Синева - Алмазов Борис Александрович. Страница 13

— Но никто не верит, что они у меня есть!

— Увидят твой полёт — поверят.

Тимоша вздохнул и опустил голову.

Дождь прекратился. Редкие капли падали в лужи, и по гладкой поверхности раскатывались широкие круги.

Тимоша подвинулся к огню поближе. Его знобило. Не то от сырости, не то от мысли, что он больше никогда не полетит.

— Дедушка, а откуда берутся крылья?

— Крылья-то? — хитро прищурился солдат. — Я так понимаю: крылья — штука особая. Потому их мало кто и видит. На обыкновенный-то взгляд их вроде и нет, они себя в деле являют… Вот и смекай: откуда они?

— Откуда? — не понял Тимоша.

— Не догадался?

Солдат положил широкую ладонь на Тимошину макушку, и рука эта оказалась такой тёплой и ласковой, что от неё по всему телу мальчика разлился ровный жар. Тимоша перестал дрожать.

— Не догадался, — сознался мальчик.

— Ну, например, работают два плотника. Дом строят. Один топориком тяп-ляп да всё на часы поглядывает, скоро ли ему на обед идти. А другой брёвна кладёт, как песню ведёт. Ему и обед не во вкус: всё назад к топору бежать норовит. Он и ночью на самой мягкой перине ворочается: о работе размышляет. Как бы посноровистей да получше сделать… Так что ему спать не даёт?

— Крылья?

— Они! Нет от них покоя. Но есть счастье. Потому как крылья эти — талант!

— Какой талант? — не понял Тимоша.

— У каждого свой. Кто песни петь мастер, кто сады сажать, кто лечить, кто учить. У каждого свои крылья.

Голова у Тимоши клонилась всё ниже.

— Дедушка, — прошептал он совсем тихо, — а я сегодня потерял свои крылья. Утром ещё были. Никто мне только не поверил. А были! Но теперь я уже и сам не верю, что смогу летать.

— Вот это беда так беда, — загоревал солдат. — Последнее дело, когда человек себе верить перестаёт. Это беда нешуточная.

— Что же… — спросил Тимоша, сдерживая слёзы, потому что это и был самый главный вопрос. — Как же я теперь жить буду?

— Да жить-то живут! И я на своём веку повидал, и ты ещё увидишь, как люди своих крыльев пугаются, — задумчиво сказал солдат. — Бескрылым-то жить — оно даже спокойнее. Но только смотришь, вроде у них всё есть: и удача, и покой. А они томятся, хлопочут, места себе не найдут. Потому как счастья нет! Несчастные они, те, что от полёта отказались. Бескрылые-то.

— И я? Я тоже буду несчастным? — прошептал Тимоша.

— Да что ты! Да лучше мне сто раз в том бою погибать, чем о таком думать, — вздохнул солдат, обнимая Тимошу за плечи. — Не можешь ты быть несчастным! Не должен!

— Да как же, если крыльев-то больше не будет! — заплакал Тимоша.

— Не реви! — сказал солдат. — Я-то у тебя на что? Давай вместе думать, как беде помочь.

— Может, упражнения есть какие? — подсказал мальчик. — Чтобы снова они выросли. Гимнастика лечебная?

Солдат засмеялся.

— Гимнастика, говоришь? Лечебная?

Тёплой ладонью он вытер слёзы с Тимошиных щёк.

— Вот что я тебе скажу: те, что бескрылыми становились, сами этого хотели! Им крылья были в тягость. А ты без крыльев томишься. Тебе без них жизнь не мила. Да и пропали-то они, можно сказать, не по твоей воле. Стало быть, надежда есть… Наш старшина, бывало, уж в какие переделки мы ни попадали, а всё приговаривал: «Не горюй, ребята. Живы, — значит, всё впереди!» Вот так, милый…

— Что же мне делать?

— Думать, — сказал солдат твёрдо. — Думать. С этого всякое дело начинается.

— А как?

— Что «как»?

— Думать-то?

— Это верно. Думать, брат, тоже надо уметь. А чтобы уметь, надо сперва научиться. Давай мы с тобой сначала вдвоём думать будем.

Солдат опустился на плиту и прикрыл Тимошу полою своего старого ватника.

— Упражнений, конечно, чтобы крылья выросли, нет, это тебе не мускулатура, а вот средство, чтобы они опять явились, должно быть!

— Какое средство? Лекарство, что ли? — не понял Тимоша.

— Да вроде того… Чудо.

— А… — разочарованно протянул мальчик. — Чудес не бывает…

— Как «не бывает»! — укоризненно сказал солдат. — Ты же сам летал, а такое говоришь.

— Это другое дело…

— Да вовсе не другое! И подвиг — чудо, и талант — чудо… Открытие любое — чудо! А ты говоришь — не бывает. Мы о другом давай будем думать: как оно, чудо это, получается? Вот у тебя, к примеру, когда крылья появились? — спросил солдат.

— Я Рекса, то есть чижика, летать учил. Чижику помогал. Он, дедушка, представляешь, инкубаторский. Без родителей… Его ни петь, ни летать не учили… Какая ж без этого птица? Вот я и…

— Вот и выходит… — задумчиво протянул солдат. — А я раненых вытаскивал. Вот ведь какая штука получается… Смекаешь?

— Нет, — честно признался Тимоша.

— Неужто не ясно, — удивился солдат. — Ведь как просто. Любой талант является, когда он другим на пользу служит!

— Понял! — обрадовался Тимоша. — Понял! Крылья тогда вырастают, когда другому нужен, когда на помощь спешишь.

— Точно! — засмеялся солдат. — А ты говорил, что думать не умеешь. Вот и соображай: чтобы крылья вернулись, нужно, чтобы тебя позвали…

— Кто?

— Тот, кто в беде оказался.

— Да… — грустно сказал Тимоша. — Разве узнаешь, кому помощь нужна?

— Это ты верно говоришь…

Солдат помолчал, сдвинул на затылок старую ушанку со звёздочкой.

— Настоящее горе чужого глаза сторонится, настоящая беда от людей глубоко хоронится. А ты сердцем старайся услышать. Человек в беде-то, может, и молчит, но душа-то у него кричит! А доброе сердце на тот крик отзывается. Понял?

— Да, — сказал Тимоша.

— Ну вот и ладно.

Солдат поднялся, поправил шапку.

— Что бы ни стряслось, какое бы горе тебе ни встретилось, помни, милый: мир добром стоит, а добро людьми делается.

Он потуже застегнул потрёпанный брезентовый солдатский ремень.

— Ступай, родной, не теряй времени. Помощь, она всегда требуется.

— Спасибо. Спасибо тебе, дедушка, — сказал мальчик.

— За что, милый ты мой?

— За то, что ты мне помог.

— Так ведь я на то и есть, чтобы в трудную минуту ко мне, к нам, то есть к тем, кто раньше тебя жил, обращаться. Ты только помни… Помни, что я… Что все мы всегда с тобой… Согрелся? Ну, ступай. Ступай, родной…

Солдат отступил назад, махнул рукой и словно слился с огнём, гранитом, с золотыми буквами имён…

Огонь трепетал на ветру, как шёлковый…

Глава пятнадцатая

«Давайте, я вас спасу!»

«Вот помогу кому-нибудь, — может, крылья и появятся?» — повторял про себя Тимоша, и душа его наполнялась надеждой.

Но кому нужна помощь? Вот уже почти два часа кружил мальчишка по городу, и никто не просил его помочь.

Туча вылила на город весь дождь и уплыла в сторону моря. Но светлее не стало. Осеннее небо нависло так низко, что едва не касалось крыш. Всё вокруг было мокрым: асфальт, зонтики в руках прохожих, что возвращались в этот час с работы, блестели мокрыми боками автобусы. Казалось, сам воздух наполовину из воды.

Тимоша вышел к реке. Благодаря этой реке город был знаменит на весь мир. Реку сковывали гранитные набережные, широкие железные мосты выгибали над ней спины. Короткими летними ночами мосты словно взмахивали крыльями и под ними проплывали многотонные баржи и многопалубные теплоходы. Днём по реке скользили яхты, работяги буксиры волокли плоты. В праздники в её водах отражались военные корабли и огни салютов. В неё, как в тёмное зеркало, смотрелись старинные фонари и дворцы, что выстроились на набережных.

Все в городе любили реку. И Тимоша тоже. Весной он специально приезжал к ней, чтобы посмотреть, как плывут по синей воде белые льдины и катаются на них чайки да вороны. Летом не было для мальчика большей радости, чем проплыть на речном трамвайчике мимо садов и парков, мимо старинных чугунных оград.

Иногда река сердилась, надувалась и перехлёстывала пенистыми волнами через каменные парапеты! И тогда машины катили по залитым водою улицам и поднимали буруны, как настоящие морские катера. Вода выплёскивалась из люков, растекалась по садам и паркам, вламывалась в подвалы. А в старинной крепости на острове посреди реки начинала тревожно палить пушка! Так с давних времён в городе объявляли тревогу.