У ручья Черешневого леса (сборник) - Евтушенко Антон Александрович. Страница 10

В сгущающихся сумерках леса, когда солнце, наколотое на верхушки зелёных черешен, укатилось за горизонт, а лиловое молоко ночи тонкими струйками разлилось по тропам Черешневого леса, парадная дверь енотовой норы распахнулась настежь, и на пороге возник тёмный силуэт.

Шёрстка котёнка мерцала в отблесках полыхающих поленьев, уютно потрескивающих в изразцовой печи. Гамак, подвешенный на крючьях к потолку, скрипел, покачиваясь из стороны в сторону. Позвякивание спиц прекратилось, котёнок отложил в сторону недовязанную муфту и строго посмотрел поверх очков.

Острополая шляпа с эгретом очерчивала строгий контур ночного гостя, шифоновый шарф мягко развевался на порывистом ветру, задувающем с реки.

– Куда девается дырка от бублика, когда он съеден? – надтреснутым загробным голосом промолвил гость и густо хохотнул.

– Переходит к другому бублику, – отмахнулся котёнок и снова принялся за вязание. – Еноть, признавайся: хотел напугать?

Силуэт шагнул в линию света, струящихся от светлячков в банке, и превратился в мохнатого, полосатого, хвостатого и совсем не таинственного енота в причудливой шляпе и повязанным на шее шарфом. По левому краю поля шляпы лениво ползла улитка, оставляя блестящий след, а шифон оказался разлинован под цвет шубки зверька.

– Я должен был догадаться… что ты догадаешься! – с улыбкой во все 42 зуба выдохнул енот и, прикрыв за собой скрипучую дверь, в два прыжка оказался у очага, греть озябшие лапы.

Котёнок, с хитрецой наблюдая за енотом, важно уточнил:

– Откуда такой гардероб?

– Обменял у сурикаты, – беспечно пояснил енот.

– На что? – удивился котёнок.

– На кисель.

– Да? А взамен?

– Взамен на майского жука в спичечном коробке.

– А где жук?

– Выпустил!

– А спичечная коробка?

– Обменял на зубило у панды.

– А зубило где?

– Отдал лошади в обмен на рессору.

– А рессора тебе зачем?

– Чтобы обменять на аквариум у игуаны.

– Ну, а аквариум зачем?

– Чтобы обменять на фоторужьё у лемура.

– А, где же ружьё?

– Говорю же: обменял на патефон у антилопы гну.

– Патефон кому отдал?

– Бегемоту на потребу!

– А бегемоту-то зачем?

– Слушать оперу Джузеппе Верди. Всё одно лучше, чем лягушек на болоте.

– Ну? А дальше? – нетерпеливо забарабанил лапой котёнок.

– Бегемот мне жиклёр. Жиклёр на тестер. Тестер на роллер. Роллер на сенсор. Сенсор на флюгер. Флюгер на фризер. Фризер на…

– У-ууу! – котёнок обхватил лапами ушки. – Запутался я с тобой, ох запутался! Откуда же шляпа, шарф и улитка?

– Из шкафа!

– Из шкафа?

– Ну да! Его я обменял у носорога на фризер, тот, что вместо флюгера…

– Понял, понял!

– Но подожди, – вдруг запнулся котёнок. – А кисель откуда?

– А кисель я обменял на дырку от бублика. Того самого бублика, который я нашёл в своём кармане поутру.

– А бублик?

– Съел! – гордо сообщил енот и хихикнул.

Продрогшие лапы у жаркого огня печи быстро согрелись. Безбрежный океан всегда дарил лесу тепло. Спросите любую зверюгу, и она ответит: эти места всегда знамениты своим нежным солнечным климатом. Но только не в этом году. За окошком расцветал конец мая, а по ночам бродил седой колючий мороз. Третью ночь подряд приходилось топить печь, чтобы на утро не озябнуть. Белый словно серебро иней на молодой изумрудной траве оттаивал лишь к обеду, но солнце грело в половину силы, и земля не успевала прогреться за день.

– Снимай свою шляпу, чисть эгрет, корми улитку! – сказал с улыбкой котёнок, откладывая муфту в сторону и разливая по пиалам ароматный травяной чай с душицей и мятой.

– А вот не откажусь! – обрадовался енот, который больше всего на свете (после котёнка, конечно!) любил свежий чай из самовара.

– А, где же твой шкаф? – спросил котёнок, подавая еноту обжигающую лапы глиняную пиалу.

– Не серчай, но носорог дотащил его только до ручья. Он испугался, что не протиснется с моим шкафом в нору.

– Правильно сделал, что испугался! – кивнул котёнок, остужая чай крошечными глоточками. – Я не серчаю! Не могу только понять: зачем нам шкаф, если уже есть комод?

– Я не знаю, – понурился енот. – Вдруг пригодится!

– Для какого такого великого дела?

– О-оо, не скажи! – замахал лапами енот и по неаккуратности чуть не выронил пиалу. – Шкаф – это целый мир, настоящая шкафная страна! Можно играть в салочки внутри или рисовать акварелью на дверце, а ещё, а ещё… – и у енота даже перехватило дыхание от нахлынувших идей – вот когда штырёчки сломаются, ну те, на которые ложатся полки, в дырочки можно вставлять карандаши…

– Енот! – строго сказал котёнок, останавливая фантазёра. – Во-первых, не ложатся, а кладутся, а, во-вторых, давай-ка спать, пока ты ещё чего гениального не придумал.

Котёнок накрыл банку со светляками пергаментной бумагой, приглушил свет и светильник превратился в ночник.

– Спокойной ночи, енотя! – сказал котёнок, сладко, по-кошачьи потягиваясь!

– Спокойной ночи, котёнок! – ответил енот и последовал примеру друга.

Потягиваться по-кошачьи положено только кошкам, а вот у енотов это получается из ряда вон как забавно. Котёнок хихикнул в усы, но чтобы не обижать енота, виду не подал. Скорее юркнул на печь.

И долго ещё в тот вечер не смолкал голос полосатого. Улитка жевала листик мяты и под треск догорающих поленьев слушала, как енот рассказывал котёнку о тридцати трёх возможностях старого шкафа. Только котёнок енота уже не слышал. Он тихо посапывал, свернувшись пушистым клубочком на тёплой изразцовой печи.

Утро нового дня началось с осмотра шкафа, оставленного енотом у входа в нору. Но перед этим между енотом и котёнком случился примерно такой разговор.

– Как ты думаешь, котёнок, куда девается лето и отчего сегодня снова так холодно? – спросил енот, натирая окоченевшие ушки.

– Лето улетает вместе с птицами в тёплые края. Оттого их так зовут – тёплыми, – пояснил котёнок. – Не все перелётные птицы вернулись, лето выжидает.

– Нет, – возразил енот, – лето непременно любит зарываться в норку, и там спит. Надобно разбудить!

– Может, эта норка, – предположил котёнок, – как подземный туннель, соединяет наши обычные края с теплыми?

– Попасть бы в эту норку! – мечтательно зажмурился енот.

– Нет-нет-нет! – затряс головой котёнок. – Лучше оно к нам пусть вернётся! Поселится до самой следующей зимы, как и раньше. Как всегда!

– Нужна делегация торжественной встречи! – возликовал енот.

– Встречи «чего»? – не понял котёнок идеи полосатого.

– Делегация торжественной встречи Лета! – уточнил он и пояснил: – Мы создадим временный комитет по торжественной встрече Лета.

– А чем выманивать будем из норки? – не унимался пытливый котёнок. – Пока что-то оно и носа не показывает.

– Ну, что может быть там интересного, в норе, где спит Лето? – размышлял вслух енот.

– Шёпот океана, покатушки на роликах, солнечные зонтики, черешня с косточками и долгие ночи у костра, – подсказал котёнок и задорно подмигнул еноту.

– Я думал, киселём обойдёмся! – пригорюнился полосатый. – Не-еет! На такую приманку лето не согласится…. Ну, я бы не согласился!

– Да-да, на кисель только суриката согласится! – с ноткой иронии в голосе отметил котёнок и улыбнулся в пушистые усы, чтобы полосатый снова ничего не заметил.

А полосатый ничего и не заметил. Но обвинять его в невнимательности было решительно невозможно. Понурившись, подумав минутку, он неожиданно сиганул на подоконник и заверещал:

– Эврика! Мы спасены!

С этой победоносной фразой он выпрыгнул наружу, и котёнку пришлось повторить его подвиг.

– Ну-ка, заглянем сегодня в шкаф, пошире раскроем дверки, чтобы весеннее солнце затопило шкафную страну! – ликовал енот, пританцовывая на задних лапах от безудержного веселья, а может, просто, чтобы быстрее согреться.