Сказки русских писателей. Том 7 - Коллектив авторов. Страница 47

А там уже ни костра, ни братьев нет… Светло на поляне, да не по-прежнему. Не от огня свет, а от полного месяца, что взошел над лесом.

Пожалела девочка, что поблагодарить ей некого, и побежала домой.

А месяц за нею поплыл.

Не чуя под собой ног, добежала она до своих дверей — и только вошла в дом, как за окошками опять загудела зимняя вьюга, а месяц спрятался в тучи…

— Ну что — спросили ее мачеха и сестра, — уже домой вернулась? А подснежники где?

Ничего не ответила девочка, только высыпала из передника на лавку подснежники и поставила рядом корзинку.

Мачеха и сестра так и ахнули:

— Да где же ты их взяла?

Рассказала им девочка все, как было. Слушают они обе и головами качают — верят и не верят. Трудно поверить, да ведь вот на лавке целый ворох подснежников, свежих, голубеньких. Так и веет от них мартом месяцем!

Переглянулись мачеха с дочкой и спрашивают:

— А больше тебе ничего месяцы не дали?

— Да я больше ничего и не просила.

— Вот дура так дура! — говорит сестра. — В кои-то веки со всеми двенадцатью месяцами встретилась, а ничего, кроме подснежников, не выпросила! Ну, будь я на твоем месте, я бы знала, чего просить. У одного — яблок да груш сладких, у другого — земляники спелой, у третьего — грибов беленьких, у четвертого — свежих огурчиков!

— Умница, доченька! — говорит мачеха. — Зимой землянике да грушам цены нет. Продали бы мы все это и сколько бы денег выручили! А эта дурочка подснежников натаскала! Одевайся, дочка, потеплее да сходи на полянку. Уж тебя они не проведут, хоть их двенадцать, а ты одна.

— Где им! — отвечает дочка, а сама — руки в рукава, платок на голову.

Мать ей вслед кричит:

— Рукавички надень, шубку застегни!

А дочка уже за дверью. Убежала в лес.

Идет по сестриным следам, торопится. «Скорее бы, — думает, — до полянки добраться!»

Лес все гуще, все темней, сугробы все выше, бурелом стеной стоит.

«Ох, — думает мачехина дочка, — и зачем только я в лес пошла! Лежала бы сейчас дома в теплой постели, а теперь ходи да мерзни! Еще пропадешь тут!»

И только она это подумала, как увидела вдалеке огонек — точно звездочка в ветвях запуталась.

Пошла она на огонек. Шла, шла и вышла на полянку. Посреди полянки большой костер горит, а вокруг костра сидят двенадцать братьев, двенадцать месяцев. Сидят и тихо беседуют.

Подошла мачехина дочка к самому костру, не поклонилась, приветливого слова не сказала, а выбрала место, где пожарче, и стала греться.

Замолчали братья-месяцы. Тихо стало в лесу. И вдруг стукнул Январь-месяц посохом о землю.

— Ты кто такая? — спрашивает. — Откуда взялась?

— Из дому, — отвечает мачехина дочка. — Вы нынче моей сестре целую корзинку подснежников дали. Вот я и пришла по ее следам.

— Сестру твою мы знаем, — говорит Январь-месяц, — а тебя и в глаза не видали. Ты зачем к нам пожаловала?

— За подарками. Пусть Июнь-месяц мне земляники в корзинку насыплет, да покрупней. А Июль-месяц — огурцов свежих и грибов белых, а месяц Август — яблок да груш сладких. А Сентябрь-месяц — орехов спелых. А Октябрь…

— Погоди, — говорит Январь-месяц. — Не бывать лету перед весной, а весне перед зимой. Далеко еще до Июня-месяца. Я теперь лесу хозяин, тридцать один день здесь царствовать буду.

— Ишь какой сердитый! — говорит мачехина дочка. — Да я не к тебе и пришла — от тебя, кроме снега да инея, ничего не дождешься. Мне летних месяцев надо.

Нахмурился Январь-месяц.

— Ищи лета зимой! — говорит.

Махнул он широким рукавом, и поднялась в лесу метель от земли до неба — заволокла и деревья и полянку, на которой братья-месяцы сидели. Не видно стало за снегом и костра, а только слышно было, как свистит где-то огонь, потрескивает, полыхает.

Испугалась мачехина дочка.

— Перестань! — кричит. — Хватит!

Да где там!

Кружит ее метель, глаза ей слепит, дух перехватывает. Свалилась она в сугроб, и замело ее снегом.

А мачеха ждала-ждала свою дочку, в окошко смотрела, за дверь выбегала — нет ее, да и только. Закуталась она потеплее и пошла в лес. Да разве найдешь кого-нибудь в чаще в такую метель и темень!

Ходила она, ходила, искала-искала, пока и сама не замерзла.

Так и остались они обе в лесу лета ждать.

А падчерица долго на свете жила, большая выросла, замуж вышла и детей вырастила.

И был у нее, рассказывают, около дома сад — да такой чудесный, какого и свет не видывал. Раньше, чем у всех, расцветали в этом саду цветы, поспевали ягоды, наливались яблоки и груши. В жару было там прохладно, в метель тихо.

— У этой хозяйки все двенадцать месяцев разом гостят! — говорили люди.

Кто знает — может, так оно и было.

Не так

[29]

Все он делает не так.

Начинает не с начала,

А кончает как попало.

С потолка он строит дом,

Носит воду решетом.

Солнце в поле ловит шапкой,

Тень со стен стирает тряпкой,

Дверь берет с собою в лес,

Чтобы вор к нему не влез,

И на крышу за веревку

Тянет бурую коровку,

Чтоб немножко попаслась

Там, где травка разрослась.

Что ни делает дурак,

Все он делает не так.

И не вовремя он рад,

И печален невпопад.

На пути встречает свадьбу —

Тут бы спеть и поплясать бы,

Он же слезы льет рекой

И поет за упокой.

Как схватили дурака,

Стали мять ему бока.

Били, били, колотили,

Чуть живого отпустили.

«Ишь ты, — думает дурак, —

Видно, я попал впросак.

Из сочувствия к невесте

Я поплакал с нею вместе.

Ладно, в следующий раз

Я пущусь на свадьбе в пляс!»

Вот бредет он по дороге,

А навстречу едут дроги.

Следом движется народ,

Словно очередь идет.

Поглядел дурак на пеших.

«Ну-ка, — думает, — утешь их,

Чтоб шагали веселей

За телегою своей!»

Сапожком дурак притопнул,

О ладонь ладонью хлопнул —

Да как пустится плясать,

Ногу об ногу чесать!

Взяли люди дурака,

Стали мять ему бока,

Били, били, колотили,

Полумертвым отпустили.

«Вишь ты, — думает дурак, —

Я опять попал впросак.

Больше я плясать не стану,

Да и плакать перестану.

Ладно, с завтрашнего дня

Не узнаете меня!»

И ведь верно — с той минуты

Стал ходить дурак надутый.

То и дело он, дурак,

Говорит другим: «Не так!»

Он не плачет и не пляшет,

А на все рукою машет.

Постороннему никак

Не узнать, что он дурак.

Дети буквы пишут в школе,

Да и спросят: «Хорошо ли?»

Поглядит в тетрадь дурак,