Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич. Страница 124

Не нашёл Игорь Андреевич и документов Скворцова-Шанявского: диплома доктора наук, диплома профессора, служебного удостоверения, пенсионной книжки.

«А с кем он вёл переписку? Надо исследовать содержимое почтового ящика», — подумал следователь.

Не найдя больше ничего примечательного в письменном столе и книжных шкафах, Чикуров тщательно обшарил все углы кабинета. Под массивным креслом он обнаружил окурок сигареты с фильтром. Скворцов-Шанявский не курил, и, значит, окурок был брошен кем-то другим. Окурок был изъят. Затем вместе с понятыми спустились в вестибюль и вынули скопившуюся в почтовом ящике корреспонденцию: газеты «Сельская жизнь», «Советская торговля» и журналы «Закупка сельскохозяйственных продуктов», «Картофель и овощи», «Плодоовощное хозяйство», «Сельское хозяйство России» и «Сельское хозяйство Нечерноземья». Помимо этого — конверты с вырезками из центральных и местных газет все на ту же тематику — овощи, фрукты, торговля ими.

Среди отправлений, пришедших на имя профессора, было ещё три. Два почтовых перевода: из Краснодарского края на сумму четыре тысячи рублей и из Крыма на тысячу рублей. Третье послание — короткое письмо с Кавказа. «Валерий Платонович! Нужно определить гранаты в количестве 2 т., а может быть, и больше. Срочно телеграфируйте. Условия обычные».

Фамилия отправителя этой писульки была Немчинов.

Игорь Андреевич обратил внимание, что последний раз Скворцов-Шанявский наведывался в почтовый ящик 13 ноября. Все, что принесла почтальон после, то есть с 14 ноября, лежало в ящике.

Вот, видимо, и время смерти профессора, — предположил Чикуров. — С вечера 13-го, когда принесли последнюю почту, по 14 ноября… Тело, таким образом, пролежало в ванне четверо или пятеро суток».

Уже когда Чикуров заканчивал оформление протокола осмотра места происшествия, приехал хозяин квартиры, которого разыскал участковый инспектор.

Митрошин был испуган, взволнован, растерян. Следователь допросил его.

— Я, можно сказать, не знаю Скворцова-Шанявского! — уверял Митрошин, зябко передёргивая плечами в дублёнке.

В квартире было холодно, потому что из-за сильного трупного запаха пришлось открыть окна.

— С какого времени живёт у вас профессор? — спросил следователь.

— С конца января этого года. Понимаете, я вообще-то не сдаю квартиру, но за Валерия Платоновича очень просил один мой знакомый.

— Кто именно?

— Жоголь, — ответил Митрошин, щёлкая суставами пальцев от волнения. — Я и уступил… Но я не брал со Скворцова-Шанявского ни копейки! Он лишь платил квартплату, за свет и телефон.

— И все? — уточнил Чикуров.

— Неужели я похож на человека, кто извлекает нетрудовые доходы из своего жилья? — не скрывая обиды, ответил хозяин квартиры. — А пустил я Валерия Платоновича только потому, что его, как я уже говорил, усиленно сватал Жоголь.

Имя этого торгового работника следователь слышал за сегодняшний день уже второй раз, от Жура и вот теперь.

— Простите, а где работает Жоголь? — поинтересовался Чикуров.

— Леонид Анисимович? — У Митрошина вдруг забегали глаза. Стараясь не смотреть на следователя, он пробормотал: — В каком-то гастрономе. Точно не знаю. Короче, я его давно не видел.

— Адрес, телефон Жоголя?

Геолог вытащил из кармана записную книжку и продиктовал Чикурову домашний телефон Жоголя.

Игорь Андреевич продолжал допрос. По словам хозяина квартиры, он не был у себя уже месяца четыре. И вообще не беспокоил постояльца. Скворцов-Шанявский — человек солидный, можно было не беспокоиться за порядок в доме и своевременную плату по счетам.

— Так когда вы видели Скворцова-Шанявского в последний раз? — задал уточняющий вопрос следователь.

— Совсем недавно…

— Как? — удивился Чикуров. — Вы же только что говорили, что не навещали его здесь давно.

— А мы встретились в центре, — пояснил Митрошин. — Он неожиданно позвонил мне и сказал, что хочет встретиться. По делу. Договорились в обеденный перерыв в ресторане «Националь», что внизу… — Геолог замялся, немного помолчал, но все же сообщил: — Он сделал мне несколько странное предложение.

— Какое?

— Спросил, не куплю ли я у него машину. Его «Волгу». Она прошла тысяч пятнадцать, для «Волги» это совсем ничего. Я говорю: Валерий Платонович, милый, зачем мне «Волга», сами ведь знаете, что я привёз из Африки иномарку. У меня «фольксваген»… Два года под палящим солнцем Сахары! Хрячил на него!.. Тогда Скворцов-Шанявский говорит: мол, может быть, предложите кому-нибудь из знакомых? Я обещал поспрашивать. Позвонил ему на следующий день, а он сказал, что уже нашёл покупателя. Да, ещё он предложил купить у него японскую видеосистему «Джи-ви-си». Запрашивал недорого, всего шесть тысяч, хотя она тянет на все десять!

— Вы согласились?

— У меня есть. «Грюндиг». Привёз вместе с «фольксвагеном».

— Какого числа состоялась ваша встреча?

Митрошин наморщил лоб, пошевелил губами, посчитал что-то на пальцах:

— Двадцать восьмого октября.

Напоследок Чикуров прошёлся с хозяином по квартире. Догадка следователя оказалась верной: обстановка принадлежала Митрошину. И все было на месте.

— Только вот эта штукенция, — показал на непонятную для Игоря Андреевича аппаратуру в кабинете Митрошин. — Она не моя. Я купил бы её у Валерия Платоновича не глядя! За любую сумму!

— Что это? — спросил Чикуров, которого ещё при первом осмотре заинтересовал непонятный аппарат.

— Персональный компьютер! — с восхищением произнёс Митрошин. — Модификация последнего поколения ЭВМ! Между прочим, я тогда, в «Национале», заикнулся, не уступит ли он её? Но Валерий Платонович замахал руками что твоя мельница! Говорит: никогда в жизни, это же мой хлеб!

Следователь на всякий случай спросил, знакома ли Митрошину фамилия Иркабаев?

— Нет, не знакома, — не задумываясь ответил геолог. — Я вообще никого не знаю из окружения Скворцова-Шанявского…

После того как хозяин квартиры ознакомился с протоколом допроса и подписал его, Чикуров сказал, что, возможно, Митрошин ещё понадобится следователю.

— А если кто-нибудь будет интересоваться Скворцовым-Шанявским, будьте добры, позвоните мне, — попросил Игорь Андреевич и написал на бумажке свой служебный телефон.

— Конечно, конечно, — закивал геолог, пряча листок в записную книжку.

Он покинул свою квартиру вместе со следователем и работниками милиции, словно боясь оставаться там один.

Митрошин укатил на белом «фольксвагене». Работники РУВД предложили Чикурову подбросить его куда надо, но он решил после смрадного помещения пройтись по свежему воздуху.

Уже смеркалось. Окна домов засветились жидким жёлтым светом. Игорь Андреевич неторопливо шагал по тротуару, думая свою думу.

Чуть больше шестидесяти… Редко кто в таком возрасте кончает жизнь самоубийством. Если, конечно, это самоубийство…

Правда, есть предсмертная записка, но Чикурову уже встречалось в следственной практике, когда таким письмом пытались прикрыть убийство.

«Предположим, что профессор сам наложил на себя руки, — анализировал увиденное в квартире Митрошина Игорь Андреевич. — Что толкнуло его на столь отчаянный шаг?.. Любовная драма?.. Страх перед каким-то возмездием? Неизлечимая болезнь? Приступ депрессии?»

«У меня два пути, — вспомнил Чикуров последнее послание покойного. — Первый — смерть. Второй — тоже смерть и истязания. Я выбираю первый…»

Кому послание? Что имел в виду Скворцов-Шанявский под словом «истязания»? В переносном или же буквальном смысле? И кто мучил его?

Тут же мысль следователя перескочила на другое: кто будет хоронить профессора? Никто из его родных и близких Чикурову известен пока не был. Может, выяснить у Жоголя?

Игорь Андреевич уже подошёл к метро, зашёл в будку телефона-автомата, позвонил Жоголю. Ответа не последовало. Тогда Чикуров набрал другой номер — Иркабаева. Трубку взяла женщина.

— Общежитие… Вам кого?

— Будьте добры, позовите Иркабаева.

— Подождите…