Сказки бабушки про чужие странушки - Сборник Сборник. Страница 4

— Угольный человечек, угольный человечек! Ведь ты же обещал помочь мне в трудную минуту! Сюда, сюда!

И пора было позвать его: волосы на голове Кая уже начинали тлеть. Мальчик хотел снова закричать, но увидел, что перед ним стоит маленькая черная фигурка с блестящими живыми глазками, кланяется ему и говорит:

— Хорошо, что ты позвал меня, я сейчас тебе помогу. Я не боюсь огня, мы с ним давно знакомы и даже состоим в некотором родстве. Всякого гения я сумею прогнать, потому что тот уголь, из которого ты сделал меня, был прежде старой-старой сосной, росшей возле дома гораздо более могучего колдуна, чем твоя чернокнижница… Сосна знала наизусть все заклинания, все волшебные слова.

— Да что же ты болтаешь, а не поможешь мне? Смотри, ведь вокруг нас все пылает. Вот-вот я сам сгорю, помоги же мне, угольный человечек!

В одно мгновение черная фигурка сделала уморительный прыжок, вскочила на кресло, потом на стол и, перевернув семь страниц, прочитала писклявым голосом коротенькое заклинание. Гений мгновенно исчез, огонь потух, и в комнате остался только запах гари.

— Но что же будет со мной? — простонал Кай. — Ведь старуха все равно убьет меня. Она никогда не простит мне моего непослушания.

— А зачем тебе ждать старуху? — спросил угольный человечек. — Разве тебе не хочется вернуться домой к отцу?

— Как не хочется, — ответил мальчик, — очень хочется! Да как выйти из этой залы?

— Да так и выйди, — ответил угольный человечек, — огонь оказал тебе услугу, ведь дверь-то сгорела и сгорела та волшебная картонная чаша, в которой лежал талисман, скрывавший выход из залы. От обыкновенного огня чудодейственная чаша не погибла бы, но ведь тут был сам огненный гений, а это не шутка! Иди же, не мешкай. Пора, пора.

И угольный человечек быстро побежал к стене, на которой лохмотьями висел почерневший, обгоревший ковер. Кай шел за ним. Угольный человечек дотронулся до ковра своей маленькой черной ручкой, с удовольствием понюхал его и сказал мимоходом:

— Как славно пахнет! И он стал гораздо красивее прежнего, черный, угольный! Но ведь вы, люди, этого не понимаете. Ну, смотри же, вот и выход.

Он отодвинул ковер, Кай увидел обгоревшую, настежь открытую дверь и, не помня себя от радости, выбежал из нее. Он быстро прошел через все остальные пустые комнаты полуразрушенного дома и вскрикнул от удовольствия, ступив на оттаявшую землю и вдохнув чистый воздух ранней весны.

— Как долго пробыл я здесь, — сказал он, — вошел сюда зимой, а теперь уже наступила весна.

— Да, да, — ответил человечек, — только идем, идем, торопись домой. — И они побежали. У дверей дома горшечника угольный человечек простился с Каем, пожал ему руку своей черной ручкой и сказал:

— Теперь ты больше меня не увидишь. Мне было позволено только раз оказать тебе услугу, а теперь уж я не буду заботиться о тебе, заботься о себе сам и будь счастлив.

Он кивнул Каю головой и быстро побежал прочь.

Кай бросился в дом отца. Увидев сына, старик не поверил собственным глазам. Кай рассказал ему обо всем, что случилось, а отец вместо слов только целовал его и плакал.

Кай исправился, он поступил в школу, а через много лет сделался ученым, который особенно любил добывать из земли уголь и исследовать его.

ОХОТА ПИТОНА КАА

(из книги «Джунгли» Р. Киплинга)

Сказки бабушки про чужие странушки - _4.jpg

Все, что здесь рассказано, случилось, когда маленький индиец Маугли жил у волков. В то время старый медведь Балу учил его законам индийских зарослей — джунглей. Большой серьезный коричневый зверь любил способного человеческого детеныша, его другие ученики, молодые волки, занимались плохо, старались заучить только то, что касалось их стаи или их племени, и сейчас же убегали, едва запоминали следующие строки закона: «Ноги бесшумные, глаза, видящие в темноте, уши, слышащие притаившийся ветер, острые белые зубы — вот признаки наших братьев; нужно исключить только Табаки-шакала и гиену, их мы ненавидим». Но Маугли, человеческий детеныш, должен был учиться больше. Иногда Багира, черная пантера, любившая его, подкрадывалась посмотреть, что делает ее любимец, мурлыкала и терлась головой о дерево, слушая, как Маугли отвечал урок медведю Балу. Мальчик мог лазать почти так же хорошо, как он плавал, а плавал он почти так же хорошо, как бегал. Поэтому Балу научил его законам леса и воды. Он научил его отличать подгнившие ветки от здоровых, научил вежливо разговаривать с дикими пчелами, сказал, что следует говорить летучей мыши, если он днем потревожил ее в ветвях, как нужно, бросаясь в воду, предупреждать водяных змей в болотах. (Обитатели джунглей не любят, чтобы их беспокоили, и всегда готовы наказать потревожившего их.) Маугли научили также охотничьему зову, который нужно повторять в чужих лесах до тех пор, пока не послышится ответ. Охотничий крик обозначает: «Позвольте мне охотиться здесь, потому что я голоден», ответ же звучит так: «Охоться для пищи, но не для удовольствия».

Все это показывает, сколько нужно было Маугли заучить на память, и иногда ему надоедало повторять одно и то же. Раз, когда Балу шлепнул Маугли за рассеянность, мальчик рассердился и убежал; Балу сказал Багире:

— Человеческий детеныш должен выучить все, о чем говорится в законе!

— Но подумай, какой он маленький, — сказала черная пантера, которая, конечно, совсем избаловала бы Маугли, если бы ей не мешали. — Как может все это вместиться в его маленькой головке?

— Разве в джунглях не убивают маленьких? Вот почему я учу его, вот почему я и бью его, правда, очень нежно, когда он что-нибудь забывает.

— Нежно? Хороша нежность, — проворчала Багира. — Его лицо в крови от твоей нежности. Ах ты, железная лапа.

— Лучше пусть он весь будет исцарапан моими лапами, которые любят его, чем пострадает от незнания, — серьезно ответил Балу. — Теперь я учу малыша Великим Словам, которые защитят его от народа птиц и племени змей, ото всех, кто бегает на четырех лапах. Разве из-за этого не стоит немножко поколотить его?

— Хорошо, только смотри, не убей человеческого детеныша. Но что это за слова? Скорее всего я буду помогать, чем просить помощи, — сказала Багира и, вытянув бархатную лапу, стала ее рассматривать. — Тем не менее мне хочется знать.

— Я позову Маугли, и он скажет эти слова, если захочет. Приди, маленький братец!

— У меня в голове шумит, точно в пчелином улье, — произнес недовольный голосок над их головами. Маугли спустился по дереву с рассерженным лицом. Соскочив на землю, он прибавил:

— Я пришел для Багиры, а не для тебя, жирный старый Балу.

— Мне все равно, — ответил Балу, хотя и обиделся. — Скажи Багире Великие Слова джунглей, которым я учил тебя сегодня.

— Для какого племени? — спросил Маугли (он был рад показать свои знания). — В наших зарослях много наречий, я знаю их все.

— Знаешь некоторые, а не все. Видишь, Багира, ученики никогда не благодарят учителя, ни один волчонок не пришел поблагодарить старого Балу за учение. Ну, великий ученый, скажи Великое Слово для племени охотников-зверей.

— Мы одной крови, вы и я, — сказал Маугли с медвежьим акцентом.

— Хорошо. Теперь для птичьего племени.

Маугли повторил те же слова, закончив фразу криком коршуна.

— Теперь для племени змей, — сказала Багира.

В ответ послышалось шипение, потом Маугли откинул ногу назад, сжал руки, захлопал в ладоши, прыгнул на спину Багире и уселся на ней, свесив ноги сбоку, поколачивая пятками по ее мягкой блестящей шерсти и в то же время корча ужасные гримасы медведю Балу.

— Ну, ну, из-за этого стоило тебя поколотить, — нежно сказал медведь. — Ты когда-нибудь меня вспомнишь!

И обернувшись к Багире, он рассказал ей, как Хатхи, дикий слон, который знает все, научил его Великим Словам, а потом отнес Маугли к болоту, чтобы мальчик услышал змеиное слово от водяной змеи; сам Балу никак не мог произнести его как следует. Наконец медведь прибавил, что Маугли теперь может ничего не бояться в джунглях.