Сказки (200 сказок) - Гримм братья Якоб и Вильгельм. Страница 92

– Что это за страшный и огромный человечище?

А крестьянин отвечает:

– Да это наш сын.

А она говорит:

– Нет, это не наш сын, – такого верзилы у нас никогда не было, наш-то ведь был совсем крошечный.

И она крикнула ему:

– Ступай прочь, такого мы не хотим!

Но парень промолчал, отвёл лошадей на конюшню, засыпал им овса, подложил им сена – всё как следует. Когда он закончил работу, вошёл в комнату, сел ла скамью и говорит:

– Матушка, ну, а теперь мне хочется чего-нибудь поесть, скоро ли будет ужин?

– Скоро, – ответила она и принесла две больших полных миски еды, её хватило бы для неё и для мужа, пожалуй, на целую неделю. Но парень поел всё это сам и спросил, нельзя ли ещё чего подбавить.

– Нет, – сказала она, – это всё, что у нас имеется.

– Да ведь это только, чтоб отведать, – мне бы надо побольше.

Она не решилась ему отказать, пошла на кухню и поставила на огонь большой котёл, из которого свиньи ели, и когда он вскипел, принесла она ему целый котёл.

– Наконец-то ещё маленько принесли, – сказал он и съел всё за один присест; но и этим он не наелся. Тогда говорит он отцу:

– Я вижу, что сыт я у вас не буду. Достаньте мне железную палицу, да покрепче, такую, чтоб мне на колене не переломить, и пойду я странствовать по свету.

Крестьянин обрадовался, запряг в повозку пару лошадей и привёз от кузнеца палицу, такую большую и толстую, какую только могла дотащить пара лошадей. Положил парень палицу на колено и – трах! – переломил её пополам, как гороховый стебель, и отбросил в сторону. Запряг тогда отец четырёх лошадей и привёз палицу, такую большую и толстую, какую могла только дотащить четвёрка лошадей. И эту сын, положив на колено, переломил, кинул её в сторону и говорит:

– Батюшка, ты в этом деле помочь мне, видно, не можешь; надо запрячь лошадей побольше и привезти палицу, какую покрепче.

И запряг отец восьмерик лошадей и привёз палицу, такую большую и толстую, какую только восемь лошадей могли дотащить. Взял её сын в руку, отломил сверху кусок и говорит:

– Ну, вижу я, что палицы, какая мне нужна, вы достать не можете, дольше оставаться у вас я не хочу.

И он ушёл от него и стал выдавать себя всюду за кузнеца-подмастерья. Пришёл раз в деревню, а жил в той деревне кузнец и был он большой скряга – никому ничего не давал и хотел, чтоб всё принадлежало только ему. Вот пришёл он к нему в кузницу и спрашивает, не нужен ли ему будет кузнец-подмастерье.

– Да, – говорит кузнец; глянул на него и подумал: «Этот парень здоровенный, ковать сумеет хорошо и на хлеб себе заработает». И спросил:

– А какую ты плату за работу хочешь?

– Да мне никакой платы не надо, – говорит он, – а вот каждые две недели, когда будешь с другими подмастерьями расплачиваться, хотел бы я давать тебе по два тумака, а ты уж изволь их выдержать.

Такой уговор скряге пришёлся по сердцу: он рассчитал, что так сбережёт он немало денег. На другое утро новый подмастерье должен был приняться в первый раз за работу, и когда мастер принёс раскалённую докрасна болванку, тот ударил разок, но железо от удара всё так и разлетелось, а наковальня вгрузла в землю так глубоко, что её нельзя было никак оттуда вытащить.

Рассердился скряга и говорит:

– Э-э, нет, держать я тебя на работе не стану, ты куёшь слишком грубо. А сколько ты хочешь за этот удар?

Подмастерье ему отвечает:

– Одно я хочу – дать тебе небольшого пинка, больше мне ничего от тебя не надо. – И он поднял ногу, дал ему пинка, и перелетел кузнец через четыре стога сена.

Потом выбрал он себе самую толстую железную болванку, какая была в кузнице, взял её вместо посоха в руку и отправился дальше.

Вскоре подошёл он к деревне и спросил у старосты, не потребуется ли ему старший работник.

– Да, – ответил староста, – пожалуй, будет нужен. Ты, видно, парень здоровый, с делом, пожалуй, управишься. А сколько ты жалованья за год хочешь?

Он опять-таки ответил, что жалованья ему не надо, а вот хочет он давать ему каждый год по три тумака, которые тот должен выдержать. Староста таким ответом остался доволен, – он был тоже порядочный скряга. На другое утро работникам надо было ехать в лес за дровами, все уже встали, а старший работник ещё лежал в кровати. Вот один из работников его и окликнул:

– Эй ты, вставай, пора в лес за дровами ехать, и тебе тоже вместе с нами.

– Э, – ответил он насмешливо и грубо, – вы уж себе отправляйтесь, а я раньше вас с делом управлюсь.

Вот работники и пошли к старосте и рассказали ему, что старший-де работник ещё лежит на полатях и, видно, ехать с ними в лес не собирается. Староста сказал, что пусть его разбудят как следует и скажут, чтоб он запряг лошадей. А старший работник опять им отвечает:

– Да вы езжайте себе, я раньше всех вас с делом управлюсь.

И он пролежал на полатях ещё часа два. Наконец вылез он из перины, принёс из амбара две мерки чечевицы, сварил себе похлёбку, спокойно её поел, а потом пошёл на конюшню, запряг лошадей и поехал в лес. А вблизи от порубки была ложбина, по которой надо было ему ехать. Проехал он с телегой через ложбину, остановил лошадей, отошёл назад к телеге и устроил из деревьев и хворосту такую засеку, что через неё ни одна лошадь не могла бы проехать. Подошёл он к порубке, а в это время другие работники уже выезжали оттуда домой с гружёными телегами, вот он им и говорит:

– Езжайте-езжайте, я всё равно раньше вас домой приеду. – Отъехал он немного, вырвал сразу из земли два самых больших дерева, взвалил их на телегу и повернул назад. Подъезжает к засеке, видит – стоят работники и никак не могут через неё проехать.

– Вот видите, – сказал он, – остались бы вы со мной, то и домой бы поскорей приехали да ещё часок-другой могли бы поспать.

Он хотел тоже проехать через ложбину, но лошади пробраться никак через неё не могли. Тогда он их выпряг, положил на телегу, а сам ухватился за оглобли и враз перетащил всё через засеку, и сделал это так легко, словно телега была перьями нагружена. Вот перебрался он на другую сторону и говорит тогда остальным:

– Вот видите, я скорей вас проехал, – и двинулся дальше, а остальным пришлось там остаться.

Заехав во двор, он взял в руки дерево, показал его старосте и говорит:

– А дров-то, пожалуй, целая сажень выйдет.

Вот староста и говорит своей жене:

– А работник наш и вправду хорош; хоть и спит он много, да с делом раньше других справляется.

Так прослужил он у старосты целый год. Вышел срок, и стали работники получать своё жалованье. Вот он и говорит:

– Время и мне свою плату получать.

Испугался староста пинков, которые он должен был получить, и стал его просить и уговаривать, чтобы он простил ему те тумаки:

– Я уж лучше старшим работником стану, а ты будь за меня старостой.

– Нет, – сказал он, – не хочу я быть старостой; я старший работник и хочу им остаться, а своё, как мы условились, должен я получить.

Стал староста ему предлагать всё, что он только пожелает, но старший работник на все его предложения отвечал «нет». Староста не знал, что ему и делать, и попросил у него на размышленье две недели отсрочки. Старший работник на это согласился. Созвал тогда староста всех своих писарей, чтоб пораздумали они хорошенько и дали бы добрый совет. Писаря долго думали-раздумывали и, наконец, сказали, что никто перед старшим работником устоять не сможет, а то, пожалуй, и жизнью расплатиться придётся, – ведь он каждого, как комара, раздавит. И они посоветовали старосте, чтобы велел он старшему работнику спуститься в колодец и его почистить, а когда он спустится вниз, прикатить мельничный жёрнов и сбросить его ему на голову, – тогда уж он никогда оттуда не вылезет.

Совет этот старосте понравился, и старший работник спуститься в колодец согласился. Когда он очутился на дне колодца, они скатили в колодец самый большой мельничный жёрнов, думая, что расшибут работнику голову, а он вдруг как закричит оттуда: