Чудесные каникулы - Ставская Ирина Федоровна. Страница 21

За ней забрались все. Прошли по дощатым мосткам, разглядывая обрушенные зубцы крепости, изъеденные дождями и поросшие бурьяном.

Тинел и Миликэ первыми глянули в бойницы, через которые в давние времена воины стреляли из мушкетов, обозревали окрестности, — видно было все с высоты стен, как на ладони.

Потом спустились с лесов и оказались снова внизу, возле двух колодцев.

Женщина — она оказалась сторожем — вошла в одну нишу, вынесла ломоть хлеба, раскрошила его, накидав всюду крошек, и позвала высоким и веселым голосом:

— Гули-гули-гули!

Со всех сторон, со стен, а может, даже с неба слетелись белые и сизые голуби и принялись клевать.

Женщина ласково улыбнулась:

— Это мои детки. Вечером после работы, когда иду домой, они летят над моей головой и провожают до самой калитки. Знают, где мой дом.

— Голуби живут в крепости? — спросил Тинел.

— Да. У них гнезда наверху, в расщелинах.

Дети стояли, крутили головами, разглядывая потемневшие крепостные стены, покрытые то тут, то там зеленым мхом, сохранившие следы прошедших веком и битв…

Пока взбирались на леса, пока спускались, пока разглядывали сырые полуразрушенные ниши, мама и сторожиха — ее звали Марией Антоновной — разговорились.

Мама умела слушать, и старая женщина рассказывала ей про крепость, про свою жизнь, про длинные дни, на протяжении которых сторожит эти стены, укрывает целлофаном и брезентом большие ящики, где лежат разные предметы, найденные во время раскопок в крепости.

Когда экскурсия закончилась и они направились к воротам, Мария Антоновна сказала:

— Просто так я вас не отпущу. Я хочу дать вам цветы на память.

Кинулась в закуток, достала заступ и, когда спустилась вслед за всеми по ступенькам, за крепость, где ярко светило летнее солнце, выкопала на грядке, развитой вокруг крепостной стены, несколько кустиков с корнем и дала маме.

— Посадите в Кишиневе под окном, на память. Гвоздики будут цвести красные, как огонь.

Мама поблагодарила, заботливо завернула корни, чтобы не засохли.

Этим гвоздикам пришлось сначала расти на берегу Днестра, у тропинки, среди диких цветов.

В пионерском лагере их ждали с самого утра. Несколько ребят стояли у ворот и следили за дорогой. Увидев, что гости идут, двое побежали дать знать остальным.

Тут же во всем лагере поднялась невероятная суматоха, которая быстро, однако, улеглась: пионеры торжественно построились и приняли гостей со всеми почестями.

После дети сидели на длинных скамьях в своем зеленом театре и, нетерпеливо толкая друг дружку локтями, шушукались, а гости — студенты, Дэнуц, Лина, Миликэ и Тинел — поднялись на сцену.

Миликэ и Тинелу тоже хотелось потолкаться локтями, но они боялись, что их заметит директор лагеря или Антон.

Первым говорил Антон. Он рассказывал об истории, о значении археологических поисков и особенно — о значении найденных предметов, как благодаря этим предметам ученые читают, будто по книге, о жизни народов на протяжении целых эпох. Особенно, когда дело касается периодов, про которые ничего не написано, — не существует ни хроник, ни других письменных исторических документов.

— Бывают, ребята, такие печальные случаи, когда предметы древнего быта, вообще старины, находят несообразительные или необразованные люди, которые не понимают, что нашли, и это большая потеря для науки, для истории. Вот, например, был такой случай: нашли школьники вроде вас старинную саблю. Взяли и отдали ее кладовщику колхоза. Когда учитель узнал о найденном сокровище, было уже поздно: кладовщик сделал себе из нее нож, и никто никогда не узнает, чья это была сабля, к какому веку относится, кто воевал и пал на этой земле, и так далее.

Антон вспомнил и про другие случаи, когда дети, найдя в земле монеты, черепки или другие старинные предметы, сразу же дали знать учителю или в сельсовет. И тогда о находке узнавали ученые, археологи, и эти предметы заняли свое место на полках музея и, конечно, в истории.

— Так что, если найдете у себя во дворе или в поле, или где бы то ни было, старинные монеты, черепки, бусы и тому подобное, сообщите учителю или пишите прямо в Кишинев, в Академию. Сами не копайте, поставьте только какой-нибудь знак на том месте, где вы нашли что-то интересное.

Дети смотрели на него, не отрывая глаз. Вот что такое, оказывается, археология! Каждый пионер, значит, в какой-то мере может стать археологом или хотя бы полезным археологии!

Герасим показал им свои рисунки: недавно найденный кувшин, который насчитывал десять тысяч лет, другие рисунки, показывал и фотографии.

— А где теперь те кувшины? — спросила одна девочка.

— В Кишиневском музее.

После Герасима, удивив своих друзей, слово попросила Лина.

Лина рассказала детям о случае с кафелем «от старой печки тетки Мариоары».

Она рассказывала очень смешно, и дети смеялись от души.

— Так что не всякий черепок представляет интерес для науки. Некоторые надо оставлять там, где нашел: на свалке.

Потом Лина вытащила из сумки какой-то предмет, повертела в руке, чтобы все дети его увидели, и заявила:

— Это нож Теофила Спиридоновича. Он сам его сделал из куска кремня. Работал над ним точно так, как в былые времена работали древние люди, которые жили в пещерах и лесах. Он его обтесывал, шлифовал, не имея других инструментов, кроме своих рук и еще одного куска кремня.

Лина спустилась со сцены и прошла между скамейками, на которых сидели пионеры: она знала, что каждый хочет увидеть нож поближе, подержать его в руке хоть секунду, погладить его.

— Неужели голыми руками сделал?! — удивлялись ребята, глядя на нож с восторгом.

Потом пионеры читали стихи, танцевали, а позже, сидя вокруг пионерского костра, все вместе пели пионерские песни и марши.

Пели и студенты. Герасим и Антон, оба в красных галстуках, повязанных тут же, у костра.

А языки пламени костра хлопали в ярко-красные ладоши, освещали лица сидящих вокруг, отражались в глазах всех ребят, и треск хвороста, поглощаемого огнем, вплетался в песни детей, как веселые и яркие точки…

Тинел и Миликэ шли первыми: они чувствовали себя всезнающими экскурсоводами. На этот раз, правда, дорога была дальней. Они решили повести всех в Дубраву Детей, к каменному колодцу и даже дальше, куда еще не ходили. Хотели удивить маму чудесами леса. Одним из чудес были белочки, которые прыгали, невидимые, в вышине, с ветки на ветку. Может, и на этот раз они не увидят ни одной, — идут шумной ватагой. А вдруг?..

Тропинка вывела их на широкую солнечную поляну на гребне холма. Со всех сторон высился лес. Он спускался зелеными гигантскими волнами, омывая с трех сторон город Сороки, казавшийся отсюда маленьким-маленьким, с игрушечными домиками, разбросанными по берегу Днестра. И крепость казалась игрушечной, хотя они уже знали, что в этот час в крепости сидит Мария Антоновна, подметает вокруг древних колодцев, сзывает голубей, кормит их и, возможно, напевает вполголоса песню…

Даже Днестр с высоты поляны на холме выглядел узкой бледно-голубой лентой. И только лес был огромным, безбрежным, он струился рядом с Днестром, словно зеленая река, берега которой даже не угадывались…

А над всеми далями царствовало солнце.

В тени старого ореха на краю поляны мама постелила одеяло — всю дорогу его нес Антон, — и они сели отдохнуть немного.

— Я нашла землянику! — крикнула Лина — она раньше всех поднялась и пошла осматривать поляну.

К ней кинулись Миликэ, Антон и Дэнуц. Им тоже хотелось собрать земляники.

В тени ореха остались мама и Тинел.

— Знаешь, мама, когда я первый раз попал на раскопки и увидел, как работает Теофил Спиридонович, я подумал: «Когда вырасту, обязательно стану археологом…»

— Очень хорошо, — одобрила мама. — Ты же знаешь, что Теофил Спиридонович, когда был маленьким, оказался в одной археологической экспедиции, которой руководил его дядя…