Афганские сказки и легенды - Автор неизвестен. Страница 23

В руке – бумага и ручка,
Пишу о твоем коварстве и хочу плакать,
Поклянись мне богом:
Один ли я друг, сколько еще других?
Поклянись мне богом:
Правда ли это, ответь мне.

Когда письмо попало к Гульбашре и она его прочитала, то, полная горя, написала такой ответ:

Я клянусь богом:
Ты один друг, а еще у меня их двадцать.
Уходи, уходи, поезжай в Декан,
Пока вьются мои кудри,
Я найду себе друга.

Когда Талиб-джан прочитал ответ, в голове у него запылал огонь, земля поплыла из-под ног. И он сразу же решил: «Больше мне не подобает оставаться в этой мечети». Он отказался от этого места, с большим сожалением оставил мечеть и свою каморку и ушел. Уходя, он написал на бумаге такую песню и оставил это письмо в своей каморке:

Посреди деревни я плачу: Лейла прекратила со мной
дружбу. Безумная любовь была между мной и тобой.
Отчего она угасла?
Сначала я надеялся на бога, потом на тебя.
Ты оставила меня. И я плачу над своей судьбой.
О боже, сделай так, чтобы оба сына сплетника умерли,
Чтобы одного закапывали, а другой испускал дух.
Я ни на кого не жалуюсь.
Сама судьба посеяла эти мои горести,
Во-первых, книга размягчила мое сердце,
А во-вторых, моя любимая порвала со мной.
Пусть пройдет двадцать, сто лет –
Я не забуду то, что ты написала мне в ответ.

Он положил это письмо в укромном месте в комнате, и вот Талиб-джан ушел. Но сердце его так и осталось в плену, прикованное к кудрям возлюбленной. Разве мог он уйти далеко?! Потом пришла та служанка и сообщила Гульбашре, что Талиб-джана нет – он взял все свои вещи и ушел. Когда Гульбашра это услышала, то ахнула, глубоко вздохнула: «Что за беда приключилась?» Сердце ее от разлуки с любимым обуглилось, словно кебаб, земля ушла у нее из-под ног. Она тут же закуталась в черную чадру и тайком вышла.

Глядит: «Место есть, а ткача нет!» Каморка пуста, темна. Она тут же поднялась на крышу посмотреть, не лежит ли он где-нибудь на крыше. «А может быть, увижу его где-нибудь поблизости»,-думает она. Побродила взад-вперед по крыше – Талиб-джана нигде не было – и вот она запела:

Есть комната, но нет в ней Талиба. Я буду
ползать по комнате, как змея.
Пусть сгорят талибы:
Заставят человека полюбить,
А сами соберут вещи
И уходят прочь от него.

Наконец вошла она в комнату. Ходит взад-вперед – не оставил ли Талиб-джан хоть сломанный калам, или клочок бумаги, или еще какую-нибудь вещь на память о себе. Она хотела хоть этим охладить пыл своего сердца. И тут она увидела – лежит свернутый в трубочку листок. Она его схватила, развернула, прочитала раз, другой и залилась слезами. Тут только она поняла, что все это зло – дело рук служанки, которая оклеветала их друг перед другом. Она очень сожалела о сказанном ею и запела так:

Если я была виновата, то теперь знаю это.
Я паду к ногам обиженного друга.
Я сама отпустила своего друга,
А сейчас текут из глаз слезы раскаяния.

Короче говоря, вернулась Гульбашра в свой дом. Настала ночь, а она не спит, из-за разлуки с Талиб-джаном мучается бессонницей. Смотрит Гульбашра на луну. Когда луна прошла уже полнеба, она все еще не спала и вот обратилась к ночному светилу:

Луна прошла уже половину неба,
Не спится мне без друга.

Ну, ладно, ночь прошла, настало утро. Гульбашра сказала отцу:

– Я сегодня что-то расстроена. Сердце у меня щемит – не пойму, в чем дело? Если ты позволишь, я пойду сегодня в сад, побуду там денек, а вечером вернусь домой.

Отец согласился:

– Хорошо, иди. Погуляй, пусть твое настроение улучшится.

Итак, вышла Гульбашра со служанкой из дому под предлогом, что идет в сад. А сама наказала этой служанке расспрашивать о Талиб-джане: «Может быть, найдем его где-нибудь в окрестностях крепости». Что долго рассказывать? Смотрят там, смотрят здесь. Охо-хо-хо-хо! И вот настолько одолела Гульбашру любовь к Талиб-джану, что она запела:

Сегодня я не видела своего любимого.

Я, словно белый сокол, ищу его по горам и долам.

Потом у нее совсем не стало терпения и она испугалась: «Как бы не сойти мне с ума и не опозориться на весь свет. Как бы не потерять свое доброе имя». И вот она запела нара, как молитву:

О алим *, помолись за меня,
Пусть успокоится мое беспокойное сердце.

В конце концов ее надежда улетучилась. Талиб-джана она не нашла, устала и тогда пошла по направлению к саду. Когда она пошла в сад, узнал Талиб-джан, что его искала какая-то женщина. Он спросил:

– Куда она девалась? Люди ответили:

– Сейчас была здесь, а пошла в сад падишаха. И он тоже бросился в ту сторону. Спешит следом и догнал ее, когда она входила в сад. Он запел так:

К чему тебе идти в сад?
Ты сама цветок и цветы идут к тебе на поклон.

Но Гульбашра не услышала этих слов. Она вошла в сад и заперла калитку. Мулла Аббас запел ей вслед:

Девушка пошла в сад,
Если нет у нее чадры, ее лицо закроют цветы.

До Гульбашры донеслась эта песня, остановилась она посреди сада, не может догадаться, откуда этот голос? Пока она там стояла, садовник унес ключи. Мулла Аббас подумал: «Она не слышала моей песни и заперла калитку. Нет, брошу-ка я потихоньку несколько камешков,- может быть, она догадается, придет и отопрет калитку».

И вот он взял несколько камешков и стал потихоньку их кидать. А Гульбашра подумала: «Это мне не послышалось. Наверное, это Талиб-джан, мулла Аббас». И она запела:

Не бросай камнями в сад,
Сломаешь ветку и тогда она не будет цвести.

После этого она послала служанку к садовнику за ключом, потому что уверилась, что это Талиб-джан. Ведь когда она спела эту песню, мулла Аббас больше не бросал камешков! Служанка принесла от садовника ключ, Гульбашра пошла, отперла калитку и впустила Талиб-джана в сад. Стала она жаловаться ему:

Почему ты поступил со мной так плохо?
Я была еще девочкой, когда избрала тебя.

Талиб-джан ответил ей так:

Сначала ты молила о любви,
А теперь пишешь такие обидные письма!

И снова запела Гульбашра:

Пусть любимый поступает со мной плохо,
Я поступлю хорошо.
Он забудет все плохое и будет плакать,
Вспоминая то хорошее, что делала я.
Если мой возлюбленный сделает плохо,я сделаю хорошо.
Я готова терпеть от любимого все, даже плохое.
Любимый, приходи, давай помиримся.
Пусть этот мир бренный – мы уходим из него
с сожалением.