Сказки (200 сказок) - Гримм братья Якоб и Вильгельм. Страница 63

Рассердилась тогда Катерлизхен, сбросила вниз и пятый, и шестой, а они были у ней последние. Некоторое время стояла она и ждала, не вернутся ли они назад, а они всё не возвращались; тогда она и говорит: «О, вас хорошо бы за смертью посылать; долго вы что-то ходите; небось думаете, что я буду вас тут дожидаться? Я пойду, а вы уж меня сами нагоните, ноги-то у вас помоложе моих будут».

И Катерлизхен ушла и нашла Фридера; он стоял, её дожидался, – есть ему очень захотелось.

– Ну, дай-ка мне чего-нибудь поесть. – Она подала ему сухой хлеб.

– А где же масло и сыр? – спрашивает муж.

– Ах, Фридерхен, – говорит Катерлизхен, – маслом я колеи вымазала, а сыры, те скоро вернутся; один у меня из сумки выкатился, я и послала за ним вдогонку другие, чтоб позвали они его назад.

Говорит Фридер:

– Не надо было, Катерлизхен, так делать! Не надо было маслом дорогу намазывать и сыры с горы скатывать.

– Это правда, Фридерхен; чего же ты мне раньше о том не сказал?

Поели они сухого хлеба, а Фридер и спрашивает:

– А заперла ли ты дом, когда уходила?

– Нет, Фридерхен; отчего ты мне раньше о том не сказал?

– Так ступай домой, сначала дом запри, а потом уж пойдём дальше; да принеси чего-нибудь поесть, а я подожду тебя здесь.

Пошла Катерлизхен домой и думает: «Надо будет принести Фридерхену поесть чего-нибудь другого, сыр и масло ему, видно, не нравятся, – принесу-ка ему мешок сушёных груш да кружку уксуса. Заперла она на засов верхнюю дверь в доме, а нижнюю сняла с петель, взвалила её на плечи и пошла, думая, что если дверь возьмёт с собой, то в дом никто уже не заберётся. Катерлизхен идёт себе медленно, не торопясь и думает: «Пусть Фридерхен отдохнёт подольше». Подошла она к нему и говорит:

– Вот, Фридерхен, тебе и дверь от дома; теперь ты можешь сам дом сторожить.

– Ах, господи, – сказал он, – какая у меня умная жена! Нижнюю дверь сняла, чтобы всякий мог в дом забраться, а верхнюю заперла на засов. Теперь поздно уже домой назад возвращаться, а раз ты дверь сюда принесла, то и тащи её теперь сама дальше.

– Дверь-то, Фридерхен, я потащу, а сушёные груши да кружку уксуса мне будет нести тяжело. Повешу я их на дверь, пускай она их несёт.

Пошли они в лес, стали разыскивать плутов-продавцов, но не нашли их. Стало уже, наконец, в лесу темнеть; взобрались они на дерево и решили там заночевать. Только уселись они на верхушке дерева, как подошли к дереву люди, которые уносят то, что за ними само идти не хочет, и находят вещи, прежде чем кто-нибудь их потеряет. Они уселись как раз под дерево, на котором сидели Фридер и Катерлизхен, развели костёр, собираясь делить между собой добычу. Тогда Фридер спустился с дерева на другую сторону и набрал камней, а затем снова влез на дерево и хотел убить воров насмерть. Стал он бросать в них камни, но всё не попадал, а воры и говорят: «Скоро, пожалуй, начнёт светать, вот ветер сбивает уже с елей шишки».

А Катерлизхен всё держала дверь на плечах, но стало ей под конец тяжело, и подумала она, что виной тому сушёные груши, и говорит:

– Фридерхен, сброшу-ка я сушёные груши вниз.

– Нет, Катерлизхен, сейчас делать этого не надо, а то воры могут нас заметить.

– Ах, Фридерхен, я не могу, очень уж мне тяжело.

– Ну, так бросай, чёрт возьми!

И посыпались груши вниз сквозь ветки, а плуты-продавцы внизу и говорят: «Это птицы помёт сбрасывают». А дверь всё по-прежнему давит плечи; тут вскоре Катерлизхен и говорит:

– Ах, Фридерхен, надо и уксус, пожалуй, вылить.

– Нет, Катерлизхен, не делай ты этого, не то они нас заметят.

– Ах, Фридерхен, я больше не могу, уж больно мне тяжело.

– Ну что ж, выливай, чёрт возьми!

Вылила она уксус и облила им плутов-продавцов. Вот они и говорят меж собой: «Это падает уже роса».

И подумала, наконец, Катерлизхен: «А не дверь ли это такая тяжёлая?» и говорит:

– Фридерхен, сброшу-ка я дверь.

– Нет, Катерлизхен, сейчас не надо этого делать, а то они нас заметят.

– Ах, Фридерхен, я не могу больше, уж больно мне тяжело.

– Нет, Катерлизхен, а ты держи покрепче.

– Ах, Фридерхен, я её уроню.

– Ну, – ответил Фридер сердито, – и роняй, чёрт возьми!

И упала дверь с грохотом вниз; а плуты-продавцы как закричат: «Чёрт спускается с дерева!» – да как бросятся бежать и всё, что было у них, побросали. На рассвете спустились Фридер и Катерлизхен с дерева и нашли внизу всё своё золото и понесли его домой.

Воротились они домой, а Фридер и говорит:

– Ну, Катерлизхен, теперь ты уж должна быть прилежной и хорошо работать.

– Ладно, Фридерхен, буду работать, – пойду на поле жать пшеницу.

Вышла Катерлизхен на поле и говорит про себя: «Поесть ли мне прежде, или жать, или сначала поспать, а потом уже жать? Э-э, поем я сначала». Поела Катерлизхен, а после еды ей спать захотелось; начала она жать, а была она сонная и порезала себе передник, юбку и рубашку. Вот проснулась после долгого сна Катерлизхен, встала полуголая и говорит про себя:

– Я ли это или не я? Ах, нет, это не я.

А меж тем наступила ночь; побежала Катерлизхен в деревню, стала в окошко к мужу стучаться и кричать:

– Фридерхен!

– Что там такое?

– Скажи мне, дома ли Катерлизхен?

– Да, да, – ответил Фридер, – она дома, лежит и спит.

А она говорит:

– Хорошо; стало быть, я уж дома, – и убежала.

Встретила Катерлизхен на улице воров, они воровать собирались. Подходит она к ним и говорит:

– Я вам помогу воровать.

Воры подумали: она, должно быть, здешние места знает, – и согласились. Катерлизхен подходила к домам и кричала:

– Люди добрые, есть ли у вас что? А то мы красть собираемся.

Подумали воры: «Так дело не пойдёт», – и решили от Катерлизхен избавиться. Вот и говорят они ей:

– На краю деревни растёт у пастора в огороде репа, ступай туда и нарви нам её.

Пошла Катерлизхен на огород и начала рвать репу, села, и лень ей было подняться. А на ту пору шёл мимо прохожий, посмотрел он, остановился и подумал, что это сам чёрт, должно быть, тащит репу. Побежал он в деревню к пастору и говорит:

– Господин пастор, а в вашем огороде чёрт репу тащит.

– Ах, господи, – ответил пастор, – нога-то у меня хромая, не могу я пойти на огород и чёрта прогнать.

Прохожий предложил:

– А я вам вместо костыля буду, – и он повёл пастора на огород.

Приходят они на огород, а Катерлизхен в это время поднимается и встаёт во весь рост.

– Ох, да ведь это же чёрт! – закричал пастор, и как бросились они оба бежать! Ну, тут пастор со страху и хромать перестал, и бежал он со своей хромой ногой куда проворней, чем тот, кто привёл его на огород на своих здоровых ногах.

60. Два брата

Жили однажды два брата – один богатый, другой бедный. Был богатый золотых дел мастером, и было сердце у него злое. А бедный кормился тем, что мётлы вязал, и был он добрый и честный. Было у бедного брата двое детей, мальчики-близнецы, и были они один на другого как две капли воды похожи. И ходили, два мальчика в дом к богачу, где им давали поесть, что из объедков останется.

Случилось, что пошёл раз бедняк в лес за прутьями и увидел там птицу; она была вся золотая и такая красивая, какой он ни разу ещё не видывал. Поднял он камешек, бросил и попал прямо в птицу; упало с неё одно лишь золотое перо, а птица улетела. Взял бедняк перо и принёс его своему брату. Посмотрел тот на перо и говорит:

– Да это настоящее золото, – и дал ему за него много денег.

На другой день взобрался бедняк на берёзу и хотел было срубить несколько веток, вдруг вылетела оттуда та же самая птица. Стал он дальше искать – и нашёл гнездо, лежало в нём яйцо, и было оно золотое. Взял он яйцо и отнёс его своему брату. А тот говорит опять:

– Это чистое золото, – и дал ему за него столько, сколько оно стоило.

Наконец золотых дел мастер сказал:

– Хотелось бы мне иметь самую птицу.