Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич. Страница 48

— Да понимаете, земляк приехал лечиться. Город я ему показывал, — оправдывался Иркабаев. — Я сейчас к вам зайду.

— Не стоит, завтра я сам появлюсь на «водопое». Там и встретимся.

Валерий Платонович посчитал, что приходить Иркабаеву в санаторий не стоит: наговорят ему бог знает чего о сердечном приступе, и приятель может проговориться Орысе. А это уж и вовсе ни к чему, подумает: вот ещё, старый доходяга…

Сошлись они с Иркабаевым в восемь часов утра. На расспросы приятеля Скворцов-Шанявский отмахивался, мол, какая это болезнь, просто недомогание. Словом, бодрился.

Профессору хотелось поскорее увидеть Орысю. Но Роман открывал свою точку в десять… Валерий Платонович как бы невзначай поинтересовался, встречал ли Иркабаев Орысю.

— Какое там! — темпераментно взмахнул рукой Иркабаев. — Земляк замотал. То в лесопарк, то на озеро в Помярках. Успели даже побывать в Дрогобыче и Бориславе.

— Понятно, — не скрывая разочарования, произнёс Валерий Платонович.

— Да! — словно что-то вспомнив, воскликнул Иркабаев. — Романа вчера видел, фотографа. Вечером. Он шёл с какой-то симпатичной женщиной. Поздоровались, конечно. Я спросил у него, не заходили ли вы к нему в эти дни. Роман как-то нехорошо посмотрел на меня и говорит: «Мне бы ваши заботы».

— Странно, — удивился профессор. — Он всегда был приветлив с вами.

— Я сам удивился. Говорю, чем вы недовольны, Роман? А он, знаете, что сказал? «Помощница куда-то делась. Не выходит на работу». — «Давно?» — спрашиваю. «С того самого дня, — говорит, — как с вашим другом ездила за город». Это он о вас, дорогой профессор… У меня, говорит, план летит к чертям собачьим. И вообще, мол, это добром не кончится.

— Что именно? — насторожился Скворцов-Шанявский.

— Не знаю, — развёл руками Мансур Ниязович. — Роман что-то пробормотал и пошёл дальше.

— На меня злился? — допытывался Скворцов-Шанявский, которому поведение Сегеди казалось все более подозрительным.

— Да нет, — начал успокаивать его Иркабаев, — ничего страшного. Обида, может, какая и есть, но…

— Ладно, бог с ним, — отмахнулся Валерий Платонович, прикидываясь, что слова фотографа его не волнуют.

Однако сообщение Иркабаева встревожило его не на шутку. Восточные люди обычно дипломатничают. Наверняка Сегеди высказался более определённо.

Профессор сменил тему разговора. А в голове вертелся вопрос, что же с Орысей? Почему она прогуливает? Может быть, тоже заболела? Или намеренно скрывается от Сегеди, чего-то опасается?

Разошлись каждый в свой санаторий — завтракать. Днём Скворцов-Шанявский несколько раз проходил возле бювета, но так, чтобы не попасться на глаза Сегеди.

Действительно, «медведя» не было.

Дотянув до вечера, профессор решил выяснить наконец, что все это значит. Неведение становилось невыносимым.

«Пойду и прямо спрошу у этого патлатого фотографа, где Орыся, — решил Валерий Платонович. — Кстати, проясню наши с ним отношения».

Сразу после ужина профессор покинул санаторий. Заботливая медсестра, все ещё опекавшая его, спросила, когда он вернётся.

— Я всего на пару часов, — ответил он. — Пройдусь по воздуху.

— Смотрите, Валерий Платонович, — предупредила медсестра, — чтобы в десять были в палате как штык. А то врач по головке не погладит. Да и мне влетит, — и посмотрела на часы.

Было четверть девятого вечера.

Но профессор не пришёл к намеченному сроку. Не вернулся он в санаторий и в двенадцать, и в час ночи. Медсестра, перепугавшись, стала звонить в «Скорую», но там о Скворцове-Шанявском ничего не знали. Отчаявшись, она позвонила в милицию, где ей сообщили, что Валерий Платонович задержан сотрудниками уголовного розыска и находится в горотделе внутренних дел. На её вопрос, в связи с чем арестован профессор, вразумительного ответа не последовало.

Да и сам Павел Иванович Костенко, следователь прокуратуры города, пока не мог понять, что же произошло на самом деле.

Первой была допрошена свидетельница Татьяна Захожая, продавщица магазина «Подарки», девушка девятнадцати лет.

Вот её показания, зафиксированные протоколом:

«…Сегодня вечером я возвращалась домой после танцев. Провожал меня парень, с которым я там познакомилась. Зовут его Олег, фамилию не знаю. Он лишь сообщил, что приехал в Трускавец из Кишинёва и лечится по курсовке. Когда мы подошли к моему дому, Олег не хотел отпускать меня, предлагал ещё погулять. Но я торопилась, зная, как волнуются мои родители, если меня поздно нет. Олег сказал, что ещё „детское время“, всего начало одиннадцатого. Я посмотрела на наше окно на восьмом этаже, где горел свет. Над нашей квартирой, на последнем этаже, живёт Роман Сегеди. У него тоже был включён свет. Я знала, что жена Сегеди Марийка находится в гостях у родителей в деревне. Но в окне Сегеди я увидела двух людей. Ещё подумала, кто это пришёл к нему в гости? И вдруг из окна Сегеди вылетел человек. Я онемела от ужаса, закричала. Олег, который стоял спиной к дому, испугался, обернулся и тоже увидел, как тот человек упал возле фундамента. Мы побежали к нему. Это был Роман Сегеди. Он лежал на спине с открытыми глазами, изо рта у него текла кровь. Мне стало плохо, началась рвота. Тут выбежали соседи из нижней квартиры. Кто-то посадил меня на скамейку, дал воды. Кто вызвал „скорую помощь“, я не знаю. Помню, что Олег побежал в подъезд. Потом приехала „скорая“ и милиция…»

Затем был допрошен второй свидетель, провожатый Татьяны Захожей, Олег Долматов, двадцати семи лет, проживающий в Кишинёве, машинист сцены в театре. Повторив в общем показания девушки, он сообщил следующее:

«…Когда Татьяна пришла в себя, то несколько раз повторила, что Романа выбросили из окна, что она это видела. Узнав, что Роман живёт на девятом этаже в квартире сто один, я тут же побежал в дом, чтобы попытаться задержать преступника. Лифт не работал, и мне пришлось подниматься пешком. Дверь в сто первую квартиру была закрыта, но не заперта, потому что я толкнул, и она открылась. Я вошёл в коридор и увидел, что навстречу мне идёт пожилой мужчина. Солидный, в светлом костюме. Я несколько растерялся, спросил: „Вы здесь живёте?“ Он ответил: „Нет“. Я спросил, кто он. Мужчина сказал: „Скворцов-Шанявский. Пришёл навестить Романа, а его нет. Не знаете, где хозяин?“ Его спокойный тон ещё больше удивил меня. В это время с улицы послышалась сирена „скорой помощи“. Мужчина хотел выйти из квартиры, но я преградил путь. Он стал возмущаться. Тут в квартиру вошли два сотрудника милиции в форме. Я объяснил им, что произошло и почему я нахожусь в этой квартире…»

И вот перед следователем Костенко сидит Скворцов-Шанявский. На вид — сама респектабельность. Отлично сшитый дорогой костюм, безупречно чистая сорочка, холёные руки, спокойные, хотя и усталые, светло-серые глаза. Анкетные данные под стать внешности: профессор одного из академических институтов Москвы…

Все вместе действовало несколько обескураживающе на в общем-то ещё довольно молодого следователя: Павлу Ивановичу едва перевалило за тридцать.

Но два часа назад погиб человек — «скорая» увезла бездыханное тело Сегеди. И в том, что произошла трагедия, подозревался этот лощёный гражданин.

— Расскажите, Валерий Платонович, как вы оказались в квартире Сегеди? — вежливо попросил Костенко. — Пожалуйста, указывайте время.

— К дому я подошёл в начале одиннадцатого, — начал профессор.

— А поточнее?

— Минут десять одиннадцатого, — продолжал Валерий Платонович. — Вечная история — лифт стоит. Испорчен. Потихонечку да полегонечку стал подниматься наверх. Раза три останавливался, — профессор показал на сердце. — Четыре дня провалялся с гипертоническим кризом… Осилил-таки. Смотрю, дверь прикрыта неплотно. Позвонил — не открывают. Думаю, может, Роман Евграфович заснул или хворает, не велено вставать? Свои ещё свежи впечатления от болезни. Вошёл, везде свет… Крикнул: кто есть дома? Молчок… Потом слышу — свистит.

— Кто? — спросил удивлённо следователь.

— Чайник. У меня такой же… Когда закипит, из носика пар. А на носике крышечка со свистком.