Сон в Нефритовом павильоне - Автор неизвестен. Страница 129

Тут под окном раздался негромкий кашель: это Лянь Юй принесла Фее записочку. Та развернула листок и прочитала:

Фея улыбнулась, взяла кисть и начертала в ответ:

Фея отложила кисть, и тут проснулся Ян.

— Что ты там пишешь?

Фея смутилась и хотела спрятать записку, но Ян с улыбкой взял ее и прочитал оба стиха, которые показались ему совершенными.

— Значит, весна настолько прекрасна, что об этом нужно читать между строк?! — весело проговорил он.

Фея покраснела, опустила голову и ничего не ответила. Тогда Ян в свою очередь берет кисть и приписывает на листке вот что:

Ян вручил записку Лянь Юй и велел отнести тому, кто ее прислал. Но тут послышались шаги, и в комнату вошла улыбающаяся Хун. Ян отвернулся к стене, делая вид, что спит. Хун взяла свою записку со столика и начала обсуждать с Феей написанные стихи:

— Я не сильна в стихосложении, но попробуем разобраться вместе. Мое сочинение не похоже на творение простого смертного, в нем есть что-то небесное. В твоем видны недюжинный талант и хороший поэтический вкус, и по стилю оно напоминает стихи эпохи Тан. А вот сочинение нашего господина написано, конечно, в насмешку над моим, и видно, что его создал человек заурядный, не слишком образованный, мужчина, и к тому же мало привлекательный!

Обе весело засмеялись, а Ян не выдержал, повернулся к женщинам и сказал:

— Болтаете тут всякий вздор, мешаете спать. Да и о чем говорить?! Наша Хун — воительница, ей ли рассуждать о поэзии? Давайте я выскажу вам свое мнение. Стихи Хун по форме красивы, но в них сквозит чисто женская зависть или ревность. Стихи Феи изящны, но в них много недосказанного, и это лишает их очарования. В моем же сочинении проступают широта духа и любовь к моим возлюбленным! Что, разве я не прав?

Теперь расхохотались все трое.

Несмотря на то что Ян находился в расцвете сил и талантов, жизненные невзгоды, ссылки и военные походы не могли не сказаться на его здоровье: беспрерывная смена холода и жары, нескончаемые переезды сделали свое дело, и он тяжело заболел. День ото дня ему становилось все хуже, родные и слуги сбились с ног. И однажды в дом, непрестанно поминая Десятерых Духов, зашла старуха с корзиной благовонных трав. Она сказала, что надо принести жертвы Будде и помолиться за выздоровление князя. Хун и Фея пригласили ее к себе.

— Судя по всему, бабушка, вы умеете предсказывать судьбу. Погадайте же нам!

Старуха вынула из корзины кости и гадательную книгу и проговорила:

— Нынче этому дому выпало счастье, но вместе с ним прокралась и беда!

— Как же нам от нее избавиться? — испуганно спросила Фея.

Старуха в ответ:

— Долголетия и счастья нужно просить у Семизвездного князя, [358] а защиты от зла и лиха — у Десяти Духов! Принесите жертвы Десяти Духам, получите избавление от напасти!

Фея щедро вознаградила гадалку и проводила ее до ворот, вернулась и говорит свекрови:

— Может, и не стоит верить гадалкам да чародейкам, но ведь князь сильно заболел, а искренняя молитва всегда доходит до Неба. В монастыре Горный Цветок, где я жила когда-то и где ежегодно молится сама императрица, — милосердный Будда обладает чудодейственной силой. Завтра же отправлюсь в монастырь и вознесу молитву об исцелении супруга!

Госпожа Сюй воспрянула духом.

— Когда я ждала сына, я молилась одной Авалокитешваре. О Будде, конечно, помнила, но не решалась к нему обратиться. У тебя добрая душа, девочка, поезжай и попроси Будду даровать выздоровление моему сыну и счастье для всех нас.

Наутро Фея в сопровождении Су-цин и Лянь Юй выехала в Горный Цветок, взяв с собой ароматные травы, бумажные деньги и свечи. По дороге она любовалась зелеными горами и с грустью вспоминала прошлое. Оставив экипаж за воротами, она вошла в монастырь. Навстречу ей выбежали обрадованные монахини. Фея поздоровалась с ними, затем умылась и прошла к алтарю Десяти Духов, где воскурила благовония и помолилась. Завершив обряд, она подняла голову: статуя Будды утопала в цветах, словно была изваяна из живых лотосов. Сверху изливался небесный аромат. И тут ей показалось, что кто-то был здесь совсем недавно. Потом Фея приблизилась к алтарю Авалокитешвары и помолилась возле него. И этот алтарь не был забыт неизвестным посетителем: бесконечные шелка окутывали бодисатву. На одном из полотнищ Фея увидела листок бумаги. Взяла его и прочитала. Вот что было написано на нем:

Читая эти слова, Фея узнала почерк и поняла, что несчастная Хуан страдает. Она перечитала написанное раз и еще раз и обернулась к монахиням.

— Кто это писал?

Те сложили ладони и заплакали.

— О, как еще много страдающих в этом мире! В захудалое селение Цюцзы, что в десяти ли к югу от нашего монастыря, несколько лун назад из столицы прибыли две дамы со служанкой и поселились в глиняной хибарке под горой. Обе они были злы и неприветливы, видно, за грехи свои получили по заслугам. Но вскоре пожилая дама переменилась до неузнаваемости: подобрела, сделалась радушной, поразила нас умом и образованностью. А молодая изгнанница, удивлявшая нас красотой и знаниями, вскоре занемогла и даже пыталась уйти из жизни, только мы не знаем причин, побудивших ее совершить такое. Пожилая дама сказала нам, что она и ее дочь сотворили в своей жизни много зла другим людям, за что и терпят ныне тяжкие муки. Обещала сделать все, чтобы заслужить прощение от Будды. Молодая молчала и только плакала. Наш Будда милостив, он от души готов простить всех раскаявшихся грешников. Поэтому они приходили к нам еще и долго, истово молились.

Фею поразило услышанное.

— Уж не наша ли то Хуан? Я, кажется, узнаю ее почерк, да и, судя по словам монахинь, видно, что это она, хотя такое поведение на нее не похоже. Неужели она так изменилась за это время? Если все и в самом деле так, я должна помочь несчастной, ведь свои злодеяния она совершила только из-за меня!

Вернувшись домой, Фея поведала свекрови о посещении монастыря, и — о радость! — Ян начал поправляться! А Фея уединилась в своей комнате и стала думать о том, как помочь несчастной Хуан.

Тем временем Хуан, понявшая, как сильно она была неправа в своих прошлых поступках, не находила себе места, страдая и вспоминая прошлое. Как и прежде, она отказывалась есть и пить, не разговаривала ни с матерью, ни со служанкой, таяла на глазах, то и дело лишалась сознания и однажды, почувствовав себя совсем плохо, позвала мать:

— Я многое передумала о своей жизни и не нашла себе оправданий. Одно желание у меня осталось — умереть! А вы живите сто лет и не поминайте дочь дурным словом!

Сказала — и испустила дух. Вне себя от горя, госпожа Вэй выплакала все слезы. В тот же день отправила послание мужу и сыну. В нем говорилось кратко: