Унесенные ветром. Том 2 - Митчелл Маргарет. Страница 112

— Ты что же, хочешь сказать… — возмутилась Скарлетт, — что тебе безразлично.

— Я ведь надоел тебе, да? Ну, так мужчинам женщины надоедают куда быстрее. Будь святошей, Скарлетт. Огорчаться по этому поводу я не стану. Мне все равно. — Он с усмешкой пожал плечами. — По счастью, в мире полно постелей, а в постелях хватает женщин.

— Ты хочешь сказать, что готов дойти до…

— Дорогая моя невинность! Конечно. Удивительно уже то, что я воздерживался от этого так долго. Я никогда не считал супружескую верность добродетелью.

— Я на ночь буду запирать свою дверь!

— К чему утруждать себя? Если я захочу тебя, никакой замок меня не удержит.

Он повернулся с таким видом, точно считал разговор оконченным, и вышел ил комнаты. Скарлетт слышала, как он вошел в детскую, где дети бурно приветствовали его. Она села. Вот она и добилась своего. Этого хотела она, и этого хотел Эшли. Но она не чувствовала себя счастливой. Гордость ее была задета: ее оскорбляла самая мысль, что Ретт отнесся так легко к ее словам, что он вовсе не жаждет обладать ею, что он ее равняет с другими женщинами в других постелях.

Ей очень хотелось придумать какой-то способ деликатно намекнуть Эшли, что она и Ретт физически больше не муж и жена. Но Скарлетт понимала, что это невозможно. Она заварила какую-то чудовищную кашу и уже отчасти жалела о своих словах. Ей будет недоставать долгих забавных разговоров с Реттом в постели, когда кончик его сигары светился в темноте. Ей будет недоставать его объятий, когда она пробуждалась в ужасе от кошмарных снов, а ей ведь не раз снилось, что она бежит сквозь холодный густой туман. Внезапно почувствовав себя глубоко несчастной, она уткнулась головой в подлокотник кресла и расплакалась.

Глава 52

Как-то раз дождливым днем, когда Бонни только что исполнился годик, Уэйд уныло бродил по гостиной, время от времени подходя к окошку и прижимаясь носом к стеклу, исполосованному дождем. Мальчик был худенький, хрупкий, маленький для своих восьми лет, застенчивый и тихий — рта не раскроет, пока его не спросят. Ему было скучно, и он явно не знал, чем заняться, ибо Элла возилась в углу с куклами, Скарлетт сидела у секретера и, что-то бормоча себе под нос, подсчитывала длинную колонку цифр, а Ретт, лежа на полу возле Бонни, развлекал ее, раскачивая часы на цепочке, но так, чтобы она не могла до них дотянуться.

Уэйд взял было несколько книг, потом с грохотом уронил их и глубоко вздохнул.

— О господи, Уэйд! — раздраженно воскликнула, поворачиваясь к нему, Скарлетт. — Пошел бы куда-нибудь поиграл.

— Не могу. На дворе дождик.

— В самом деле? Я не заметила. Ну, займись чем-нибудь. Ты действуешь мне на нервы, когда вертишься без толку. Пойди скажи Порку, чтобы он запряг карету и отвез тебя к Бо поиграть.

— Он же не дома, — вздохнул Уэйд. — Он на дне рождения у Рауля Пикара.

Рауль, сынишка Мейбелл и Репе Пикара, был, по мнению Скарлетт, преотвратительным существом, больше похожим на обезьяну, чем на ребенка.

— Ну, можешь поехать к кому хочешь. Пойди скажи Порку.

— Никого нет дома, — возразил Уэйд. — Все на дне рождения. Хотя к слову «все» и не было прибавлено: «кроме меня», однако эти слова повисли в воздухе, но Скарлетт, вся ушедшая в свои подсчеты, не обратила на это внимания.

Ретт же приподнялся и спросил:

— А ты почему не на дне рождения, сынок? Уэйд подошел к нему совсем близко и остановился, шаркая ногой по ковру. Вид у него был глубоко несчастный.

— Меня не пригласили, сэр.

Ретт отдал Бонни часы на растерзание и легко вскочил на ноги.

— Да бросьте вы эти проклятые цифры, Скарлетт. Почему Уэйда не пригласили на день рождения?

— Ах, ради всего святого, Ретт! Оставьте меня сейчас в покос. У Эшли тут такая неразбериха в цифрах… А-а, вы про день рождения? Что ж, тут нет ничего необычного в том, что Уэйда не пригласили, да к тому же я все равно не пустила бы его. Не забудьте, что Рауль — внук миссис Мерриуэзер, а миссис Мерриуэзер скорее впустит вольного негра в свою драгоценную гостиную, чем кого-либо из нас.

Ретт, задумчиво наблюдавший за лицом Уэйда, увидел, как тот сморщился.

— Пойди-ка сюда, сынок, — сказал он, привлекая к себе мальчика. — А тебе хочется быть на этом дне рождения?

— Нет, сэр, — храбро ответил Уэйд, но глаза опустил.

— М-м… Скажи-ка мне, Уэйд, а ты бываешь на дне рождения у Джо Уайтинга или Фрэнка Боннелла.., или у кого-нибудь из твоих приятелей?

— Нет, сэр. Меня очень редко приглашают.

— Ты лжешь, Уэйд! — воскликнула, оборачиваясь, Скарлетт. — Ты же на прошлой неделе был на трех детских праздниках у Бартов, у Гелертов и Хандонов. — Более отборную коллекцию мулов в лошадиной сбруе трудно себе представить, — заметил Ретт, с легкой издевкой растягивая слова. — И ты хорошо провел время на этих праздниках? Ну, говори же.

— Нет, сэр.

— А почему нет?

— Я.., я не знаю, сэр. Мамушка.., она говорит, что все это белая рвань.

— Я с Мамушки шкуру спущу — сию же минуту! — воскликнула, вскакивая, Скарлетт. — А ты, Уэйд, если будешь так говорить о друзьях своей мамы…

— Мальчик верно говорит, как и Мамушка, — сказал Ретт. — Но где же вам знать правду, если вы отворачиваетесь от нее… А ты, сынок, не волнуйся. Можешь больше не ходить на праздники, если тебе не хочется. Вот, — добавил он, вытаскивая из кармана банкноту, — скажи Порку, чтобы запряг карету и повозил тебя по городу. Купи себе чего-нибудь сладкого — да побольше, чтоб разболелся живот.

Лицо Уэйда расцвело в улыбке. Он сунул в карман бумажку и с тревогой посмотрел на мать — одобрит ли она такую затею. Но Скарлетт, сдвинув брови, глядела на Ретта. Он поднял с пола Бонни и прижал к себе — крошечное личико уткнулось ому в щеку. Скарлетт не могла понять, о чем он думает, но в глазах увидела что-то похожее на страх — страх и чувство вины.

Приободренный щедростью отчима, Уэйд застенчиво подошел к нему.

— Дядя Ретт, а можно мне у вас что-то спросить?

— Конечно — Лицо у Ретта было напряженное, отсутствующее, он крепче прижал к себе головку Бонни. — О чем же ты хочешь спросить меня, Уэйд?

— Дядя Ретт, вы.., а вы воевали?

Взгляд Ретта мгновенно обратился на мальчика — глаза смотрели пронзительно, но голос, задавший вопрос, звучал небрежно:

— А почему ты спрашиваешь, сынок?

— Да вот Джо Уайтинг говорит — вы не воевали, и Франк Боннелл тоже.

— А-а, — проронил Ретт, — а ты им что сказал? Уэйд стоял с несчастным видом.

— Я., я сказал.., я говорю, что не знаю. — И на одном дыхании выпалил: — Но мне все равно, воевали вы или нет. Я поколотил их. А вы были на войне, дядя Ретт?

— Да, — с неожиданной резкостью сказал Ретт. — Я был на войне. Я был в армии восемь месяцев. Я прошел с боями весь путь от Лавджоя до Франклина, штат Теннесси. И я был с Джонстоном, когда он сдался.

Уэйд запрыгал от восторга, а Скарлетт рассмеялась.

— А я-то полагала, что вы стыдитесь своего участия в войне, — сказала она. — Разве вы не просили меня помалкивать об этом?

— Прекратите! — оборвал он ее. — Ну как, ты доволен, Уэйд?

— О да, сэр! Я знал, что вы воевали. Я знал, что вы не трус, как они говорят. Вот только.., почему вы не воевали вместе с отцами других мальчиков?

— Да потому, что отцы других мальчиков были люди глупые и их направили в пехоту. Я же закончил Вест-Пойнт и был в артиллерии. В полевой артиллерии, Уэйд, а не в войсках внутреннего охранения. А чтобы служить в артиллерии, Уэйд, нужно иметь голову.

— Еще бы! — сказал Уэйд, весь сияя. — А вы были ранены, дядя Ретт?

Ретт ответил не сразу.

— Вы расскажите ему про свою дизентерию, — с издевкой заметила Скарлетт.

Ретт осторожно опустил малышку на пол и вытянул сорочку и нижнюю рубашку из брюк.

— Подойди сюда, Уэйд, я покажу тебе, куда я был ранен. Уэйд, возбужденный происходящим, подошел и уставился на то место, на которое указывал пальцем Ретт. Смуглую грудь пересекал длинный рубец, спускавшийся вниз на мускулистый живот. То была память о ножевой драке на калифорнийских золотых приисках, но Уэйд не мог этого знать. Он глубоко вздохнул от счастья.