Унесенные ветром. Том 2 - Митчелл Маргарет. Страница 134

— Вы так думаете? Боюсь, она не согласилась бы с вами, если бы услышала. А кроме того, я хочу быть добрым и к вам, мисс Мелли. Вам я даю больше, чем даю Скарлетт.

— Мне? — с удивлением переспросила она. — Ах, вы хотите сказать — для Бо?

Он нагнулся, взял свою шляпу и встал. С минуту он стоял и смотрел вниз на некрасивое личико сердечком с длинным мысиком волос на лбу, на темные серьезные глаза. Какое неземное лицо, лицо человека, совсем не защищенного от жизни.

— Нет, не для Бо. Я пытаюсь дать вам нечто большее, чем Бо, если вы можете представить себе такое.

— Нет, не могу, — сказала она, снова растерявшись, — На всем свете для меня нет ничего дороже Бо, кроме Эшли… То есть мистера Уилкса.

Ретт молчал и только смотрел на нее, смуглое лицо его было непроницаемо.

— Вы такой милый, что хотите что-то сделать для меня, капитан Батлер, но право же, я совершенно счастлива. У меня есть все, чего может пожелать женщина.

— Вот и прекрасное — сказал Ретт, вдруг помрачнев. — И уж я позабочусь о том, чтобы так оно и оставалось.

Когда Скарлетт вернулась из Тары, нездоровая бледность исчезла с ее лица, а щеки округлились и были розовые. В зеленых глазах ее снова появилась жизнь, они сверкали, как прежде, и впервые за многие недели она громко рассмеялась при виде Ретта и Бонни, которые встречали ее, Уэйда и Эллу на вокзале, — рассмеялась, потому что уж больно нелепо и смешно они выглядели. У Ретта из-за ленточки шляпы торчали два растрепанных индюшачьих пера, а у Бонни, чье воскресное платье было основательно порвано, на обеих щеках виднелись полосы синей краски и в кудрях торчало петушиное перо, свисавшее чуть не до пят. Они явно играли в индейцев, когда подошло время ехать к поезду, и по озадаченно беспомощному виду Ретта и возмущенному виду Мамушки ясно было, что Бонни отказалась переодеваться — даже чтобы встречать маму.

Скарлетт заметила: «Что за сорванец!» — и поцеловала малышку, а Ретту подставила щеку для поцелуя. На вокзале было много народу, иначе она не стала бы напрашиваться на эту ласку.

Она не могла не заметить, хоть и была смущена видом Бонни, что все улыбаются, глядя на отца и дочку, — улыбаются не с издевкой, а искренне, по-доброму. Все знали, что младшее дитя Скарлетт держит отца в кулачке, и Атланта, забавляясь, одобрительно на это, взирала. Великая любовь к дочери существенно помогла Ретту восстановить свою репутацию в глазах общества.

По пути домой Скарлетт делилась новостями сельской жизни. Погода стояла сухая, жаркая, и хлопок рос не по дням, а по часам, но Уилл говорит, что цены на него осенью все равно будут низкими. Сьюлин снова ждет ребенка — Скарлетт так это сообщила, чтобы дети не поняли, — а Элла проявила неожиданный норов: взяла и укусила старшую дочку Сьюлин. Правда, заметила Скарлетт, и поделом маленькой Сьюзи: она вся Пошла в мать. Но Сьюлин вскипела, и между ними произошла сильная ссора — совсем как в старые времена. Уэйд собственноручно убил водяную змею. Рэнда и Камилла Тарлтон учительствуют в школе — ну, не смех? Ведь ни один из Тарлтонов никогда не мог написать даже слова «корова»! Бетси Тарлтон вышла замуж за какого-то однорукого толстяка из Лавджоя, и они с Хэтти и Джимом Тарлтоном выращивают хороший хлопок в Прекрасных Холмах. Миссис Тарлтон завела себе племенную кобылу с жеребенком и счастлива так, будто получила миллион долларов. А в бывшем доме Калвертов живут негры! Целый выводок, причем дом-то теперь — их собственный! Они купили его с торгов. Дом совсем разваливается — смотреть больно. Куда девалась Кэтлин и ее никудышный муженек — никто не знает. А Алекс собирается жениться на Салли, вдове собственного брата! Подумать только, после того, как они прожили в одном доме столько лет! Все говорят, что они решили обвенчаться для удобства, потому что пошли сплетни: ведь они жили там одни с тех пор, как Старая Хозяйка и Молодая Хозяйка умерли. Известие об их свадьбе чуть не разбило сердце Димити Манро. Но так ей и надо. Будь она чуточку порасторопнее, она бы давно подцепила себе другого, а не ждала бы, пока Алекс накопит денег, чтобы жениться на ней.

Скарлетт весело болтала, выплескивая новости, но было много такого, что она оставила при себе, — такого, о чем было больно даже думать. Она ездила по округе с Уиллом, стараясь не вспоминать то время, когда эти тысячи акров плодородной земли стояли в зелени кустов хлопчатника. А теперь плантацию за плантацией пожирал лес, и унылый ракитник, чахлые дубки и низкорослые сосны исподволь выросли вокруг молчаливых развалин, завладели бывшими хлопковыми плантациями. Там, где прежде сотня акров была под плугом, сейчас хорошо, если хоть один обрабатывался. Казалось, будто едешь по мертвой земле.

«В этих краях если все назад и вернется, так не раньше, чем лет через пятьдесят, — заметил Уилл. — Тара — лучшая ферма в округе, благодаря вам и мне, Скарлетт, но это только ферма, ферма, которую обрабатывают два мула, а вовсе не плантация. За нами идут Фонтейны, а потом Тарлтоны. Больших денег они не делают, но перебиваются, и у них есть сноровка. А почти все остальные, остальные фермы…» Нет, Скарлетт не хотелось вспоминать, как выглядит тот пустынный край. Сейчас же, оглядываясь назад из шумной, процветающей Атланты, она и вовсе загрустила.

— А какие здесь новости? — поинтересовалась она, когда они, наконец, прибыли домой и уселись на парадном крыльце. Всю дорогу она без умолку болтала, боясь, что может наступить гнетущее молчание. Она ни разу не разговаривала с Реттом наедине с того дня, когда упала с лестницы, и не слишком стремилась оказаться с ним наедине теперь. Она не знала, как он к ней относится. Он был сама доброта во время ее затянувшегося выздоровления, но это была доброта безликая, доброта чужого человека. Он предупреждал малейшее ее желание, удерживал детей на расстоянии, чтобы они не беспокоили ее, и вел дела в лавке и на лесопилках. Но он ни разу не сказал: «Мне жаль, что так получилось». Что ж, возможно, он ни о чем и не жалел. Возможно, он до сих пор считает, что это неродившееся дитя было не от него. Откуда ей знать, какие мысли сокрыты за этой любезной улыбкой на смуглом лице? Но он впервые за их супружескую жизнь старался держаться обходительно и выказывал желание продолжать совместную жизнь, как если бы ничего неприятного не стояло между ними, — как если бы, невесело подумала Скарлетт, как если бы между ними вообще никогда ничего не было. Что ж, если он так хочет, она поведет игру по его правилам.

— Так все у нас в порядке? — повторила она. — А вы достали новую дранку для лавки? Поменяли мулов? Ради всего святого, Ретт, выньте вы эти перья из шляпы. У вас вид шута — вы можете забыть про них и еще поедете так в город.

— Нет, — заявила Бонни и на всякий случай забрала шляпу у отца.

— Все у нас здесь шло преотлично, — сказал Ретт. — Мы с Бонни очень мило проводили время и, по-моему, с тех пор как вы уехали, ни разу не расчесывали ей волосы. Не надо сосать перья, детка, они могут быть грязные. Да, крыша покрыта новой дранкой, и я хорошо продал мулов. В общем-то, особых новостей нет. Все довольно уныло. — И, словно спохватившись, добавил: — Кстати, вчера вечером у нас тут был многоуважаемый Эшли. Хотел выяснить, не знаю ли я, не согласитесь ли вы продать ему свою лесопилку и свою долю в той лесопилке, которой управляет он.

Скарлетт, покачивавшаяся в качалке, обмахиваясь веером из индюшачьих перьев, резко выпрямилась.

— Продать? Откуда, черт побери, у Эшли появились деньги? Вы же знаете, у них никогда не было ни цента. Мелани сразу тратит все, что он ни заработает.

Ретт пожал плечами.

— Я всегда считал ее экономной маленькой особой, но я, конечно, не столь хорошо информирован об интимных подробностях жизни семьи Уилксов, как, видимо, вы.

Это уже был почти прежний Ретт, и Скарлетт почувствовала нарастающее раздражение.

— Беги, поиграй, детка, — сказала она Бонни. — Мама хочет; поговорить с папой.