Рождение Руси - Рыбаков Борис Александрович. Страница 22

Когда Игорь стоял уже у Дуная, император прислал к нему послов о мире. Игорь начал совещаться с дружиной, которая была рада без сражений получить дань с империи: "…еда [едва ли] къто весть, къто одолееть – мы ли, они ли? Ли с морем къто советен? Се бо не по земли ходим, но по глубине морьстей и обща съмерть вьсем…" Взяв откуп у греков, Игорь возвратился в Киев, а на следующий год заключил с Романом и Константином Багрянородным договор, разрешавший Руси посылать в Константинополь ради торга "корабля, елико хотять… оже с миром приходять". Договор был утвержден в Киеве в соборной церкви святого Ильи на Подоле и на холме у идола Перуна.

Двукратный нажим на Византию в 941 и 943 годах, возможно, был вызван какими-то препятствиями, которые чинили греки русской торговле, несмотря на договор 911 года, заключенный с отцом Романа и Константина. Ряд ограничений содержится и в договоре 941 года, но путь русским кораблям в торговый центр мира – Царьград – был открыт. Киевское правительство, сильно потратившееся на организацию двух грандиозных флотилий (из которых одна сильно пострадала) и на содержание наемных войск, нуждалось в пополнении своих ресурсов вообще и экспортных в частности.

Появление в Киеве нанятых Игорем варяжских отрядов следует датировать самым концом 930-х годов, когда упоминается варяжский воевода Свенельд. Для содержания наемников Игорь определил дань с древлян и уличей, что вызвало войну этих племенных союзов с Киевом. Уличский город Пересечен (у Днепра) три года сопротивлялся Игорю, но тот наконец "при-мучи Уличи, възложи на ня дань и вдасть Свендедду". Эту фразу часто понимают как пожалование, передачу права сбора дани, но грамматическая форма фразы позволяет понять ее только в одном смысле: дань, полученную Игорем, он, Игорь, отдал Свенельду в 940 году. Исключить участие варяжских воинов в сборе древлянской или уличской дани нельзя, но речь идет о правовой стороне. Когда пятью годами позже Игорь отправился собирать древлянскую дань сам, летописец ни одним намеком не показал, что этим попираются права Свенельда. У варяга их просто не было: он получал содержание, а не бенефиций.

В 942 году после разгрома русского войска греками, может быть, как компенсацию варягам, участвовавшим в злосчастном походе, варяжский воевода получил древлянскую дань, что вызвало ропот киевской дружины: "Се дал еси единому мужеви много". Киевляне начали завидовать варягам: "Отроци Свенельжи изодели-ся суть оружием и пърты, а мы – нази. Да пойди, къняже с нами в дань – да и ты добудеши и мы".

После заключения договора 944 года, упрочившего позиции Руси, потребность в варяжском наемном войске значительно уменьшилась (Игорь княжит "мир имея к всем странам"), и осенью 945 года киевский князь вернул землю древлян в прежнюю систему своего киевского полюдья, когда князь начинал свой круговой объезд именно с древлян.

945 год. "И приспе осень и нача мьслити на Древляны, хотя примыслити болыию дань… И послуша их [дружинников] Игорь – иде в Дерева в дань и примышляше к первой дани и насиляше им и мужи его. И възем дань, поиде в свой град. Идущю же ему въспять, размыслив, рече дружине своей: "Идете с данию домови, а яз възвращюся [ к Древлянам] и похожю еще". И, пусти дружину свою домови, с малъмъ же дружины възвра-тися, желая больша имения".

Дань, очевидно, была издавна тарифицирована, так как Игорь увеличил ее, примыслил новые поборы к "первой дани". Когда же Игорь появился вновь, "желая больша имения", внутри древлянского общества происходит любопытная консолидация всех слоев: против киевского князя выступили древляне и их местные князья во главе с "князем князей" Малом.

"Слышавше же Древляне, яко опять идеть [Игорь] и съдумавъше Древляне с кънязьмь своим Малъм: "Аще ся въвадить вълк в овьце, то выносить вьсе стадо, аще не убиють его. Тако и сь – аще не убием его, то вься ны погубить!"

И посълаша к нему, глаголюще: "Почто идеши опять – поймал еси вьсю дань". И не послуша их Игорь. И исшьдъше из града Искоростеня противу древляне, убиша Игоря и дружину его, бе бо их мало. И погребен бысть Игорь; и есть могыла его у Искоростеня града в Деревех и до сего дьне".

Византийский писатель Лев Дьякон сообщает одну деталь о смерти Игоря: "…отправившись в поход на германцев (?), он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван на две части…"

Древляне, казнившие Игоря по приговору веча, считали себя в своем праве. Послы, прибывшие в Киев сватать за древлянского князя вдову Игоря Ольгу, заявили ей:

"Бяше бо мужь твой акы вълк, въсхыщая и грабя. А наши кънязи добры суть, иже распасли суть Деревьску землю…"

Перед нами снова, как и в случае с вятичами, выступает союз племен с его иерархией местных князей. Князей много; в конфликте с Киевом они несколько идеализируются и описываются как добрые пастыри. Во главе союза стоит князь Мал, соответствующий "свет-малику", "главе глав" у вятичей. Он чувствует себя чуть ли не ровней киевскому князю и смело сватается к его вдове. Археологам известен его домениаль-ный город в древлянской земле, носящий до сих пор его имя – Малин.

Примечательно, что в начале Игорева полюдья никто из этих князей не протестовал против сбора дани, не организовывал отпора Игорю, все, очевидно, было в порядке вещей. Добрые князья убили Игоря-безза-конника тогда, когда он стал нарушителем установившегося порядка, преступил нормы ренты. Это еще раз убеждает нас в том, что полюдье было не простым беспорядочным разъездом, а хорошо налаженным важнейшим государственным делом, в процессе исполнения которого происходила консолидация феодального класса и одновременно устанавливалась многоступенчатая феодальная иерархия.

Местные князья разных рангов (сами жившие за счет "пасомых" ими племен) содействовали сбору полюдья их сюзереном, великим князем Киева, а тот, в свою очередь, не забывал своих вассалов в дипломатических представлениях цесарям Византии. Игорь за год до смерти посылал посольство в Константинополь от своего имени "великого кънязя Русьскаго и от вьсякая къняжия и от вьсех людий Русьскые земля". Договор 944 года предусматривает обычное для общества с феодальной иерархией своевольство вассалов и аррьер-вассалов: "Аще ли же къто от кънязь или от людий русьскых… преступит ее, еже писано на харатии сей – будет достоин своимь оружиемь умрети и да будет клят от бога и от Перуна!"

Полюдье существовало в каждом племенном союзе; оно знаменовало собой отход от патриархальных племенных отношений и традиций, когда каждый член племени знал своего племенного князя в лицо.

Полюдье в рамках союза племен, появляющееся, надо думать, одновременно с образованием самого союза, было уже переходной формой к классовому обществу, к государственности. Власть "князя князей" отрывалась от старинных локальных традиций и родственных связей, становилась многоступенчатой ("князь князей", князь племени, "старосты" родов).

Когда же несколько союзов племен вольно или невольно вошли в состав Руси, то отрыв верховной власти от непосредственных производителей стал полным. Государственная власть полностью абстрагировалась, и право на землю, которое искони было связано в представлении землепашцев с трудовым и наследственным правом своего микроскопического "мира", теперь связывалось уже с правом верховной (отчужденной) власти, с правом военной силы.

Феодальная иерархия как система в известной мере цементировала новое общество, образуя цепь сопряженных друг с другом звеньев: высшие ее звенья ("светлые князья") были связаны, с одной стороны, с великим князем, а с другой – с князьями отдельных племен. Князья племен были связаны с боярством. Вассалитет, выраставший из микроструктуры первобытного общества, был естественной формой для феодального государства.