Сон в Нефритовом павильоне - Автор неизвестен. Страница 123

Вторым поднял кубок Верховный полководец Ян Чан-цюй.

— В древних книгах сказано: «Трудно постичь волю Неба, а еще труднее нести бремя власти!» Мало одной веры во всемогущество Неба, требуются еще и добродетели! Мудрые правители былых времен знали: не бывает мира без войны, войны без мира, поэтому даже в годы покоя и благоденствия не забывали о войне. Я призываю ваше величество всегда помнить о днях, проведенных в крепости Ласточкино гнездо, и о ваших слугах, которые сегодня сидят за этим столом!

Император отвечал так:

— Слова ваши, князь, — бальзам на больное сердце! Мы никогда их не забудем!

С бокалом в руке поднялся Су Юй-цин.

— Ныне при дворе нашего государя царит всеобщее единодушие, приспешники предателя Лу Цзюня получили по заслугам. Но их еще немало осталось на государственных должностях, а это значит, что они могут всегда плести интриги при дворе. Призываю ваше величество лишить таких места и званий!

Яньский князь снова взял слово.

— Как я уже говорил однажды, «принцип правителя» означает единовластие: никаких союзов, никаких партий. Вы, ваше величество, стремитесь опереться на хороших подданных и отстранить от себя плохих. Но как отличить одних от других? Это трудное дело, и потому правителю следует уподобиться умелому плотнику: у того всякая щепочка в дело идет! Ваше величество приближает к себе подданного только после того, как тот проявит себя преданным государю и империи вроде Хоу-цзи и Се-и, мудрым вроде Конфуция и Мэн-цзы, бескорыстным вроде Бо-и [345] и Шу-ци, [346] долготерпеливым вроде Вэй Шэна. [347] А надобно поощрять всякого за любой талант, забывая лишь вовсе бездарных. Есть у подданного хоть малые способности, испытайте его на военной или гражданской службе, дайте должность по его предназначению или же прогоните со двора. И меньше будет тогда промахов и ошибок! Вспомните негодяя Лу Цзюня, как прибрал он к рукам всю власть. Слабые перед ним трепетали, способные к нему подлаживались, лишенные богатства и знатности старались заручиться его расположением. Разве в этом единомыслие, верность и честь подданных? Прошу ваше величество забыть о придворных распрях, не вникать, кто был близок к предателю, кто далек от него, а взываю рассмотреть в каждом вашем слуге его таланты и добродетели!

Император согласился с доводами князя и приказал простить всех тех, кто некогда был близок к Лу Цзюню, но позднее отошел от него, не желая соучаствовать в преступлениях.

Затем государь подозвал к себе Яна и спрашивает:

— А что слышно о судьбе вашей наложницы Цзя по прозвищу Фея Лазоревого града? Мы простились с нею во дворце у моря и с той поры ничего о ней не знаем. Но до сего дня помним ее красоту и преданность!

— В дни войны я не имел возможности свидеться с нею и не знаю, где она теперь, жива ли, — отвечал Ян.

— Верность этой женщины забыть невозможно, — вздохнул император, — она из людей, неспособных на преступление и измену. В свое время мы были неразумны: поверили наветам Ван Суй-чана и отправили бедняжку в горы. Мучительно вспоминать об этом! В ближайшие дни мы непременно займемся ее судьбой, со всем тщанием расследуем все, в чем ее обвиняли, и восстановим ее доброе имя!

И государь повелел доставить к нему Ван Суй-чана. Узнав об этом, тот в страхе прибежал к госпоже Вэй и сообщил, что над их головами сгущаются тучи. Госпожа Вэй бросилась к Чунь-юэ.

— Ты клялась мне, что Фея убита, а она оказалась живой и здоровой! Мы теперь погибнем! Что делать, что делать?!

— Разное бывает в жизни, — усмехнулась Чунь-юэ. — Случается, мертвые оживают, а случается, ожившие умирают во второй раз!

Она жарко зашептала прямо в ухо своей госпоже:

— Государь не жалует убийц — это нам на руку. Если вы не пожалеете еще тысячи золотых, мы сделаем то-то и то-то — и тогда Фея, будь она хоть сто раз жива, не посмеет рта раскрыть!

— Фея пришлась государю по душе, — вздохнула госпожа Вэй. — Боюсь, что и тысяча золотых не спасет нас от наказания!

— Если обман раскроется, — усмехнулась Чунь-юэ, — то виновной окажусь прежде всех я, а за меня вы не беспокойтесь, как-нибудь выкручусь!

Госпожа Вэй вручила служанке тысячу золотых, и та удалилась.

Однажды Ван Суй-чан докладывает императору:

— По велению вашего величества я вылавливаю в столице разбойников и убийц, а они ведь умеют заметать следы своих преступлении. Но не далее как вчера на постоялом дворе за Восточными воротами Запретного города задержали мы одну подозрительную женщину: ведет себя как заправская разбойница и видом страшна. Устроили ей допрос — она даже имени своего не назвала. Спросили, знает ли что об исчезнувшей Фее, ответила, что не ведает такой. Я было подумал: хоть и странна, но прямых улик против нее нет, может, и впрямь ни в чем не замешана. Решил вызвать Чунь-юэ, служанку из дома сановного Хуана, а та узнала разбойницу, это она когда-то заявилась к ним в дом с ножом в руках! Хочу еще допросить эту негодяйку с пристрастием и добиться от нее правдивых показаний!

Император нахмурился.

— Дело это не государственной важности, однако связано с нарушением законов морали и затрагивает семью нашего родственника по материнской линии, сановного Хуана. Не годится простому чиновнику разбирать такое дело, потому перевести задержанную в дворцовую тюрьму, мы сами ее испытаем!

Император велел приготовить все необходимое для допроса и направился к схваченной женщине. Под пыткой та показала:

— Я из рода Чжан, имя У, всю жизнь промышляла в столице грабежом и разбоем. Однажды явилась ко мне госпожа Фея, наложница Яньского князя, выложила тысячу золотых и просила меня прокрасться в дом сановного Хуана и убить его жену и дочь. Я согласилась. Ночью пробралась в женские покои, но наткнулась на их служанку Чунь-юэ и вынуждена была бежать. Жадность меня погубила, польстилась я на золотые монеты! Можете меня убить, но я сказала чистую правду!

Император осерчал и хотел подвергнуть негодяйку новым пыткам, но Ван Суй-чан удержал его.

— К чему, ваше величество? Ведь ее показания совпадают с моим докладом по этому делу.

Только он это сказал, как у ворот дворца раздались крики. Вошел часовой и сообщил:

— Явилась какая-то старуха с девицей и говорит, что имеет важные сведения по данному делу.

Император приказал впустить женщин. К нему подошла седая старуха пяти чи ростом и со свирепым лицом, она держала за руку безносую девицу. Старуха поклонилась государю и говорит:

— Я убийца по найму, всю жизнь казню дурных людей, помогая хорошим от них избавиться, потому что люблю справедливость. Вот как было дело! — И она рассказала, как некогда чуть не погубила безвинную Фею, а рассказав, воскликнула: — И что же узнаю я на днях! Горемычную Фею обвиняют в страшном грехе, — да разве это можно?! Как услышала про это, сразу сюда, да негодяйку Чунь-юэ с собой прихватила, пусть правду мою подтвердит. А теперь судите меня, — я в вашей воле!

И тут старуха увидела женщину, которую перед тем пытали.

— Э, да это же Юй И, сестрица бандита Юй Си! За тысячу золотых, что посулила ей госпожа Вэй, решила эта мерзавка самого государя обмануть! — закричала она.

Все, кто находился рядом, были ошеломлены. Разгневанный император приказал строго-настрого наказать Чунь-юэ и Юй И, дабы неповадно им было впредь вводить правосудие в заблуждение, после чего милостиво возгласил:

— Старуха честно призналась в своих прегрешениях и самовольстве, но они были направлены на благо, посему повелеваем отпустить ее с миром!

Клеветниц Юй И и Чунь-юэ отправили в судебную палату для допроса с пристрастием и примерного наказания. Чиновники приняли волю государя к исполнению, и вскоре был объявлен приговор: преступников Чунь-юэ и Юй Си казнить публично, лжесвидетельницу Юй И сослать на необитаемый остров, Ван Суй-чана сместить с должности и изгнать из столицы.