, который собирала в лесу. Одной рукой старушка опиралась на клюку, в другой же держала три больших веника из папоротника 192 и ивовых веток. Кряхтя, она медленно продвигалась вперед, но лишь только приблизилась к Йоханнесу и его товарищу, как внезапно вскрикнула от боли и рухнула на землю. Оба тотчас подскочили, желая помочь ей, оказалось, что, падая, старушка сломала ногу. Она громко стонала от боли и просила странников отвести ее домой — жила она в хижине — неподалеку отсюда. Йоханнес стал было поднимать старушку, но товарищ его велел оставить ее на траве, вытащил из котомки горшочек и заверил, что там — драгоценное снадобье; оно не только тут же исцелит ее, но и поможет старушке стать куда более легкой на ногу, чем прежде. В награду же он потребовал папоротник да ивовые ветки, что она держала в руках. Подивилась старушка, поглядела на него и пробормотала ворчливо беззубым ртом:

и отдала ему папоротник и ивовые лозы. Едва он помазал ей ногу своим чудо-снадобьем, как старушка вскочила и сказала: никогда, мол, прежде не бывала она так бодра и здорова. И попросила помазать ей и другую ногу, чтоб ей не хромать и легко ступать по земле. Только он исполнил ее просьбу, как обе ее ноги так и заходили, будто барабанные палочки. Поклонилась старушка и скрылась в зеленом лесу.

— На что тебе папоротник да ивовые ветки? — спросил Йоханнес своего спутника, который старательно запрятал их в котомку.

— Пригодятся, когда стану пажом и буду сопровождать свою даму, — ответил тот. — Это чудесная добыча!

К вечеру путники вышли из лесу и пред ними вдруг раскинулись широкие необжитые просторы.

— Какие темные тучи тянутся нам навстречу, — молвил Йоханнес, — небось, к ночи гроза соберется!

— Где ты видишь темные тучи? — прервал его товарищ. — Какое там! Это — горы! Завтра мы, наверное, доберемся до них!

Йоханнес, как завороженный, глаз не мог отвести от гор, и ему не терпелось продолжить путь, чтобы уже нынче вечером очутиться там. Однако спутник его решил, что лучше им отдохнуть на ближнем постоялом дворе, а на другое утро со свежими силами начать путешествие в горы.

Множество разного пестрого люда собралось в харчевне при постоялом дворе; там на пустых бочках кукольник установил подмостки своего небольшого театра и собирался представить чудесную историю царицы Эсфири. 193 Йоханнес и его товарищ уселись среди прочих зрителей, которые весело переговаривались друг с другом, а иные курили трубки. Толстый мясник, должно быть важнейшая персона в здешнем обществе, расположился перед самой сценой, а возле него сидел его пес — большущий бульдог и тоже таращился на королевское великолепие этого величественного зрелища. Царь Агасфер уже надел царский венец на голову Эсфири; Мардохей на белом коне, которого вели под уздцы слуги, проехал по сцене, а Амана повесили. Но вот и последнее действие, когда иудеям предстояло уничтожить всех своих врагов! Уф! Что тут началось! Ну и побоище! Царь и царица Эсфирь, с золотыми коронами на головах, восседали на великолепном троне посреди площади, а длинные шлейфы их пурпурных мантий держали маленькие иудейские мальчики. Всякий раз, когда очередной полк язычников погибал, Эсфирь кивала головой и так весело подпрыгивала на троне, что любо-дорого смотреть! Но тут вдруг невесть что взбрело в голову большущему бульдогу: когда толстый мясник, заглядевшись на представление, отпустил поводок, пес одним прыжком очутился на сцене, сбил с ног стражей и обхватил зубами тонкий стан царицы Эсфири. И: кник, кнак! — кукла разлетелась на куски, а бедный кукольник ужасно запричитал: ведь его наипервейшая примадонна осталась без головы! Представление на том и окончилось. И все разошлись по домам; тогда товарищ Йоханнеса взял бедняжку царицу Эсфирь в руки и помазал ее своим драгоценным снадобьем. И кукла тут же снова сделалась целой и невредимой. Но всего удивительней было то, что она стала двигаться, сама сделала реверанс, подогнув ножку и помахивая ручкой. Кукольник не мог на нее нарадоваться — ведь теперь она двигалась сама, и ему не надо было дергать за веревочку. Вот только не говорила, а не то была бы ни дать ни взять настоящей дамой!