Приключения в лесу - Хайтов Николай. Страница 13

— Может, и так, но надо было прежде пораскинуть хорошенько мозгами! — всё ещё горячился Панакуди и продолжал бить кремнём по огниву, пока Сабота не остановил его, сказав, что так ему огня вовек не высечь.

Панакуди спохватился, ударил огнивом по кремню, трут загорелся, и по комнате распространился приятный запах.

Всё то время, что старик высекал огонь, Сабота неотрывно смотрел на его руки и напряжённо о чём-то думал. А когда трут загорелся, он неожиданно — казалось бы ни к селу ни к городу — спросил у деда Панакуди, не найдётся ли у него ещё трут.

— А на что тебе? Уж не начал ли ты курить? — удивился тот.

— ПУ-най-ПУ-дёт-ПУ-ся ПУ-или ПУ-нет?

— Что другое, а это найдётся.

— ПУ-а ПУ-сколь-ПУ-ко ПУ-его ПУ-у ПУ-те-ПУ-бя, дедушка? — продолжал расспрашивать Сабота, и глаза у него загорелись.

— Да мешок… А может, и два будет… У меня другого занятия нету, брожу день-деньской по лесу, трут для трубочки собираю.

— Два мешка! — воскликнул Сабота, от радости позабыв про «ПУ». — Тогда считайте, что дракон уже мёртв! Дай я тебя расцелую, дедушка!

Сабота кинулся к Панакуди, но углежог вскочил и остановил сына.

— Рехнулся у меня парень, разрази его гром!

— Как же ты одолеешь дракона? — встрепенулись все, но Панакуди сделал Саботе знак, чтоб помалкивал.

— Молчи, сынок! — сказал он. — Если ты глупость надумал, пусть лучше никто о том не узнает. Если же умное, злые люди помешать могут. Не говори ни слова, заклинаю тебя! А уж если говорить, так, может, мне одному!

— Да хоть сейчас, дедушка! — Сабота быстро зашептал ему на ухо.

Панакуди сначала слушал и только моргал, потом перестал моргать и вытаращил глаза, потом вскинул руку, в которой держал свою палку, бросил палку на землю, крепко обнял юношу и воскликнул:

— О небо! О громы небесные! Пока рождаются такие парни на нашей земле, не погибнет наше селение! Не погибнет!

Вот о чём говорили в доме старого Панакуди, пока там ожидали возвращения Двухбородого.

Но почему его так долго не было?

Выйдя от деда Панакуди, Двухбородый первым делом разулся, чтобы ступать бесшумно. Крадучись, дошёл он до боярской крепости. Луна спряталась за тучами, и, никем не замеченный, он добрался до потайной дверцы, откуда, по его расчётам, должен был выйти Варадин. Ночная тьма надёжно укрывала его, но для верности Двухбородый связал свой бороды над головой наподобие платка. Голова у него стала похожа на птичье гнездо, только глаза поблёскивали.

Долго ждал он, но никто не входил и не выходил из крепости. Всё живое спало или притворялось спящим. Тишину нарушали только шаги ночной стражи на крепостных стенах — Калота не полагался и на высокие стены своей крепости.

«Варадин мог выйти из Главных ворот», — подумал Двухбородый, но только было собрался покинуть свой пост, как послышался тихий скрип, и он впился глазами в стену. Потайная дверца медленно отворилась, и оттуда выскользнули два человека в длинных плащах. Незнакомцы насторожённо оглянулись по сторонам, прислушались, что-то шепнули Друг другу и повернулись к дверце. Кто-то невидимый подавал им оттуда какие-то предметы. Вдруг что-то, звякнув, брякнулось о булыжник, и Двухбородый мигом смекнул, что из крепости выносят ножи или мечи, во всяком случае какое-то оружие. Незнакомцы так же бесшумно взвалили таинственный груз на спины, дверца закрылась, а незнакомцы направились в селение. Но не по дороге, а через луга, напрямик. Ещё немного, и оба растворились бы в ночной тьме, но луна вдруг вынырнула из-за туч и осветила на мгновение таинственных посетителей крепости. Двухбородый успел заметить, что один из них, который повыше, в меховой шапке с лисьим хвостом. В Петухах такую шапку носил только Главный Охотник!

Луна снова спряталась за тучу, но Двухбородый успел кое-что увидеть и понял: затевается что-то недоброе! Иначе зачем было тайком, в неурочный час выносить из крепости какой-то таинственный груз? Что звякнуло о булыжник? Не осталось ли оно на земле, у потайного входа? Может, поискать?

Любопытство так жгло Двухбородого, что он вернулся и стал шарить руками по земле. Наконец он нащупал что-то холодное и твёрдое.

То была стрела!

Двухбородый сунул её за пояс и быстрым шагом направился назад, в селение.

У Панакуди его ждали с нетерпением. Всем хотелось узнать, кому из девушек суждено стать первой жертвой дракона. Но вместо этого Двухбородый рассказал о ночных тенях, шапке Зверолова и о стреле.

— Дай-ка её сюда! — сказал Панакуди. — А ты, Сабота, зажги лучину, поглядим, что за стрела…

В мерцающем свете лучины все увидели сверкающую, хорошо отточенную боевую — не охотничью — стрелу. Итак, сомнений не было: Зверолов и его неизвестный помощник получили через потайную дверь несколько пучков боевых стрел. А поскольку передали Зверолову эти стрелы тайно, под покровом ночи, значит, стрелы предназначаются не для войны с другими землями. И не для схватки с драконом. Если бы с драконом, зачем таиться?

Для кого же они предназначены? В кого будут пущены? Стрел ведь не одна и не две, а несколько связок. Объяснение напрашивалось одно: эти стрелы полетят во врагов Калоты тут, в боярской вотчине. Просто так, за здорово живёшь, боярин оружие раздавать не станет!

Значит, опасность грозит самым лучшим, самым смелым жителям селения, и опасность эта исходит от боярского прихвостня — Главного Охотника, Зверолова.

Много было высказано мнений, много планов кроено и перекроено, в конце концов сошлись вот на чём: сначала обезвредить Зверолова, а уж потом подумать и о драконе.

Оставалось решить, каким образом обезвредить.

Углежог предложил поджечь дом Зверолова, тогда и сам Зверолов сгорит вместе с боярскими стрелами. Молодой дровосек с рассечённым лбом вызвался размозжить Зверолову голову топором. Козёл доказывал, что надо связать Зверолова и бросить на съедение дракону. Однако Панакуди в ответ на все эти предложения отрицательно мотал головой.

— Нет! Боярин только этого и ждёт, чтобы напустить на нас своё войско и всех до единого перебить, — сказал он. — Вот что: я тут посижу подумаю, а вы идите спать, набирайтесь сил. Сдаётся мне, завтра нам понадобится больше сил, чем когда-либо.

На этом спор и прекратился.

— Саботу оставь у меня, — попросил Панакуди углежога из Дальних Выселок. — Поясницу так ломит, что мне ни лечь самому, ни укрыться! — И, обращаясь к остальным, продолжал: — Как солнце встанет, соберитесь на площади и стойте смирно, шума не подымайте. Коли нужно будет что сделать, я скажу. Покойной ночи!

Все ушли.

Пропели уже вторые петухи. Сабота начал стелить постели, но старик остановил его:

— Нет, нет, сынок, спать нам некогда. Я Калоту с малых лет знаю и могу тебе сказать — всем нам верная гибель, если мы не найдём выхода. А выход есть один — заставить Зверолова сказать всю правду.

— Да легче заставить змею яд выплюнуть, чем Зверолова правду сказать! — изумился юноша.

— А я всё-таки заставлю! — с угрозой произнёс Панакуди, и впервые лицо его стало злым. — Есть надёжное средство. Только мне понадобится твоя помощь.

— Всё сделаю, что ты велишь! Да разразит меня гром! — поклялся юноша.

— Тогда слушай, — зашептал Панакуди. — Есть у меня чудодейственный корень. Стоит человеку проглотить хоть крупинку этого корня, не больше горошины, как он начинает говорить одну только чистую правду, и длится это три дня и три ночи.

— Почему ж ты не дашь отведать этого корня нашим односельчанам? — удивился Сабота. — Пускай бы все и всегда говорили правду!

— При таком жестоком и глупом боярине, как наш Калота? Упаси нас небо! — Панакуди даже руками всплеснул. — Дам я корень, к примеру, Козлу. Он в глаза назовёт Калоту кровопийцей и угнетателем, Гузку — подлецом и подлизой, Главного Прорицателя — вруном и обманщиком. Что тогда будет? Беднягу кинут на растерзание псам, и на свете станет одним хорошим человеком меньше.

— Это верно, — согласился Сабота. — Но тогда мы можем…