Дети воды - Кингсли Чарльз. Страница 17
— Нет, нам нельзя, нельзя, — запричитали рыбки.
И вот Том нырнул прямо под огромную белую глыбину, заменявшую врата, которые еще никогда не открывались, и поплыл под ней в кромешной тьме, по самому дну ледяного моря, и так плыл он семь дней и ночей.
И ему не было страшно.
Но вот впереди забрезжил свет, а над головой показалась чистая, прозрачная вода. И тогда он стал всплывать — вверх, вверх, на тысячу сажен вверх, сквозь тучи водяных мотыльков, порхавших вокруг него. Там были мотыльки с розовыми головками, розовыми крыльями и опаловыми тельцами, еле-еле шевелившиеся в воде; были коричневые мотыльки, носившиеся туда-сюда очень быстро; желтые креветки, скакавшие, как лягушки; медузы, не скакавшие и не летавшие, они лениво болтались на воде да зевали и не желали уступать дорогу. Пес доогрызался на всех до того, что у него челюсти свело. А Том никого не замечал — так сильно ему хотелось выбраться наверх, на свет, и увидеть, куда же попадают киты после смерти.
Да, ну и пруд — целое море — много-много миль в окружности, а воздух над ним такой прозрачный, что ледяные утесы вдали казались совсем близкими, рукой подать. И по всей поверхности чудного моря лежали спящие киты.
Том подплыл к одному из них и спросил, не знает ли он, как попасть к матушке Кэри.
— Вон она, посредине.
Том вгляделся, но ничего не увидел, кроме остроконечного айсберга.
— Это она и есть, — пояснил кит, — плыви туда.
И Том поплыл, а вскоре увидел величавую старую даму — беломраморную даму, сидевшую на беломраморном троне.
Увидев Тома, она благосклонно взглянула на пего:
— И чего же ты ищешь, молодой человек? Давненько не видала я здесь детей воды!
Том рассказал ей, куда идет, и спросил, не знает ли она дорогу до Конца Пустоты.
— Да ты же бывал там, малыш, вспомни-ка!
И она посмотрела Тому в глаза, а он посмотрел в ее огромные голубые глаза — и вспомнил. Но стоило ему отвести от нее глаза, как он все забыл. И так повторилось много раз.
— Что же мне делать, мадам? Я не могу стоять тут и смотреть на вас!
— Придется тебе обойтись без меня, как обходятся без меня люди девять десятых своей жизни. Взгляни-ка на своего пса, он знает, куда идти, и не забудет. Тебе попадутся существа, которые не пропустят тебя через их владения без моего подарка, вот, возьми. Пес будет идти за тобой, а тебе придется идти задом наперед, иначе ты ничего не найдешь.
— Но я же ничего не смогу увидеть! — вскричал Том.
— Напротив, так уж все устроено: будешь смотреть вперед — ничего не увидишь, поэтому оглядывайся назад и будь осторожен, а главное, не забывай смотреть на пса, его-то ведет инстинкт, так что он с пути не собьется. Ты будешь идти, как бы глядя в зеркало.
Том был изумлен, но спорить не стал: он уже давно понял, что феи не ошибаются.
Он ужасно устал. Он ведь шел назад и постоянно оглядывался, чтобы видеть, куда идет пес. Но он не поворачивался, лишь следил за псом и позволял ему самому выбирать дорогу. Они шли в прохладу и жару, по прямой дорожке и по извилистым тропам, по мокрым и по сухим путям, по холмам и долинам, и ни разу Том не потерял из виду пса. Так и вышло, что они ни разу не сбились с пути.
Глава восьмая и последняя
И вот Том попал на знаменитый остров, во времена великого путешественника капитана Гулливера он назывался остров Лапута, а старая фея назвала его по-новому: остров Томтодди — людей с головами, но без тел.
Приблизившись к острову, Том услышал странный шум: ворчание, рычание, пыхтение, сопение, вой и плач, и визг, и треск, и он подумал, что там, должно быть, взялись кольцевать крошечных поросят, или подрезают уши породистым щенкам, или топят нежеланных котят. Но, подойдя совсем близко, он стал различать в общем шуме отдельные слова. Это Томтодди пели единственную песенку, какую они знали, и пели они ее с утра до ночи и с ночи до утра:
— Я не выучил урока, а учитель уже здесь!
Добравшись до берега, Том увидел большой столб, на одной стороне которого было начертано:
«Игрушки запрещены».
Эта надпись так поразила Тома, что он не стал читать, что там на другой стороне. Он огляделся, ища жителей острова, но вместо мужчин, женщин и детей увидел лишь редьку да редиску, свеклу да брюкву, однако все они были сморщенные, высохшие, и из них росли поганки. Те, что еще не поросли поганками и сорняками, принялись кричать Тому на десятке разных языков (и на всех с ошибками):
— Я не выучил урока, помоги мне!
Тут Том споткнулся о самую большую репу, какую когда-либо можно было встретить на грядке, и репа завопила:
— Эй, расскажи мне что-нибудь!
— О чем? — спросил Том.
— О чем угодно. Стоит мне что-то узнать, я тут же все забываю. Моя матушка утверждает, что мой интеллект не годится для усвоения методической науки и что мне надо потреблять информацию в целом, генерально.
Том отвечал, что он не знает никаких генералов и даже с солдатами незнаком. Но он принялся рассказывать о том, что повидал во время путешествия. И чем больше репа слушала, тем больше она забывала. Из нее все время вытекала какая-то жидкость, Том думал, что это слезы, но оказалось, что это вытекают мозги — от перегрузки. Вскоре все соки из репы вытекли, осталась лишь шкурка, и Том бежал оттуда в испуге: вдруг решат, что он съел бедный овощ!
Том был напуган и изумлен всем, что увидел вокруг, и он не мог понять, куда же он попал. Кого бы спросить? Наконец он споткнулся о старую трость, она была полузасыпана землей, но когда-то знавала лучшие времена — ведь вместо головы у нее был набалдашник с королевской головой.
— Видишь ли, когда-то все они были нормальными детьми, и если бы им позволили нормально расти, то из них бы выросли нормальные взрослые. Но глупые папы и мамы не позволяли им заниматься всем тем, что так любят дети: собирать полевые цветы, лепить пирожки из глины, искать птичьи гнезда и плясать хоровод по вечерам, как все малыши. Нет, родители каждый день задавали им кучу уроков и заставляли их зубрить, зубрить, зубрить, всю неделю они готовились к каким-нибудь экзаменам, а по воскресеньям занимались в воскресных школах. Каждую субботу они сдавали экзамены за неделю, в конце каждого месяца — экзамены за месяц, в конце каждого года — экзамены за год. Все-то они зубрили по семь раз, как будто бы недостаточно выучить что-то однажды, но хорошо. И вот мозги у них непомерно раздулись, головы выросли, а все остальное сморщилось и исчезло. И все они превратились в свеклы, брюквы, репы и прочее, знаешь, такие овощи, у которых есть лишь голова и ничего больше. А их глупые родители продолжали настаивать на своем и обрывали даже листья, стоило появиться какой-нибудь зелени. Все знают, что зелень — это свежесть и юность.
— Ах, если бы наша добрая фея знала об этом, она прислала бы волчки, мячи, камешки, куклы, и все они стали бы жизнерадостными детьми! — сказал Том.
— 'Увы, поздно, теперь они никогда не смогут играть. Посмотри, ноги их превратились в корешки и вросли в землю, они ведь никогда даже не гуляли, все учились да учились, сидя в темных душных домах. А, вон и экзаменатор, тебе лучше скрыться с глаз долой. А то он начнет экзаменовать и тебя, и твоего пса заодно, а потом примется за остальных детей воды. От него не сбежишь, нос у него может вытягиваться на девять тысяч миль, он вынюхивает детей где угодно — сквозь замочные скважины и дымоходы, сверху и снизу, в любой комнате, и он постоянно экзаменует детей и их учителей тоже. Но наша добрая старая фея обещала мне, что настанет день, когда его хорошенько выпорют, уж тут-то и я смогу принять участие.
Том отошел в сторону и стал ждать, когда же появится главный экзаменатор.
Но когда он появился и заметил Тома, то стал кричать на него так громко, требуя, чтобы Том подошел ближе и сдал экзамены, что Том развернулся и кинулся прочь изо всех сил, а пес мчался за ним. И вовремя: бедные редиски, репки, брюквы, свеклы вокруг начали лопаться от испуга, и шум стоял такой, как на поле боя во время пушечной атаки, так что Том решил, что они вот-вот взлетят на воздух.