Сказки (200 сказок) - Гримм братья Якоб и Вильгельм. Страница 111
А Ганс-Ёж тем временем пас ослов и свиней, был весел и сидел на дереве, играя на своей волынке. И случилось, что на ту пору проезжал мимо другой король вместе со своими слугами и скороходами. Он заблудился в лесу и не знал, как ему назад домой воротиться, а лес был большой и дремучий. Услыхал он издали прекрасную музыку и спрашивает у своего скорохода, что бы это могло значить, и велел узнать, в чём тут дело. Подошёл скороход к дереву, посмотрел, поглядел, видит – сидит на верхушке петушок, а Ганс-Ёж на него верхом уселся. И спрашивает его скороход, что он там наверху делает.
– Пасу своих ослов и свиней. А что вы хотите?
И говорит скороход, что они, мол, в лесу заблудились и не знают, как им вернуться назад в своё королевство, – не может ли он указать им дорогу. Слез Ганс-Ёж вместе с петухом с дерева и говорит старому королю, что дорогу ему он укажет, если согласен он будет отдать ему то, что встретит он первым по возвращении своём домой, в свой королевский дворец. Король на это согласился и расписался Гансу-Ежу в том, что выполнить своё обещание согласен. И поехал Ганс-Ёж верхом впереди на своём петухе, указал королю дорогу, и добрался тот благополучно в своё королевство. Въехал он во двор замка, и встретили его с великой радостью. А была у короля единственная дочь, была она красавица; вот выбежала она первой отцу навстречу, бросилась к нему на шею, стала его целовать да радоваться, что её отец-старик домой воротился. Стала она его спрашивать, где он так долго странствовал; и рассказал он ей, что заблудился, мол, в лесу и, пожалуй, назад бы не вернулся, но проезжал он через дремучий лес, и сидел на макушке высокого дерева не то ёж, не то человек верхом на петухе и чудно играл на волынке; он-то и помог ему выбраться из лесу и указал дорогу; и пообещал он ему за это первое, что встретится ему в королевском дворце, и это оказалась она, – вот потому и стало ему так грустно сейчас. Но она пообещала ему, что из любви к нему пойдёт за этого Ежа, если он явится.
А Ганс-Ёж пас своих свиней, а у свиней родились поросята; и стало их так много, что весь лес был ими полон. И не захотел Ганс-Ёж жить больше в лесу, и велел он передать своему отцу, чтоб очистили в деревне все хлевы, так как явится он с большим стадом, и каждый сможет резать тогда свиней столько, сколько захочет. Услыхал это отец и запечалился: он ведь думал, что Ганса-Ежа давно уже нет в живых.
Сел Ганс-Ёж на своего петуха, погнал свиней в деревню и велел свиней тех колоть. Ох, какая пошла резня да рубка, – за два часа ходу было слыхать!
Затем Ганс-Ёж и говорит:
– Батюшка, велите вы моего петушка ещё раз подковать в кузнице, а потом я уеду и весь свой век не вернусь к вам назад.
Велел отец подковать петушка и обрадовался, что Ганс-Ёж домой возвращаться не собирается.
И поехал Ганс-Ёж в первое королевство; но король повелел, что ежели кто верхом на петухе приедет и будет притом играть на волынке, то должны все в него стрелять, рубить его и колоть, чтобы он не осмелился показаться в замке. Только подъехал Ганс-Ёж к замку, как кинулись на него со штыками люди. Но он ударил своего петуха шпорой, перелетал через ворота и очутился у королевского окошка; сел на окошко и крикнул, чтобы король отдал обещанное, а не то придётся ему и дочери его с жизнью своей распрощаться. Стал король свою дочь уговаривать, чтобы вышла она к Гансу-Ежу и спасла бы и свою и его жизнь. Вот оделась она во всё белое, и дал ей отец карету, запряжённую шестериком, отпустил с нею добрых и надёжных слуг и дал ей денег и много всякого добра. Села она в карету, а Ганс-Ёж со своим петухом и волынкой уселся рядом с нею; попрощались они с королём и поехали. И король думал, что он уже больше её никогда и не увидит. Но вышло по-другому: только они отъехали немного от города, раздел её Ганс-Ёж, снял с неё белое платье и стал колоть её до крови своими иглами и приговаривать:
– Это тебе в награду за твою неверность; уходи от меня, жить с тобой я не хочу, – и прогнал он её домой; и вот была она опозорена на всю свою жизнь.
А Ганс-Ёж поехал на своём петушке и со своей волынкой дальше, и приехал он в другое королевство, к тому королю, которому он путь указал. А король тот велел, если явится кто, похожий на Ганса-Ежа, чтобы часовые перед ним на караул взяли, пропустили бы его и чтоб кричали все «ура» и привели бы его в королевский замок. Как увидала его королевна, испугалась, – такой он был страшный на вид; но она подумала: «Что ж теперь делать, если я отцу своему дала обещание?» Приняла она Ганса-Ежа ласково да приветливо, обвенчалась с ним, и пришлось ему идти к столу королевскому. Села она с ним рядом, и стали они есть да пить. Вот наступил вечер, и надо было уже им спать ложиться, и было ей страшно его игл; но он сказал ей, чтоб она не боялась, что ей больно не будет; и он попросил старого короля, чтобы поставил он четырёх человек у дверей на страже и чтоб развели они большой костёр; и когда он войдёт в опочивальню и станет спать ложиться, то снимет с себя свою ежовую шкуру и бросит её у постели; и должна стража подбежать и кинуть ту шкуру в огонь и не отходить, пока она не сгорит дотла.
Когда колокол пробил одиннадцать часов, он отправился в опочивальню, скинул с себя ежовую шкуру и положил её у постели; и явилась стража, быстро схватила её и кинула в огонь. Когда она сгорела дотла, освободился он от чар и лежал теперь в постели, и был похож на настоящего человека, но было тело у него угольно-чёрное, словно обожжённое. Послал король за своим лекарем, и тот стал натирать его разными целебными мазями и бальзамом, – и сделался он белым, красивым юношей. Увидала его королевна, обрадовалась; и на другое утро поднялись они радостные, стали пить да есть, а потом уж и свадьбу сыграли.
И Ганс-Ёж получил от старого короля всё королевство.
Прошло несколько лет, и поехал он со своею женой к отцу и говорит, что он его сын. Но отец ответил, что нет у него никакого сына; был у него, правда, сын, да тот родился ежом с колючими иглами и давно уже ушёл странствовать по свету. Но вот, наконец, старик-отец узнал своего Ганса-Ежа, обрадовался и отправился с ним в его королевство.
110. Монах в терновнике [7]
Жил когда-то крестьянин-богач, и был у него батрак; работал он на богача старательно и честно, каждое утро подымался первым, а вечером ложился последним; если попадалась какая-нибудь тяжёлая работа, за которую никто не хотел браться, он всегда принимался за неё первым. К тому же он не жаловался, а всем был доволен и всегда был весел.
Вот проработал батрак год, и хозяин не заплатил ему ничего и подумал: «Этак будет разумней всего, я что-нибудь себе сберегу, он теперь от меня не уйдёт и будет прекрасно продолжать работать».
Батрак на этот раз смолчал, выполнял и второй год, как и прежде, свою работу; в конце второго года он опять не получил своего заработка, но стерпел и остался работать дальше. Прошёл и третий год, пораздумал хозяин, полез к себе в карман, но ничего оттуда не достал.
Тут батрак, наконец, не выдержал и говорит:
– Хозяин, я вам честно работал три года, будьте добры, уплатите мне то, что надлежит получить мне по праву; я от вас ухожу, хочу поглядеть, что на белом свете делается.
Ответил скряга:
– Да, мой любезный работничек, ты мне служил усердно, и за то будешь ты щедро награждён, – он сунул руку в карман и отсчитал батраку три геллера денег, – вот тебе по целому геллеру за год, это плата большая и более чем достаточная; редко у кого из хозяев ты получил бы столько.
Простодушный батрак в деньгах понимал мало, загрёб свой капитал и подумал: «Ну, теперь карман мой полон, чего мне тужить и зачем дальше на тяжёлой работе мучиться?»
И он ушёл и двинулся через горы, по долинам, распевая песни да приплясывая сколько его душе было угодно. Приходилось ему раз проходить мимо лесной чащи, вдруг вышел оттуда маленький человечек и окликнул его:
7
Название этой сказки мы берём по её первоисточникам, опубликованным бр. Гримм; персонажами в них являются батрак и монах, бежавший из монастыря, как рассказано это в весёлой комедии XVI века «История про батрака и монаха», о чём сообщается в «Примечаниях к отдельным сказкам» бр. Я. и В. Гримм; см. т. III «Kinder und Hausmarchen» Gottngen, 1856. (Прим. перев.)