– Кря-кря-кря! Все зря, зря, зря!
А безымянная пичужка отыскала мышиную норку, юркнула в нее, да и кричит оттуда тоненьким голоском:
– Король-то я! Король-то я!
– Ты – наш король?! – закричали на нее птицы. – Напрасно ты думаешь, что твоя хитрость поможет тебе!
И они решили наказать птичку и не выпускать ее из мышиной норки. «Пусть, – думают, – она умрет там с голоду».
А сторожить норку поставили сову. Так как уже наступил вечер, а птицы очень устали от состязаний, то все они разлетелись по своим гнездышкам. Только одна сова осталась у мышиной норки и не сводила с нее глаз. Но она тоже очень устала и потому подумала: «Закрою-ка я один глаз, а другим буду следить. Злодейка и так не ускользнет от меня». Закрыла она один глаз, а другим пристально уставилась на норку. Только было высунула пичужка головку из норки и хотела уже улизнуть, а сова тут как тут. Пришлось птичке спрятаться обратно.
Потом сова закрыла тот глаз, который был до сих пор открыт, и открыла другой. Так она и хотела делать всю ночь.
Но вот случилось, что закрыла сова один глаз, а другой-то забыла открыть. А как только закрыла сова оба глаза, так и заснула.
Пленница сейчас же это заметила и поскорей упорхнула.
С тех пор, как только завидят птицы сову, так и набрасываются на нее. Потому-то сова и боится показываться среди бела дня, а вылетает только по ночам. Да и маленькая хитрая пичужка тоже не особенно охотно показывается на глаза птицам. Она боится, как бы они не свернули ей голову, и поэтому всегда старается прошмыгнуть поближе к заборам, где растет крапива.
А когда она чувствует себя в полной безопасности, то иногда кричит:
– Я король! Я король!
И за это птицы в насмешку прозвали ее корольком и крапивником.
(Текст приведен по изданию: Сказки братьев Гримм / Пер. Г. Еременко. – М.: Детгиз, 1951.)
БАСНИ И. А. КРЫЛОВА
БЕЛКА
В деревне, в праздник, под окном
Помещичьих хором,
Народ толпился.
На Белку в колесе зевал он и дивился.
Вблизи с березы ей дивился тоже Дрозд:
Так бегала она, что лапки лишь мелькали
И раздувался пышный хвост.
«Землячка старая, – спросил тут Дрозд, —
нельзя ли
Сказать, что делаешь ты здесь?» —
«Ох, милый друг! тружусь день весь:
Я по делам гонцом у барина большого;
Ну, некогда ни пить, ни есть,
Ни даже духу перевесть».
И Белка в колесе бежать пустилась снова.
«Да, – улетая, Дрозд сказал: – То ясно мне,
Что ты бежишь, а все на том же ты окне».
Посмотришь на дельца иного:
Хлопочет, мечется, ему дивятся все:
Он, кажется, из кожи рвется,
Да только все вперед не подается,
Как Белка в колесе.
ВОЛК И ЖУРАВЛЬ
Что волки жадны, всякий знает;
Волк, евши, никогда
Костей не разбирает,
За то на одного из них пришла беда:
Он костью чуть не подавился.
Не может Волк ни охнуть, ни вздохнуть;
Пришло хоть ноги протянуть!
По счастью, близко тут Журавль случился.
Вот кой-как знаками стал Волк его манить
И просит горю пособить.
Журавль свой нос по шею
Засунул к Волку в пасть
и с трудностью большею
Кость вытащил и стал за труд просить.
«Ты шутишь! – зверь вскричал коварный, —
Тебе за труд? Ах ты, неблагодарный!
А это ничего, что свой ты долгий нос
И с глупой головой из горла цел унес!
Поди ж, приятель, убирайся,
Да берегись: вперед ты мне не попадайся».
ВОЛК И ЛИСИЦА
Охотно мы дарим,
Что нам не надобно самим.
Мы это басней поясним,
Затем что истина сноснее вполоткрыта.
Лиса, курятинки накушавшись досыта
И добрый ворошок припрятавши в запас,
Под стогом прилегла вздремнуть
в вечерний час.
Глядит, а в гости к ней
голодный Волк тащится,
«Что, кумушка, беды! – он говорит. —
Ни косточкой не мог нигде я поживиться;
Меня так голод и морит;
Собаки злы, пастух не спит,
Пришло хоть удавиться!» —
«Неужли?» —
«Право, так». —
«Бедняжка куманек!
Да не изволишь ли сенца?
Вот целый стог;
Я куму услужить готова».
А куму не сенца, хотелось бы мяснова —
Да про запас Лиса ни слова.
И серый рыцарь мой,
Обласкан по уши кумой,
Пошел без ужина домой.
ВОЛК И ЯГНЕНОК
У сильного всегда бессильный виноват:
Тому в истории мы тьму примеров слышим,
Но мы истории не пишем,
А вот о том, как в баснях говорят…
Ягненок в жаркий день
зашел к ручью напиться:
И надобно ж беде случиться,
Что около тех мест голодный рыскал Волк.
Ягненка видит он, на добычу стремится;
Но, делу дать хотя законный вид и толк,
Кричит: «Как смеешь ты, наглец,
нечистым рылом
Здесь чистое мутить питье мое
С песком и с илом?
За дерзость такову
Я голову с тебя сорву». —
«Когда светлейший Волк позволит,
Осмелюсь я донесть, что ниже по ручью
От Светлости его шагов я на сто пью;
И гневаться напрасно он изволит:
Питья мутить ему никак я не могу». —
«Поэтому я лгу!
Негодный! Слыхана ль
такая дерзость в свете!
Да помнится, что ты еще в запрошлом лете
Мне здесь же как-то нагрубил;
Я этого, приятель, не забыл!» —
«Помилуй, мне еще и от роду нет году». —
Ягненок говорит. – «Так это был твой брат». —
«Нет братьев у меня». – «Так это кум
иль сват.
И, словом, кто-нибудь из вашего же роду.
Вы сами, ваши псы и ваши пастухи,
Вы все мне зла хотите,
И если можете, то мне всегда вредите;
Но я с тобой за их разведаюсь грехи». —
«Ах, я чем виноват?» – «Молчи!
Устал я слушать.
Досуг мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». —
Сказал и в темный лес ягненка поволок.