Карлссон, который живет на крыше (Пер. Л. Брауде и Н. Белякова) - Линдгрен Астрид. Страница 47

— Фрёкен Бокк, — сказал Малыш.

Он боялся, что Карлссон рассердится! Ведь мама пригласила к ним фрёкен Бокк, в то время как самый лучший на свете при-сматри-вальщик за детьми жил совсем рядом на крыше! Но, как ни странно, вместо этого Карлссон очень оживился, пришел почти что в восторг.

— Ха-ха! — только и сказал он. — Ха-ха!

— Что ты хочешь сказать этим: «Ха-ха! Ха-ха!»? — обеспокоенно поинтересовался Малыш.

— Когда я говорю: «Ха-ха!» — я и хочу сказать: «Ха-ха!» — заверил его Карлссон, глядя на Малыша сверкающими глазами.

— А еще приезжает дядя Юлиус, — сообщил Малыш. — Ему надо к доктору и пройти курс лечения, потому что у него по утрам немеет все тело.

И он рассказал Карлссону, какой тяжелый человек дядя Юлиус и что он проживет в их квартире все время, пока мама и папа путешествуют на белом пароходе, а Буссе и Беттан разъедутся в разные стороны.

— Не знаю, что и будет, — со страхом сказал Малыш.

— Ха! — воскликнул Карлссон. — Они проведут две недели, которые никогда не забудут.

— Ты о папе с мамой или о Буссе с Беттан? — спросил Малыш.

— Я о Домокозлючке и о дяде Юлиусе, — сказал Карлссон.

Тут Малышу стало еще страшнее. Но Карлссон ободряюще похлопал его по щеке:

— Без паники! Только без паники! Будем играть с ними в разные веселые игры, потому что мы самые веселые на свете… по крайней мере я.

И тут он пальнул из револьверчика под самым носом у Малыша так, что Малыш высоко подскочил от испуга.

— И бедному дяде Юлиусу вовсе не понадобится ходить к доктору и принимать курс лечения, — сказал Карлссон. — Я это дело улажу.

— А как? — с любопытством спросил Малыш. — Откуда ты знаешь, какой курс лечения нужен, когда немеет тело?

— Это я-то не знаю? — возмутился Карлссон. — Обещаю тебе, что дядя Юлиус станет у меня быстрым и подвижным, как ветер… для этого есть три способа.

— Какие еще способы? — подозрительно спросил Малыш.

— Ретировать, фигурить и филюрить, — ответил Карлссон, — другого лечения не потребуется.

Малыш беспокойно огляделся вокруг, потому что во всех домах люди начали высовывать головы из окон, чтобы посмотреть, кто это стрелял. А кроме того, он заметил, что Карлссон перезаряжает револьвер.

— Не надо, Карлссон, — сказал Малыш, — не надо, Карлссон, не стреляй!

— Без паники! Только без паники! — ответил Карлссон. — Вот я сижу здесь и думаю об одном важном деле. Как по-твоему, а у Домокозлючки не может также неметь тело?

Не успел Малыш ответить, как Карлссон торжествующе поднял револьверчик и выстрелил. И раздался такой шум и грохот, что над крышами прокатилось эхо. Из окрестных домов послышались голоса, испуганные и сердитые, и кто-то закричал, что надо вызвать полицию и устроить облаву. Тут Малыш совсем потерял голову от страха. А Карлссон спокойно сидел и жевал последнюю булочку.

— Чего это они так расшумелись? — спросил он. — Разве они не знают, что у меня день рождения?

Он проглотил булочку. И затянул, довольный, песенку, очень славную песенку, которая так красиво прозвучала летним вечером:

Буду веселиться я с раннего утра,
буссе-биссе-бассе-биссе-бум-фаллера.
От моих проказ пойдет по дому шум,
буссе-биссе-бассе-биссе-бум.
Хейсан-хоппсан, хейсан-хоппсан, весело жить,
все вокруг должны меня любить.
Весело живу я, ой-ой-ой,
ты со мною вместе песню пой:
буссе-биссе-бассе-бой.

КАРЛССОН — ПЕРВЫЙ УЧЕНИК

Мама и папа отправились в круиз вечером, когда проливной дождь барабанил по стеклам и шумел в водосточных трубах. За десять минут до их отъезда, ни на минуту раньше, в дверь ворвалась фрёкен Бокк, мокрая, как утонувшая кошка, и злая, как старая морская разбойница.

— Наконец-то, — сказала мама, — наконец-то!

Она ждала ее целый день и уже начала нервничать, но фрёкен Бокк этого не поняла и только угрюмо сказала:

— Я не могла прийти раньше, и все из-за Фриды.

Маме надо было столько всего рассказать фрёкен Бокк. Но времени не было; такси уже ждало на улице.

— Самое главное — наш маленький мальчик, — со слезами на глазах сказала мама, — о, с ним ничего не должно случиться, пока нас нет.

— Там, где я, — ничего не случается, — заверила ее фрёкен Бокк.

Папа сказал, что он это сразу понял и уверен, что все будет хорошо. А потом они — и папа, и мама обняли на прощание Малыша, быстро вышли из квартиры и сели в лифт, а Малыш остался с глазу на глаз с фрёкен Бокк.

Она сидела за кухонным столом, огромная, грузная, злая, и приглаживала мокрые волосы своими огромными, тяжелыми ручищами. Малыш робко поглядывал на нее, чуть улыбаясь, чтобы выказать свое дружеское расположение. Он вспомнил, как она впервые появилась у них в доме, как он тогда ее боялся и как она сначала ему не понравилась. Но теперь все было иначе, теперь казалось почти прекрасным, что она сидела у них на кухне. И даже если будет нелегко находиться в одном доме и с ней и с Карлссоном, все же Малыш был благодарен фрёкен Бокк за то, что она пришла. Ведь иначе мама никогда не позволила бы ему остаться дома и охранять Карлссона, это точно! Поэтому Малыш уже с самого начала хотел выказать дружелюбие фрёкен Бокк и вежливо спросил ее:

— А как поживает Фрида?

Фрёкен Бокк только фыркнула в ответ. Фрида была сестрой фрёкен Бокк. Малыш никогда не встречал ее, он только слышал о ней. Он очень много слышал о ней. От фрёкен Бокк. Фрёкен Бокк жила вместе с Фридой в квартире на улице Фрейгатан, но, казалось, веселья там особого не было. Малыш понимал, что фрёкен Бокк ревниво относилась к своей сестре-воображале, считая, что та немного не в себе, словом, чокнутая. Это началось с того, что Фриде удалось выступить в телевизионной программе, посвященной привидениям, что ужасно рассердило фрёкен Бокк. Разумеется, ей и самой удалось потом в другой телевизионной программе продемонстрировать всему шведскому народу, как она готовит «вкусную мешанину фрёкен Хильдур Бокк». Но этого было явно недостаточно, чтобы переплюнуть и унизить Фриду. Быть может, она по-прежнему была малость чокнутая и слишком воображала о себе, поскольку фрёкен Бокк только фыркнула, когда Малыш спросил:

— А как поживает Фрида?

— Да, спасибо, полагаю, она поживает хорошо, — сказала фрёкен Бокк, фыркнув в очередной раз. — Завела себе женишка, несчастная!

Малыш не знал, что ответить на ее слова, но что-то нужно было произнести, чтобы выказать вежливость.

— А у вас, фрёкен Бокк, нет женишка? — спросил он.

Этого ему явно не следовало говорить, потому что фрёкен Бокк порывисто поднялась и так энергично принялась за мытье посуды, что посуда задребезжала.

— Слава Богу, нет! — сказала она. — Да мне никого и не надо. Не все же такие взбалмошные, как Фрида.

Она с минуту молчала и с таким усердием продолжала мыть посуду, что брызги пены летели во все стороны. Но затем она явно о чем-то подумала и беспокойно обернулась к Малышу:

— Послушай-ка, а этот маленький противный толстый мальчишка, с которым ты раньше играл, он, надеюсь, больше сюда не ходит!

Фрёкен Бокк никогда не понимала, что Карлссон, который живет на крыше, — красивый, чертовски умный и в меру упитанный мужчина в цвете лет. Она-то считала, что он — один из ровесников Малыша, его школьный товарищ и совершенно обыкновенный сорванец. Она как-то не задумывалась над тем, что этот сорванец умеет летать. Она считала, что такой моторчик, как у него, можно купить в любом игрушечном магазине, если есть деньги, и возмущалась лишь тем, как нынче балуют детей дорогими игрушками. «Скоро, верно, они на Луну полетят еще до того, как пойдут в школу», — говорила она. А теперь обозвала Карлссона: «Этот маленький противный толстый мальчишка!..» Малышу показалось, что это было не слишком хорошо с ее стороны.