Сундук старого принца - Гнездилов А. В.. Страница 27

— Портрет хорош, но я не нахожу обещанной красавицы.

— Как? Вы не видите никаких перемен? — пробормотала с ужасом старушка.

Паша снова взглянул на портрет.

— А что должно измениться?

— О, я забыла встать напротив его глаз. Теперь глядите на меня!

Паша с удивлением повернулся к ней, и сердце его затрепетало. Перед ним стояла высокая стройная женщина. Красота юности переполняла каждую черту ее прелестного лица. Тело грациозно изгибалось, как стебель цветка. Не было слов, чтобы описать ее миловидность. Красавица с портретов Пюи де Шаванна и Греза явилась взору паши.

Прошло немало времени, прежде чем он пришел в себя. Меж тем, насладившись впечатлением, женщина повернулась и вышла за двери. Паша бросился за ней. Вновь перед ним была старая «мадам Муза» с мокрыми от слез, потухшими глазами. История ее казалась невероятной.

Детство Музы было омрачено бедностью. Постоянная нужда сделала ее робкой, породила стеснительность и желание прятаться от посторонних взоров. Будучи высокой, она горбилась, платья выбирала поскромнее, хотя любила яркие краски. Она даже не подозревала о своих достоинствах. Образ незаметной кружевницы, покорной судьбе, казалось, полностью соответствовал ее представлениям о себе. Однажды ее пригласили в студию старого маэстро, который коллекционировал костюмы. Он уговорил ее примерить одно из своих роскошных платьев. Когда-то платье было предназначено испанской принцессе. Подойдя к зеркалу, девушка не узнала себя. Спина ее тут же выпрямилась, голова гордо вскинулась, плечи расправились, и впервые в жизни она почувствовала себя не просто женщиной, но пленительной красавицей. Сказка о Золушке нашла свое воплощение: уже иная женщина покидала студию.

На нее посыпались предложения позировать известным художникам. Теперь она могла не только проститься с бедностью, но и войти в общество блестящих кавалеров и дам, чья жизнь, исполненная красоты, казалась ей сновидением. Очередь была за принцем. Из множества молодых людей, искавших благосклонности красавицы, двое занимали ее воображение больше других. Оба были художниками, оба обладали талантом. Один — баловень судьбы, богатый, уже известный публике. Другой — бедный малоизвестный чудак, не жаждущий громкой славы.

Долго колебалась Муза. Наконец она решила отдать руку первому претенденту, хотя понимала, что займет в его увлекающейся душе немного места. Но одна мысль вернуться к бедности и невзгодам повергала ее в ужас. А жизнь с бедным художником, хотя пленяла глубиной и искренностью чувства, не сулила иных возможностей.

Некоторое время она царила в парижских салонах. Портрет, созданный ее избранником, пользовался успехом. Затем все прошло. Иные кумиры заняли ее место, и она поняла, что слава и внимание были лишь мыльными пузырями, которыми пленилась ее неопытная душа. Тогда она вспомнила о своем отвергнутом поклоннике. Он оказался болен и доживал свой срок в бедности. Бросив все, она пришла к нему, чтобы скрасить его последние дни. Он был благодарен ей и начал писать портрет, который должен был ее увековечить. К удивлению Музы, художник изобразил себя. Умирая, он указал на портрет и сказал, что «в его глазах она найдет себя». Муза долго не понимала, что ее друг имел в виду. Лишь когда прошли годы и она стала стареть, открылась тайна того дара, что оставил ей возлюбленный. Стоило Музе встать перед портретом художника, как ей возвращались красота и молодость.

Полный самых противоречивых чувств, паша покинул мансарду Музы. Однако прошло всего несколько дней, и он снова вернулся. Странная идея самому написать портрет юной красавицы или просто приобщиться к истории о сказочной любви овладела коллекционером. Он никогда не брал в руки кисти. Однако порыв увенчался успехом. Созданный им портрет затмил всю его коллекцию и вызвал бурю восторгов у художников. Таланту его пророчили большое будущее. Увы, в это время Муза умерла, оставив портрет художника в наследство паше. Паша похоронил ее и дал слово больше не прикасаться к краскам. Была ли тому причиной волшебная любовь к Музе или прихоть мастера, создавшего свой единственный шедевр, трудно сказать.

Вскоре и сам паша скончался. После его смерти оба портрета исчезли.

Призрак

С некоторых пор тема Смерти стала привлекать дона Эстебана. Воспитанный на идеалах греческой скульптуры, он пытался сохранить место олимпийского пантеона среди современной жизни. Зевс, Афродита, Афина, Посейдон, Гера, Аполлон, Гермес завладели воображением художника и под его резцом воплотились в камне и бронзе, украсив собой многие сады и дворцы Испании. Конечно же, представления о красоте значительно изменились с древних времен, но основы жизни — любовь, рождение, борьба, мир — остались прежними. Как и раньше, разум человеческий пытается обуздать чувства смыслом, воля формирует поведение, судьба перечит надеждам, вера ищет мудрости. И во всех этих танцах истории незримо присутствует Великий Дирижер по имени Смерть. Его власть неоспорима, но познать его не дано никому из живых. И вот дон Эстебан на вершине триумфа своего таланта задался целью создать образ грозного незнакомца, который принес бы равновесие в его произведения, прославляющие жизнь.

Однако были и иные причины, подтолкнувшие мастера к столь мрачному сюжету. Не так давно дон Эстебан женился на прекрасной Гайне, вдове Паскуаля Фернандеса, бывшего алькальда Таррагоны. Буйный характер бедного супруга, отличавшегося неистовостью страстей, постоянные раздоры с Тайной, которая ценила сокровища внутренней жизни более внешних, бесплодные попытки сдержать демонов своей души, увлечение вином, зрелищами, интригами — все это заметно сократило дни дона Паскуаля, и однажды припадок безумия, в который его повергла беспричинная ревность, закончился мгновенной смертью. Прошло время, кончился траур, и вдова соединила свою судьба с доном Эстебаном. Казалось, что теперь она будет счастлива, — художник был мечтательным, спокойным человеком, не любил скандалов и ссор. Но неожиданно в их мирную жизнь вмешался покойный Фернандес. Вначале он стал являться во сне бывшей жене, упрекая ее в неверности. Затем его ярость обрушилась на дона Эстебана. Много ночей призрак будил художника и требовал удовлетворения. Они скрещивали шпаги и сражались до рассвета, но удары не достигали цели.

Семья впала в отчаяние, не зная, как справиться с наваждением, — и вот в голову художнику пришла фантастическая идея: изваять богиню смерти, Гекату. Замысел был не только труден для исполнения, но и небезопасен: многие творцы, задавшиеся подобной целью, преждевременно окончили свои дни. Но дон Эстебан решил рискнуть, ведь речь шла не только о нем, но и об освобождении его возлюбленной.

Долго длился его труд — и наконец увенчался успехом. Мастер высек из мрамора фигурки двух детей: сидящего на камне мальчика, держащего в пальцах тростниковую свирель, будто он только что окончил игру, — а у его ног сидела девочка, только, в отличие от мальчика, словно устремленного ввысь, вся она будто тянулась к земле. Скульптура помещалась посреди бассейна, и в отражении, наоборот, девочка тянулась к небу, а мальчик клонился к земле. Эта двойственность жизни и смерти, переплетенных в едином фантастическом порыве, словно раскрывала тайну их цельности. Одна без другой не может существовать. На пьедестале были вырезаны слова Гераклита Темного, оракула древнего Эфеса: «Путь вверх и вниз один и тот же самый».

Ночью, когда Эстебан закончил работу, бронзовая колесница, запряженная шестеркой лошадей, явилась к порогу его жилища, около которого Гайна разожгла жертвенный костер из благоуханных деревьев. Высокая фигура женщины, с волосами, стянутыми на затылке в узел, сошла на землю и бросила взгляд на произведение; незримая улыбка осветила мглу ночи. Она наклонилась и коснулась воды бассейна. «Создай изображение Гайны», — прозвучал далекий, словно из-под земли идущий голос. Костер погас, и вместе с его дымом развеялось видение.