Самба-храбрец. Сказки и легенды Сенегала - Автор неизвестен. Страница 58
Кхари-Гайе, Кхари-Гайе!
Ожерелья тут, ожерелья там,
Шея в золоте, в янтарях!
Кто видел Кхари-Гайе?
Никому ее не отдам
Подруги с восторгом разглядывали ее браслеты и ожерелья, ее подвески из янтаря, куда более крупные и красивые, чем те, что оставила покойная Кумба своей дочери.
Но Кхари-Гайе умело избегала ответов и, наоборот, сама все время расспрашивала о том и о сем, об умерших и о живых, о стариках, о мужьях подруг и обо всех их детях, рожденных с тех нор, как она покинула деревню. Подруги сгорали от любопытства, но Кхари-Гайе ничего им не говорила.
И тогда самые настырные принялись за детей. Они их заласкивали и закармливали, но на все их вопросы сын Кхари-Гайе отвечал все время одно и то же:
Кхам! Я не знаю!
Ибо он уже слышал от своего отца, что за кхам (я не знаю) никому еще не отрубали голову и никого еще не бросали в темницу.
Но его сестра держалась только до шестого дня. А на шестой день язык ее развязался и она рассказала все, что могла, а это было немало! подругам своей матери. И подруги, разумеется, не смогли удержать языки ночью рядом со своими мужьями.
И вот мужья отправились утром на берег Большой реки, и один из них запел, призывая князя:
Ферр гу догг!
Ферр гу догг!
Ферр гу догг!
И выплыл питон из глубоких вод, и вышел на берег как раз в ту минуту, когда к реке уже бежала Кхари-Гайе со своими детьми.
Но мужчины деревни набросились на питона и забили его насмерть палками.
Перед самой смертью превратился он в князя Большой реки и сказал жене своей Кхари-Гайе:
Женщина, я был счастлив с тобой. И сейчас я счастлив, что умираю не из-за тебя. Но ты не сумела воспитать свою дочь, как твоя мать Кумба воспитала тебя. Ты была к ней слишком снисходительна и не научила ее мудрости жизни. За это отныне ты станешь горлицей, птицей красивой, но слабой, и всю свою жизнь будешь петь на вершинах деревьев и на крышах хижин:
Ферр гу догг!
Кер гу тасс!
И сказал своей дочери умирающий князь Большой реки:
Ты не смогла и не захотела удержать свой язык за зубами! За это ты превратишься отныне в молочай и будешь плакать всю жизнь горькими слезами, едва к тебе прикоснутся!
И уже из последних сил прошептал князь Большой реки сыну:
А ты, сын мой, ныряй в нашу реку и никогда не выходи из ее глубоких вод!
И он умер.
Сын князя Большой реки нырнул в волны и навсегда исчез в глубине.
А горлицы на вершинах деревьев и на крышах деревенских хижин поют до сих пор:
Ферр гу догг!
Пояс разорван!
Кер гу тасс!
Расторгнута связь.
Ферр гу догг!
Кер гу тасс!
И молочаи в джунглях и вдоль полей до сих пор плачут горькими слезами, едва к ним прикоснешься.
Фанта
Был, был когда-то между Сенегалом и Фалемэ очарованный край Бунду!
Все называли Бунду земным раем. Девушки накануне свадьбы шли туда и просили, чтобы счастье снизошло к их очагу, чтобы они старели безмятежно среди многочисленных работящих, прилежных детей. А юноши после обряда обрезания шли туда просить духа владыку Бунду, чтобы он сделал их настоящими мужчинами.
Воздух там был сладостен. Птицы пели весь день. И рассказывали своим птенцам разные истории про людей, начиная с сотворения мира.
Но едва в этом райском краю появлялся чужеземец, замолкало все: и птицы со сверкающим опереньем, и ручьи с серебряными струями, и деревья с густыми, темными кронами.
И все начинало тихонько спрашивать:
Фанта! Фанта! О, благородный чужеземец, где прекрасная Фанта? Скажи нам, что сталось с красавицей Фантой?
И, бывало, любопытный чужеземец садился на корень дерева и просил старейшину птиц:
Расскажи мне о Фанте! Кто она?
И старейшина птиц рассказывал:
Давно это было, очень давно. В те давние времена жила у подножья вон того холма юная красавица по имени Фанта.
В шестнадцать лет была Фанта так прекрасна, что небо завидовало ей. Звезды бледнели перед взглядом Фанты. Л когда она улыбалась, улыбка ее ослепляла и сияла ярче солнца.
С рассвета до заката все юноши в округе говорили лишь о ней. Чтобы только увидеть ее, они сражались между собой, и пролилось из-за нее немало крови.
Каждый день приходили сваты в дом ее родителей. Из далеких краев прибывали караваны, груженные золотом, серебром и прекрасными, редкостными драгоценностями. Великие вожди предлагали ей своих рабов и даже всю свою власть и царства, но никто не мог соблазнить красавицу Фанту. Ибо она хотела мужа необычайного, мужа, у которого на теле не было бы ни единого шрама, ни малейшей царапины.
Но такого не находилось.
Семь лун не могла Фанта выбрать себе жениха, и родители ее приходили в отчаяние. Такая красота и такая юность увядали!
Однако как-то в пятницу прибежал в деревню гонец. Прибежал и сказал:
Когда солнце повернется спиной к большому баобабу, Самба-Лингэр прибудет испытать свое счастье. И прибудет он со всей свитой и войском, перед которым бегут воины всех стран!
Весть об этом разнеслась повсюду. Вся деревня ждала празднества и пира. В доме Фанты рабыни попарно, под палящими лучами солнца, изгибаясь, как лук в руках охотника, с горящими ладонями и красными от усталости глазами толкли и толкли в больших ступах просо для кускуса.
Раз-два! Раз-два!
Песты одновременно поднимались и опускались И разлетались во все стороны белые крошки, и курицы сбегались их клевать.
Раз-два! Раз-два!
Тысячи лет поют этот напев пест и ступа. Сладостный этот напев поддерживает мужество в одиноком охотнике в джунглях, вселяет надежду в сердце старого крестьянина, который без единой жалобы с утра до вечера неустанно трудится на своем клочке земли. И вот сейчас эта песня песта и ступы звучала по всей деревне.
Для великого пира пригнали и зарезали бессчетных быков, и, привлеченные запахом крови, все крылатые хищники слетелись к деревне. Там были огромные грифы из Бунду и пожиратели мертвых тел, стервятники из Гидимака, все они парили высоко в небе, ожидая, когда скелеты животных усеют землю и придет их час пировать.
Ничего не пожалели родители Фанты, чтобы достойно принять благородных гостей. Вдоволь было еды и питья, имбиря и орехов кола, и зубочисток тоже припасли на всех.
И вдруг небо вдали затмилось, и под звон копий и сабель, боевых топоров и шпор в тучах пыли появилось войско жениха. Всадники ехали сплоченными рядами, плечом к плечу, нога к ноге, стремя в стремя. Длинные белые бурнусы их развевались по ветру, и вид у них был величавый и грозный.
А во главе войска ехал Самба-Лингэр, юноша невиданной красоты. Взгляд его был нежен и печален, и добр и жесток, он завораживал, притягивал и устрашал.
Самба предстал перед отцом Фанты, и тот приветствовал его и всех его приближенных. И начался тут пир. Было много еды и много питья, много девушек и юных воинов, и было много плясок и веселья.
Эта ночь почти ничем не отличалась от других ночей Сенегала. Бесчисленные звезды сверкали в темно-синем небе, луна плыла среди них на своей серебряной лодке, гриоты воспевали подвиги героев, и звон гитар и гул тамтамов наполняли джунгли и возносились к небесам.