Унесенные ветром. Том 2 - Митчелл Маргарет. Страница 58

Он не испугался, когда английское правительство вознамерилось повесить его. Просто снялся и уехал. А когда приехал к нам бедняк бедняком, тоже нисколько не испугался. Стал работать и нажил денег. И не побоялся осесть здесь, на этих землях, с которых только что согнали индейцев и где еще надо было выкорчевывать лес. Из непролазных зарослей он создал большую плантацию. А когда пришла война и деньги его стали таять, он тоже не испугался, что снова обеднеет. И когда янки пришли в Тару, — а они ведь могли и сжечь все и его убить, — он тоже не струхнул и не пал духом. Только крепко уперся ногами в землю и стоял на своем. Вот почему я говорю, что в нем было то хорошее, что есть у нас всех. Ведь никакая сторонняя сила не может подкосить ни одного из нас. Но были у него и наши недостатки: подкосить его могло изнутри. Я это к чему говорю: то, что весь мир не мог с ним сделать, сделало его сердце. Когда миссис О’Хара умерла, умерло и его сердце — это и подкосило его. И по усадьбе уже ходил совсем другой человек.

Уилл помолчал и спокойно обвел глазами полукруг лиц. Люди стояли под палящим солнцем, словно ноги их приросли к земле, и если раньше в их сердцах кипел гнев против Сьюлин, сейчас все было забыто. Глаза Уилла на секунду остановились на Скарлетт, и в уголках их образовались морщинки — он словно бы улыбнулся ей, желая приободрить. И Скарлетт, у которой уже подступали слезы к глазам, приободрилась. Уилл говорил разумно, он не нес всякой чепухи насчет встречи в другом, лучшем мире, не призывал склониться перед волей божьей. А Скарлетт всегда черпала силу и бодрость в доводах разума.

— Я не хочу, чтобы кто-то из вас думал хуже о нем, потому что он сломался. И вы все и я тоже — такие же, как он. У нас те же слабости и те же недостатки. Никакая сторонняя сила не может подкосить нас, как не могли подкосить покойного ни янки, ни «саквояжники», ни тяжелые времена, ни высокие налоги, ни даже самый настоящий голод. А вот слабинка, которая есть у нас в сердце, может подкосить в один миг. И не всегда это происходит оттого, что ты теряешь любимого человека, как это было с мистером О’Хара. У каждого свой стержень. И я вот что хочу сказать: тем, у кого этот стержень надломился, лучше умереть. Нет для них в наше время жизни на земле, и лучше им лежать в могиле… Вот почему я считаю, что не должны вы оплакивать мистера О’Хара. Горевать надо было тогда, когда Шерман прошел по нашему краю и мистер О’Хара потерял свою супругу. Вот тогда умерло его сердце, а сейчас, когда умерло его тело, я не вижу причины горевать — ведь мы с вами не такие уж эгоисты, и это говорю я, который любил его, как родного отца… Словом, если не возражаете, больше мы речей произносить не будем. Родные его слишком убиты горем, и надо проявить милосердие.

Уилл умолк и, повернувшись к миссис Тарлтон, сказал тихо:

— Не могли бы вы увести Скарлетт в дом, мэм? Негоже это для нее — стоять так долго на солнце. Да и у бабули Фонтейн — при всем моем уважении к ней — не железное здоровье.

Вздрогнув от этого неожиданного перехода к ее особе, Скарлетт смутилась и покраснела, ибо взоры всех обратились к ней. Ну, зачем было Уиллу подчеркивать ее беременность, которая и так видна? Она метнула на Уилла возмущенный и пристыженный взгляд, но он спокойно выдержал его.

«Прошу вас, — говорили его глаза. — Я знаю, что делаю».

Он уже вел себя как глава дома, и, не желая устраивать сцену, Скарлетт беспомощно повернулась к миссис Тарлтон. А та, тотчас забыв про Сьюлин, чего, собственно, и добивался Уилл, сразу переключилась на столь волнующий предмет, как воспроизведение рода, будь то животным или человеком, и взяла Скарлетт под руку.

— Пойдемте в дом, душенька.

На лице ее появилось доброе сосредоточенное выражение, и Скарлетт позволила увести себя по узкому проходу сквозь расступившуюся толпу. Ей сопутствовал сочувственный шепоток, а несколько человек даже ободряюще потрепали ее по плечу. Когда она поравнялась с бабулей Фонтейн, пожилая дама протянула свою сухую клешню и сказала:

— Дай-ка мне руку, дитя. — Затем, бросив свирепый взгляд на Салли и Молодую Хозяйку, добавила: — Нет, вы уж не ходите, вы мне не нужны.

Они медленно дошли до края толпы, которая тут же сомкнулась за ними, и направились по тенистой дорожке к дому; миссис Тарлтон так рьяно мчалась вперед и так крепко держала Скарлетт под руку, что при каждом шаге чуть не отрывала ее от земли.

— И зачем Уилл это сделал? — возмущенно воскликнула Скарлетт, когда они отошли настолько, что их уже не могли услышать. — Ведь это все равно что сказать: «Посмотрите на нее! Ей же скоро рожать!» — Ну, никто ведь от этого не умер, и ты тоже, правда? — сказала миссис Тарлтон. — Уилл правильно поступил. Глупо было тебе стоять на солнце: ты могла упасть в обморок и случился бы выкидыш.

— Уилла нисколько не волновало, будет у нее выкидыш или нет, — заявила бабуля, слегка задыхаясь и с трудом ковыляя через двор к крыльцу. На лице ее появилась мрачная, глубокомысленная усмешка. — Уилл шустрый малый. Он хотел нас с тобой, Беатриса, удалить от гроба. Боялся, как бы мы чего не наговорили, и понимал, что только так может от нас избавиться… И еще одно: не хотел он, чтобы Скарлетт слышала, как будут заколачивать гроб. И тут он прав. Запомни, Скарлетт: пока ты этого не слышишь, человек кажется тебе живым. А вот как услышишь… Да, это самый страшный звук на свете — звук конца… Помоги-ка мне подняться на ступеньки, дитя, и ты, Беатриса, дай мне руку. Скарлетт обойдется и без твоей поддержки — ей ведь не нужны костыли, а у меня, как правильно заметил Уилл, не железное здоровье… Уилл знал, что ты была любимицей отца, и не хотел, чтоб тебе было еще тяжелее. А вот сестры твой, он решил, так сильно, как ты, горевать не будут. Сьюлин вся в мыслях о своем позоре, а Кэррин — о боге, и это их поддерживает. А тебя ничто не поддерживает, верно, девочка?

— Да, — сказала Скарлетт, помогая пожилой даме подняться по ступенькам и невольно удивляясь безошибочности того, что произнес этот старческий надтреснутый голос. — Меня никто никогда не поддерживал — разве только мама.

— Но когда ты потеряла ее, ты все же поняла, что можешь стоять сама по себе, на собственных ногах, верно? Ну, а есть люди, которые не могут. И таким человеком был твой отец. Уилл прав. Не надо убиваться. Не мог он дальше жить без Эллин, и там он сейчас счастливее. Я вот тоже буду счастливее, когда соединюсь с моим стариком.

Она произнесла это без всякого стремления вызвать сочувствие, да обе се слушательницы и не выказали его. Она произнесла это так спокойно, естественно, словно муж ее был жив и находился в Джонсборо — достаточно проехать немного в двуколке, и она воссоединится с ним. Бабуля слишком долго жила на свете и слишком много перевидала на своем веку, чтобы бояться смерти.

— Но… вы ведь тоже стоите сама по себе, на собственных ногах, — заметила Скарлетт.

Старуха бросила на нее острый, как у птицы, взгляд.

— Да, однако временами очень бывает неуютно.

— Послушайте, бабуля, — вмешалась миссис Тарлтон, — не надо говорить об этом со Скарлетт. Ей и без того худо. Такую дорогу проделала, затянула себя в корсет, а тут еще горе да жара — того и гляди, выкидыш будет, а вы еще вздумали говорить о печальных, тягостных вещах.

— Силы небесные! — воскликнула в раздражении Скарлетт. — Вовсе мне не худо! Я не из тех дохлых кошек, которые — хлоп! — и выкидыш!

— Ни в чем нельзя быть уверенной, — произнесла всеведущая миссис Тарлтон. — Я, к примеру, потеряла моего первенца, увидев, как бык запорол одного из наших черномазых, и вообще… Помните мою рыжую кобылу — Нелли? Она казалась такой здоровой с виду, а на самом деле была до того нервная — вся как натянутая струна, и не следи я за ней, она бы…

— Хватит, Беатриса, — сказала бабуля. — Пари держу, у Скарлетт не будет выкидыша. Давайте посидим в холле, здесь прохладно. Такой приятный сквознячок гуляет. А ты, Беатриса, принеси-ка нам по стаканчику пахтанья из кухни. А то загляни в чулан, там есть винцо. Я бы не прочь выпить рюмочку. Посидим здесь, пока все не придут Прощаться.