Ной Морсвод убежал - Бойн Джон. Страница 4

И да, кора у этого дерева была здорового бурого оттенка – скорее как плитка твердого вкусного шоколада, чем как обычная кора. Но все равно это кора хорошего здорового дерева. Не из-за чего тут голову терять.

И еще было ясно, что листья на его крепких ветках глянцевито-зеленые – но, опять же, не зеленее каких-нибудь других листьев, трепетавших под летним ветерком на деревьях всего мира. Никакой разницы с листочками на тех деревьях, что росли под окном его спальни.

Но в дереве все равно было что-то необычайное, и точно сказать, что именно, мальчик не мог. Чем-то оно гипнотизировало. Отчего-то глаза Ноя лезли на лоб, а рот сам собой открывался, словно на минуту-другую Ной забывал, что ему полагается дышать.

– Истории, я полагаю, ты слыхал? – раздался голос справа. Ной повернулся и увидел пожилую таксу, трусившую к нему. Пес неуверенно улыбался, а за ним шел кряжистый осел, который осматривал землю вокруг, как будто что-то потерял. – Я всегда знаю, когда приходят на нее посмотреть. Ты не первый, юноша. И будешь не последний. ГАВ! – Договорив, такс оглушительно гавкнул и отвел взгляд. Брови его надменно встали домиком, точно у человека, который в лифте вдруг грубо нашумел.

– Мне об этом ничего не известно, сэр, – ответил Ной, качая головой. – Никаких историй я не слышал. Понимаете, сам я не отсюда. Я просто шел мимо, только и всего, и тут заметил это дерево перед забавным домиком. Мне стало любопытно.

– Ты уже почти целый час тут стоишь и не уходишь, – хохотнул такс. – Сам не заметил?

– А ты нигде здесь не видел бутерброд? – спросил у мальчика осел и пристально на него посмотрел. – До меня доходили слухи, что здесь кто-то бутерброд потерял. В нем содержалось некоторое мясо. И еще чатни, – добавил он.

– Боюсь, не видел, – ответил Ной – и сам пожалел, что не видел.

– Меня тянет на бутерброд, – сказал осел очень устало и грустно покачал головой. – Может, если еще поищу…

– Не обращай на него внимания, – сказал такс. – Он всегда голодный. Сколько его ни корми, ему все мало.

– И ты бы проголодался, если б не ел дольше двадцати минут, – всхлипнул осел, будто его обидели.

– В общем, это правда, – продолжал такс. – Ты тут уже стоял, когда я бежал на прогулку, а теперь вот я с нее вернулся – а я каждый день бегаю по полям до самого колодца, я от этого гибче, понимаешь, – а ты по-прежнему здесь. И глаз не сводишь.

– Серьезно? – спросил Ной, весь наморщившись от изумления. – Вы уверены? Мне казалось, я только что пришел.

– Меня это не удивляет, – сказал пес. – Стоит людям взглянуть на это дерево, как они тут же забывают о времени. Это правда самое интересное у нас в деревне. Помимо статуи, конечно.

– Какой статуи? – спросил Ной.

– То есть ты ее не заметил? Она же прямо за тобой.

Ной обернулся – и, разумеется, у него за спиной стояла высокая гранитная статуя: неистовый на вид молодой человек в спортивных трусах и майке. Руки он триумфально воздел, а под ногами у него в камень были врезаны слова: ДМИТРИЙ КАПАЛЬДИ: БЫСТРЕЕ. Ноя статуя застала прямо-таки врасплох – он был уверен, что минуту назад ее здесь не было.

– Быть может, что-нибудь с сахаром? – спросил осел, сделав шаг вперед, и вдруг ткнулся носом в карман Ною – так внезапно, что мальчик удивленно отпрыгнул.

– Оставь ребенка в покое, Осел, – сказал такс. – Нет у него ничего сахарного. Ведь правда? – быстро добавил он и прищурился, глядя на Ноя.

– Совсем ничего, сэр, – ответил мальчик. – Я и сам, кстати, довольно голоден.

– Весьма обидно, – заметил осел и покачал головой так, будто сейчас заплачет. – Какое разочарование.

– Ты знаешь, – продолжал такс, немного подавшись вперед и понизив голос, – есть такие – и я числил бы среди них себя, – кто считает, что дерево гораздо интереснее статуи. Поэтому люди на него так подолгу и смотрят. Сам я стараюсь на него вообще не смотреть, если этого можно избежать. Однажды из-за него я не поздравил друга с днем рождения. Два года подряд.

– И тебе не достался отличный торт, – медленно произнес осел и позволил себе улыбнуться этому воспоминанию, а его большие карие глаза наполнились слезами. – Оба раза у него на верхушке была глазурь. В виде розочек. Один год – зеленая, а на следующий – оранжевая. Ночей не сплю – все думаю, какая будет в этом году. Может, красная, как считаешь? Вполне может быть, по-моему. А то и синяя… Ну или желтая, само собой, – добавил он, продолжительно помолчав.

– Да, Осел, да, – сказал пес. – На свете есть много, много разных цветов. Мы уже поняли. Давай не будем испытывать терпение нашего нового друга.

– А пирожные ты случайно нигде не прячешь? – спросил осел.

– Что в этом дереве вообще особенного? – поинтересовался Ной, никак не отозвавшись на вопрос голодного осла. Он опять повернулся к дереву. – То есть на свете же миллионы миллионов деревьев.

– О нет, – ответил такс, качая головой. – Нет, это распространенное заблуждение. На самом деле дерево всего лишь одно. У них всех, понимаешь, общий корень – он лежит в самом центре мира, и все деревья из него растут. Поэтому, говоря строго, дерево – только одно.

Ной на миг задумался об этом, а потом и сам покачал головой.

– Это неправда, – сказал он и усмехнулся от нелепости замечания такса. Тот же в ответ разразился целой канонадой громкого и долгого лая – у пса текли слюни, он скалил зубы, и приступ утих лишь через несколько минут. Осел меж тем просто смотрел в сторону и вздыхал, изучал траву у себя под носом – вдруг в ней что-нибудь послужит ему снедью.

– Приношу свои извинения, – произнес пес, наконец снова овладев собой. Вид у него был немного смущенный. – Такова моя природа, только и всего. Не люблю, если мне противоречат.

– Все в порядке, – ответил Ной. – Да и дерево все равно, судя по всему, особенное. Откуда бы ни росло.

– Оно такое. И я вполне допускаю, что у нас в деревне оно единственное, под которое я не… – Такс слегка покраснел и огляделся, не подслушивают ли. – Хотя некоторые вещи собаку поощряют делать на улице — к примеру, то, что мальчиков учат делать дома.

– Очень хорошо понимаю, – хмыкнул в ответ Ной, но не выдал, что всего лишь нынче утром он это сделал на улице. – Так вы никогда…

– Ни разу. За все пятьдесят шесть лет.

– Вам пятьдесят шесть? – спросил мальчик, открыв рот от восторга. – Ничего себе, так мы ровесники.

– Правда? По мне, так ты никак не старше восьми.

– Так это потому, что мне и есть восемь, – ответил Ной. – А в собачьих годах… мне было бы пятьдесят шесть.

Пес громко фыркнул, и улыбка сошла у него с морды.

– Я бы счел это заявление до крайности невежливым, – произнес он через некоторое время. – Зачем тебе вообще понадобилось так говорить? Я же с тобой по-доброму, верно? Я не говорил ничего оскорбительного про твой рост. Или нехватку оного, – многозначительно добавил он.

Ной уставился на него, тут же пожалев, что вообще открывал рот.

– Простите меня, – сказал он, удивившись, насколько близко к сердцу такс принял его слова. – Я не хотел вас обидеть.

– ГАВ! – гавкнул пес и тут же очень широко улыбнулся. – Ладно, забыли. И мы опять большие друзья. Но беседовали мы о дереве… Так вот, самое интересное – это, конечно, совсем не оно.

– А лавка, которая за ним стоит, – вмешался осел.

Ной глянул дальше дерева и еще раз попробовал рассмотреть бесформенный домик, почти весь прятавшийся за ветвями: те будто намеренно растопырились в разные стороны за прошедшие минуты, чтобы защитить постройку от любопытных глаз.

– А что в ней интересного? – спросил Ной. – По-моему, довольно обшарпанная лавочка. Хотя мне кажется, строители и с самого начала не сильно-то постарались. Как-то тяп-ляп ее строили. Удивительно, как ее еще ветром не сдувает.– Но это лишь потому, что ты на нее неправильно смотришь, – сказал такс. – Посмотри еще разок.