Музыка рассвета - Гнездилов А. В.. Страница 24

С улыбкой склонился юноша к ее ногам.

Наутро вооруженный народ собрался у статуи Посейдона, чтобы вознести жертву и дать клятву верности городу. Загремели трубы, приветствуя колесницу Кадора. Но когда она остановилась, люди в смущении замерли. Прекрасная женщина с жезлом вождя вышла из колесницы, и многие затрепетали, узнав в ней ожившую статую. Но это была не холодная мраморная фигура. Облачась в горячую человеческую плоть, стояла Душа города перед своими жителями.

Запылал жертвенный огонь, и в это мгновение стрелы предателей, открывших ворота врагам, пронзили тело богини. Страшный крик пронесся над толпой. Дрогнул гигант Посейдон. Медленно поднялся он со своего сидения и, взяв в руки тело Диоскурии, тяжелыми шагами двинулся к морю. Земля содрогалась под его ногами. Море расступилось перед ним, а затем хлынуло на город, поглотив его.

…Я опять стоял на тропе. Внизу подо мною бурлил горный поток, несущий свои воды к морю. Его назвали Кадор. В подводных глубинах он находит прекрасную Диоскурию.

А я?..

Бирюза

Во имя Аллаха, всемогущего и милостивого, да будет благословенно это повествование и да насытит оно умы пытливых и сердца жаждущих истины!

Бесконечно молчание пустыни, как бескрайни ее просторы.

В полуденные часы, когда барханы дымятся от раскаленного песка и жаркое марево расплавляет воздух, в дрожащей пелене солнечных лучей встают призраки засыпанных песками городов, мраморных дворцов, окруженных цветущими садами, приветливых оазисов. Но это лишь видения, и ни единый звук не доносится с высоких резных минаретов, ни песня, ни звон колокольчиков, ни мелодия задумчивой зурны не нарушает тишины.

Иным становится безмолвие пустыни в закатную пору. После жгучих, исполненных страсти объятий дня нежной истомой исполняется поверхность земли. Застывшие волны барханов отбрасывают синеватые тени, и в их переплетениях видятся чудесные формы обнаженных золотистых тел. Нет в них и намека на сладострастие жизни Востока. Они хранят в себе девственное целомудрие первозданного песка. Они воплощают тот прах, из которого рождается жизнь и в который возвращает смерть. Сгущаются сумерки, и под дивным покрывалом гранатовобирюзовых красок засыпает нагота вечности.

И приходит ночь, и полная луна восходит на трон. После ослепительной белизны смертоносного дня живительной прохладой изливаются серебристые потоки лунных лучей. В таинственной глубине ночи возрождается любовь, чтобы вернуть силы земле, краски камням, жизнь растениям и животным. Сверкающий звездный дождь проливается с небес в благоговейном молчании, и время засыпает и останавливает свой бесконечный бег, чтобы коснуться величайшей сути бытия и взглянуть в лицо Создателя.

О, правоверные! Многие ли из вас слышали крик верблюда среди ночи? Нет, не зов хозяина или клич ждущей самки, не тревога от близости надвигающейся бури или появления врага, но непередаваемый голос, словно соединяющий миры. В нем столько чувств, в нем столько неведомого смысла! И тот, кто слышал этот крик, преисполнился восторга, словно познал язык, на котором говорит весь мир, и камни понимают растения, растения — животных, животные— человека и ангелов… Но этот звук сердце надрывал, и оно изливалось в рыданиях, ибо не дано существам из плоти прикосновение к Величайшему. С крика верблюда началась наша история, а Аллах знает ее начало и конец, и в любых деяниях проявляется Его воля, а нам надлежит прославлять ее и принять как назидание.

Была ночь, и усталый караван спал, доверившись покою пустыни, трепетному огоньку костра и чутким ушам юного сторожа, берегущего отдых своих спутников. Звали его Мансур, и странная судьба вела его по дороге жизни. Был он единственным сыном Бабур-шаха, чьи предки были из тех славных воителей, что сопровождали господина нашего, наимудрейшего Мухаммеда, когда он поднял зеленое знамя ислама, возвещая учение о Едином Боге, ибо «нет бога кроме бога, и Мухаммед пророк Его». Да возвеличит Аллах его имя и да приветствует вечным благословением всех, кто внимает ему. Люди рассказывали, что на безымянном пальце правой руки Бабур-шах носил перстень с волшебной бирюзой, которую его прапрадед получил от самого пророка. Сам же господин Мира и владыка Мудрости Мухаммед некогда вознесся к небесам и милостью Аллаха вернулся обратно, неся с собой дивный талисман, впитавший синеву небес и хранящий тайну их красоты. Никто самовольно не имел права носить этот перстень. Но слава о его силе, дающей мудрость и власть, передавалась от народа к народу.

И вот случилось так, что визирь Бабур-шаха, завидуя своему повелителю, преступил закон и клятву верности. Он подкупил придворных и окружил шаха корыстными и злыми людьми. И однажды он злодейски умертвил своего господина и заявил о своих правах на наследование трона. Маленький сын Бабур-шаха, Мансур, был тогда еще не в силах править, и коварный визирь Марух-бек сам себя назвал троноблюотителем и управителем дел до совершеннолетия мальчика. На самом же деле, после свержения государя собирался расправиться с. Мансуром, как и с его отцом.

Однако, волею Аллаха, злое дело не было завершено. Предателям не удалось захватить сына шаха, принца Мансура, — он внезапно исчез. Также исчезла белая верблюдица Бабура, хотя все ворота во дворце были заперты и охранялись стражей. Но самое главное, исчез волшебный бирюзовый перстень пророка. Марух-бек позвал искуснейших ювелиров и велел им сделать такой же перстень, который, как знак власти, стал носить на руке.

Итак, принц с парой верных слуг должен был скитаться по свету, спасаясь от преследователей, а его враг ожидал срока совершеннолетия Мансура, чтобы объявить себя полноправным правителем, если принц не придет в этот день заявить свои претензии на трон. Конечно же, при дворе были приняты все меры, чтобы не допустить этого.

Шли годы, и жизнь принца протекала в бесконечных странствиях. Вместе со слугами он приставал от одного каравана к другому, и не было конца их пути. И вот однажды ночью Мансур сидел на страже каравана. Звездное небо катилось за горизонт, и от тишины пустыни закладывало уши, и сердце болело, словно наливаясь тяжестью замерших песков. И вдруг за барханами раздался протяжный крик верблюда, и эхо его отозвалось со всех сторон. Мансур в испуге вскочил и, выхватив ятаган, бросился к месту, откуда раздался зов. Вскоре он наткнулся на маленького верблюжонка, очевидно, только что родившегося. Рядом с ним лежала умирающая белая верблюдица. Из глаз новорожденного лился яркий бирюзовый свет.

Мансур поднял верблюжонка и отнес его к стоянке каравана, однако, когда он вернулся с бурдюком воды к верблюдице, ее уже не было, как не осталось и никаких следов.

Спасенный верблюд быстро рос, благодаря заботе принца, и вскоре уже мог подставить свои горбы господину. Его рост, белая шерсть, бирюзовые глаза восхищали не только людей, но и животных. Во время стоянок верблюды, ослы, собаки, обезьяны собирались вокруг белого красавца и смотрели на него, словно признавая в нем своего повелителя.

И вот случилось так, что на караван, в котором следовал Мансур, налетел самум и разметал людей и животных. Принц оказался в одиночестве со своим верблюдом, не зная пути, без воды и пищи. Долго шли они по пустыне, пока сила их не иссякла. Белый верблюд наконец застонал, и ноги его подкосились. Он пал на колени, и огромные глаза его сомкнулись. В отчаянии принц выхватил кинжал, чтобы прервать страдания своего слуги и друга, но решил, что может еще спасти, если не себя, то его. Он резанул свою руку и стал лить свою кровь на морду верблюда. В беспамятстве животное слизывало солоноватую струю, вливавшую в него жизнь и силу. Принц лег на спину верблюду и потерял свет своего сознания.

Очнулся он в сумерках. Вокруг него стоял какой-то караван, и он не узнал ни людей, ни животных. Неподвижная, как статуя, безмолвная, как камень, толпа богато одетых путников смотрела на него. И лишь один мальчик, отмеченный знаками проводника каравана, в тюрбане и 'турецких туфлях, с тросточкой, украшенной золотой головой льва, заговорил с ним и ответил на вопросы.