Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич. Страница 119

Кичатов был ошеломлён потоком фактов и сведений, которые обрушил на него оперуполномоченный уголовного розыска.

— А я думал, у вас тут действительно ничего не светило, — удивлялся подполковник. — Неужели Игорю Александровичу этого мало?

— А он ещё ничего не знает, — пояснил капитан. — Сведения самые свеженькие. Вам, Дмитрий Александрович, первому сообщаю, как говорится, с пылу с жару.

— Ну, — протянул следователь, — тогда понятно. Смотрите-ка, Виктор Павлович, и тут наркотики!

— Да, Роман Сегеди перед тем, как его выкинули в окно, курил «травку». И в кармане пиджака у него нашли пачку сигарет с гашишем… Впрочем, подробности вы можете узнать у следователя Трускавецкой прокуратуры.

— А вы говорили с ним?

— Не успел ещё. Но раз уж вы здесь, то сами.

— Телефон есть?

— Да. — Жур подал подполковнику трубку и набрал номер. — Костенко Павел Иванович…

Костенко был готов встретиться с Кичатовым прямо сейчас, и подполковник милиции отправился в прокуратуру. А капитан должен был встретиться с Крицяк, которая была близко связана с Орестой Сторожук, а точнее — с «эксплуатацией» её особняка.

Следователь прокуратуры дал Кичатову для ознакомления материалы по делу об убийстве Сегеди. Из документов следовало, что фотограф был одним из доверенных лиц Барона. Более того, участвовал в махинациях, которые приносили преступной банде огромные барыши. Тут была и спекуляция в особо крупных размерах, и подделка драгоценностей. В частности, преступники подпольно изготовляли ювелирные изделия из сплавов цветных металлов, по удельному весу и цвету похожих на золото. Подделки сбывали доверчивым людям, извлекая из этого баснословные доходы.

— Из-за этого даже международный конфуз получился, — сказал Костенко.

— Опозорились перед заграницей!

— Каким образом? — заинтересовался подполковник.

— Понимаете, в расположенное здесь неподалёку село Криницы приезжала канадская туристка, украинка по происхождению. Между прочим, дальняя родственница этой самой Оресты Сторожук. Старушка уже совсем. Решила, так сказать, навестить землю предков. Здешние родичи, естественно, при расставании нагрузили её подарками. Книги, рушники, вышитые блузки, деревянные ложки и прочие сувениры. Ну и ещё надели на прощанье старушке на палец золотое кольцо с камешком — знай, мол, наших! Та вернулась в Канаду, не знаю, что именно произошло у неё, только понадобились доллары. Пошла в ломбард заложить кольцо, а ей сказали, что это фальшивка. Она отписала в Криницы: так, мол, и так, в магазине вас надули. Наши Сторожуки всполошились. Ещё бы, так опозориться перед заграничной родственницей! Да и, как говорится, за державу обидно! Что выяснилось? То самое кольцо двоюродная сестра Орыси Сторожук купила с рук. У Романа Сегеди… И когда угрозыск вышел на фотографа, тот неожиданно погиб. Выбросили из окна.

— Вы считаете, от него избавились? — спросил Кичатов.

— Все говорит за это, — кивнул Костенко.

— И кто?

— Роговой, естественно.

— Для чего ему это нужно было?

— Видите ли, Дмитрий Александрович, он так организовал свою банду, что его как главаря знал только Сегеди. В свою очередь, Сегеди был известен всего трём-четырём членам шайки. А уж те имели дело с мелюзгой, занимающейся сбытом фальшивых драгоценностей. Устранив фотографа, Роговой — Барон надеялся, что цепочка будет разорвана и мы не сможем выйти на него.

— Понятно. А кто непосредственно убрал Сегеди? Сам Роговой — Барон?

— Нет, обычно такие дела — припугнуть, проучить, устранить — Роговой поручал кому-нибудь из прихлебателей. К сожалению, мы в самом начале упустили драгоценное время! Увлеклись… Но слишком очевидный и лёгкий путь, увы, чаще всего заводит в тупик.

— Вы имеете в виду версию насчёт Скворцова-Шанявского?

— Да. На первых порах все как будто сходилось. Профессора застали в квартире Сегеди через считанные минуты после того, как хозяина выбросили из окна — раз! И мотив был весьма убедительный — ревность. Это два. Но Скворцов-Шанявский начисто отрицал свою вину. И действительно, стали разбираться, поняли, что нас ввело в заблуждение роковое совпадение. Так что перед Скворцовым-Шанявским пришлось извиняться.

Следователь Трускавецкой прокуратуры вздохнул.

— Ну а дальше? — нетерпеливо спросил Кичатов.

— Дальше открылись весьма любопытные факты. Оказывается, до прихода профессора у Сегеди находился ещё один человек. Женщина.

— Каким образом установили это? — продолжал расспрашивать подполковник.

— Когда в квартире Сегеди разыгралась трагедия, сосед фотографа по лестничной площадке вышел покурить: жена выгоняла, потому что в доме был грудной ребёнок. Дымил он обычно наверху, под самым люком на чердак. — Костенко взял лист бумаги и продолжал рассказ, иллюстрируя его рисованной схемой: — Вот смотрите, Дмитрий Александрович, это лестничная площадка девятого, то есть последнего, этажа, куда выходит дверь Сегеди. Вот сюда наверх ведёт лестница… Это место, где курил сосед… Так вот, он как раз кончил курить и стал спускаться вниз по лестнице, а навстречу ему женщина. Он ещё удивился, чего ей надо наверху? Чердак заперт на висячий замок, потому что там дорогое электронное оборудование для телевизионной антенны общего пользования… Сосед подумал: может, она тоже хочет покурить? К сожалению, эти сведения стали нам известны лишь через несколько дней.

— А кроме этого куряки ещё кто-нибудь видел женщину?

— Нет.

— Странно, — удивился Кичатов. — Как я понял из показаний свидетелей, почти все жители подъезда не спали до поздней ночи. И внизу, у входа, стояла возбуждённая толпа… Как же преступнице удалось прошмыгнуть незамеченной?

— А она покинула дом другим путём, — пояснил Костенко. — Сорвала замок, проникла на чердак и, по всей видимости, спустилась по пожарной лестнице.

— Ну а чем доказано, что эта гражданка была в квартире Сегеди?

— Как вы уже знаете из материала дела, в кармане пиджака Сегеди находилась пачка сигарет…

— С гашишем, — кивнул подполковник.

— Да, с «травкой», как её называют наркоманы, — сказал Костенко. — На пачке этой обнаружены отпечатки двух пальцев. На сорванном замке чердачного люка тоже были оставлены отпечатки. Правда, сильно смазанные, но один — большого пальца правой руки — сохранился более или менее отчётливо. Он совпал с отпечатком на пачке сигарет.

— Ясно… Но почему вы связываете эту женщину с Роговым?

— Есть основания, Дмитрий Александрович, — заверил Костенко. — Понимаете ли, имеются данные, что накануне убийства фотографа Роговой встретился во Львове с женщиной, которая по всем описаниям походила на ту, что видел сосед Сегеди. И по лицу, и по одежде.

— Выяснили, кто эта женщина?

— Увы, о ней сведениями не располагаем, — развёл руками следователь Трускавецкой прокуратуры. — Известна только кличка — Чёрная вдова.

— Чёрная вдова? — переспросил Кичатов. — Интересно, за что же она удостоилась её?

— Кто знает! — пожал плечами Костенко.

— А что вы можете сказать о Роговом?

— Хитёр, коварен, жесток, — выдал краткую характеристику Павел Иванович. — Словно тать, невидим и неслышим. То промелькнёт в Киеве, то оставит о себе слушок во Львове, то вдруг выяснится, что побывал в Ужгороде.

— Взглянуть бы на этого мафиози, — усмехнулся подполковник. — Фото есть?

Костенко открыл папку с делом, вынул из вклеенного туда конверта фотографию и протянул Кичатову.

Роговой был снят на улице среди толпы и, видимо, даже не подозревал, что его фотографируют. Жестокое волевое лицо, пронзительные глаза и пышные усы. На нем были галифе, сапоги и рубашка навыпуск, перепоясанная ремнём с металлическими накладками. Наряд нарочито вызывающий, однако он шёл Роговому, подчёркивая стройность крепкой фигуры.

— Передержали в проявителе, что ли, — заметил Кичатов. — Лицо как у негра.

— Отпечатали нормально, — сказал Павел Иванович. — Просто он такой смуглый.

— Да? — машинально произнёс Кичатов, внимательно вглядываясь в изображение Рогового — Барона.