Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич. Страница 7

— Ну что, румяный мой философ? — шутливо спросил Глеб.

— Да так как-то все, братец историк, — в тон ответил Буримович словами из «Ревизора».

Он был небольшого роста, кругленький, с распадавшейся посередине головы пышной шевелюрой и розовыми пухлыми щёчками. По его виду нельзя было подумать, что он занимается такой серьёзной наукой. Разве что умные пытливые глаза за сильными линзами очков.

Болтать с ним — одно удовольствие. Аркадий чуть ли не каждый день делал очередное открытие — гениальное, как он выражался. Однако оно жило недолго: его или быстро опровергали, или же выяснялось, что подобная идея давно была высказана кем-то другим.

Если этого толстяка что-нибудь увлекало, то он непременно стремился зажечь кого-нибудь ещё. Кто попадётся под руку.

Сегодня это был Ярцев.

— Слушай, старик, это грандиозно! — теребя Глеба за рукав пиджака, горячо начал Аркадий. — Я понял…

— С какого конца есть сваренные всмятку яйца? — сыронизировал Глеб.

— Не скалься! — не обиделся Буримович. — Ну, вот скажи мне, почему неистребим шабашник?

— Проще пареной репы. Налево больше платят.

— Фу! — поморщился Аркадий. — Рассуждаешь как обыватель. А тут политэкономия! Целая научная система!

Глеб улыбнулся.

Приняв улыбку Глеба на свой счёт, Буримович покачал головой:

— Я серьёзно, старик.

— Давай, давай, я слушаю, — сказал Ярцев.

— Понимаешь, шабашничать экономически выгодно, — стал развивать свою мысль Аркадий. — Смотри, — он начал загибать пальцы. — Строитель какого-нибудь СМУ из каждой заработанной десятки отдаёт государству в виде налога и других удержаний — на содержание управленческого аппарата, армии, милиции, на здравоохранение, образование и прочее — определённую сумму. Скажем, рубля три…

— Ну, а как же иначе?

— Верно, все это надо, — согласился Буримович. — И что же? В результате, работая в государственной системе, строитель получает на руки, допустим, семь рублей из десяти. А шабашник? Армию он не содержит, милицию

— тоже, больницы, школы… В больницу же ходит, как и мы, детей своих учит бесплатно! Заметь, на мои и твои деньги! Выходит, что десятка, которую он получает у частника, остаётся целёхонькой. Да плюс ещё те рубли, которые он должен был отдать врачу и учителям своих детей. То есть он получил все тринадцать целковых за тот же труд, который потратил бы на государство.

— Ты хочешь сказать, эти три рубля он украл из общественного фонда? — проявил знание предмета Глеб.

— Скажем — вocпoльзовался, — пoпрaвил Аркадий. — А я хочу сказать насчёт этого общественного фонда потребления. Видишь ли, старик, по моему глубокому убеждению, тут у нас перегиб. Так сказать, забегание вперёд. За счёт общественных фондов выплаты и льготы населению выросли с тысяча девятьсот сорокового года почти в двадцать раз. С двадцати четырех рублей до четырехсот семидесяти пяти на душу населения. Вникни!

— Это же хорошо, — сказал Глеб.

— Сам рост — да, — кивнул Буримович. — Но вот как происходит распределение? И потом, нужно ли продолжать этот курс? Не забывай, что основной принцип социализма — каждому по труду. Однако принцип этот, увы, соблюдается далеко не всегда. Например, построили дом, как сейчас говорят, с улучшенной планировкой. Очередь в исполкоме подошла для академика и шофёра. Оба получили одинаковые квартиры. Справедливо?

— Демократия…

— Погоди! — остановил собеседника жестом Буримович. — Общественная значимость, вклад обоих разве равен?

— Нет, — согласился Глеб.

— Вот именно! Принцип — каждому по труду — нарушен! Более того, уменьшается степень непосредственного стимулирования. Зачем какому-нибудь изобретателю ломать голову, не спать по ночам, проталкивать на нервах свою идею, если он за свои муки получит такую же квартиру, путёвку в такой же дом отдыха, что и безынициативный коллега? Горишь ты на работе или делаешь её тяп-ляп, все равно получаешь те же блага из общественного фонда потребления.

— Ну и что же ты предлагаешь? — спросил Глеб.

— Сократить общественные фонды потребления! — рубанул воздух рукой Аркадий.

— Позволь, позволь, — возразил Ярцев. — Это одно из важнейших достижений нашего общества! Бесплатное лечение — а значит, доступное всем, понимаешь! А жильё? Копейки…

— А зачем? — с вызовом спросил философ. — Объясни, почему за жильё установлена символическая плата?

— Потому что это одна из основных потребностей человека! Как хлеб! Как одежда! Их должны иметь все. Умные и не очень, здоровые и больные, многодетные и одинокие.

— Позволь, позволь! — распалился Аркадий. — Я не спорю, квартиры должны иметь все. Но вот какие — это вопрос!

— Нормальные! Со всеми удобствами!

— Я не о том. Смотри, что получается. У нас в семье шесть человек. Живём в двухкомнатной квартире. Правда, стоим на очереди. А соседка напротив — одна в трехкомнатной! У неё умер муж, а дети давно ушли, получив свою площадь.

— Что же делает соседка одна в трех комнатах?

— Сдаёт! А вот если бы она платила не символическую плату, а реальную

— черта с два занимала бы три комнаты! Переехала бы, миленькая, в однокомнатную!

— А ты бы — в её? — усмехнулся Глеб.

— Почему в её? Может быть, в пятикомнатную. Или — семи! Словом, такую, какая необходима для нашей семьи.

— Не дадут! И не просите.

— И вообще, почему мы должны просить у кого-то квартиру? Почему? — запальчиво произнёс Буримович. — Мать с отцом вкалывают за милую душу. Моя жена… Ну, и я не бездельничаю. Так дайте же нам возможность самим выбирать ту или иную услугу, благо…

— Многого хочешь, — раздался насмешливый голос.

Они обернулись.

— Привет, Женя, — поздоровался с высоким худым парнем Глеб.

Это был лаборант с химфака. Буримович молча кивнул ему.

— Я не конкретно о себе, — пояснил философ. — О тебе, о нем… О каждом. Потому что убеждён: чрезмерное сокращение принципа возмездности, эквивалентности и оплаты получаемых услуг, ограничение сферы товарно-денежных отношений, замена их прямым административным распределением приносит больше отрицательных, чем положительных результатов. И мы ещё удивляемся, откуда берутся так называемые «деловые» люди, разные проныры и прохиндеи! Надо за квартиру брать столько, сколько она стоит в действительности, за путёвку в санаторий — тоже. Хочешь иметь дачу — плати за землю не символический налог, а сумму, соответствующую затратам на благоустройство посёлка, проведение дорог, электричества, газа и тому подобное. Причём — дифференцированно. Желаешь поближе к городу или, например, у речки — дороже, подальше — дешевле!

— С моей зарплатой я могу рассчитывать на клочок болота за триста километров, — рассмеялся лаборант. — Да и мать, хоть она и доцент, тоже не разгуляется.

— Конечно, все эти меры не могут быть проведены при сохранении теперешних окладов, — сказал Аркадий. — Их нужно увеличить. Как и другие регулярные выплаты — пенсии, стипендии… Пусть каждый получает по труду и платит по потребности! Пора уже снять с плеч государства отдельные функции распределения.

— И будет рай! — воздел руки Женя.

— Порядок будет! — сказал Аркадий. — Исчезнет блат. Многие проблемы самоурегулируются…

Глеб вдруг спохватился — заседание кафедры, на котором он должен сделать сообщение. Глянул на часы — в запасе было минут двадцать. Он оставил Буримовича разворачивать свои идеи перед лаборантом, сдал литературу Люсе и пошёл в буфет. Перехватить чашку кофе.

По пути в буфет Глеб вспомнил, что нужно позвонить Копылову. У телефонов-автоматов толклись студенты. Не объясняться же с генералом при народе… Ярцев зашёл на кафедру русского языка и литературы, к знакомой лаборантке. Она собиралась идти обедать и, узнав, что требуется телефон, сказала:

— Звони… Будешь уходить, захлопни дверь на английский замок.

— Непременно, — улыбнулся Глеб, протянув ей пачку иностранной жевательной резинки.

— Ну, Ярцев, ну, душка! — лаборантка сделала ему ручкой и убежала.