Изувер - Безуглов Анатолий Алексеевич. Страница 11

Турков замолчал.

Гольст поинтересовался насчет других девушек, которыми увлекался Ветров. Турков назвал дочь заведующего кафедрой в их институте. На ней Борис тоже как будто хотел жениться, но быстро охладел. Как понял Гольст, видимо потому, что появилась Алиса Макарова.

Что же касается женщин, относительно которых Ветров не имел серьезных намерений, но с которыми проводил веселые ночи на даче в Быстрице и в городской квартире (разумеется, в отсутствие родителей), о них Турков ничего сказать не мог. Или действительно не знал эту сторону жизни своего друга, или не хотел его компрометировать. Во всяком случае, Олег уверял, что не принимал участия в похождениях Бориса.

Закончив допрос, Гольст предупредил Туркова, чтобы содержание состоявшегося между ними разговора не разглашалось. Олег твердо пообещал молчать.

— Вполне возможно, что Турков действительно не в курсе амурных похождений Ветрова, — сказал капитан Самойлов, обсуждая с Гольстом допрос Олега. — Бывает… Борис держит его возле себя, так сказать, для души. Чтобы тот пел ему дифирамбы. А с женщинами он развлекается на пару с Полонским.

Этот более подходит для такой роли.

— Возможно, — согласился следователь. — Вы узнали что-нибудь относительно Виктора Зубова, брата Марины?

— Узнал, Владимир Георгиевич. Унего алиби. С пятнадцатого августа по восьмое сентября он был в доме отдыха под Одессой

— Может, попросил отомстить за сестру кого-нибудь из дружков?

— Таких дружков у Зубова нет. Он не водится с сомнительными типами.

— Ну что ж, эта версия отпадает. Посмотрим, что даст встреча с Изольдой Романовой. Пока все не могу с ней встретиться: болеет. — Гольст заметил, что капитан слушает его рассеянно, и поинтересовался: — Вы еще что-то хотите сообщить?

— Думаю… Странно получается. Турков говорит, что Ветров бедствует, на еду не хватает. А Бориса в последнее время несколько раз видели в ресторане «Метрополь». В частности, позавчера. А ведь это один из самых дорогих ресторанов в городе.

— Да? — удивился следователь. — Может, его приглашают?

— Не его, а он. Сорит деньгами, словно купец. Заказывает икру, коньяк, шампанское…

— Откуда же у него деньги?

— Насчет комиссионки Турков сказал не всю правду. Борис перетаскал туда не кое-что, а всю одежду, которая осталась от родителей, вплоть до нижнего белья. Более того, продал весь хрусталь, ковры и даже кое-что из мебели.

— Кутит в «Метрополе» с женой? — спросил Гольст.

— Нет, она сидит дома. Он бывает там в основном с преподавателями из своего института. В частности, с неким Кирсановым. Это, говорят, правая рука ректора.

— Ну и порядки в их институте! — покачал головой следователь. — Пить в ресторане со студентами! Борис ничего, как известно, не делает просто так.

Но они…

— Да, — кивнул капитан. — Ветров явно чего-то хочет.

— Это самое «что-то» разгадать, помоему, нетрудно. На носу распределение. Метит попасть в аспирантуру или же получить теплое местечко в городе.

— Точно, — подхватил Самойлов. — И еще, Владимир Георгиевич. Ветров нанял адвоката, чтобы тот помог ему получить в сберкассе вклад, положенный родителями на имя Ларисы.

— Любопытно… Но как же так? Жива сестра или нет, неизвестно, а он уже тянется к ее денежкам. Сумма большая?

— Тысяча рублей. Но и это не все.

После смерти родителей Борис подал заявление о признании его наследником их имущества, в частности, дачи.

Как вы знаете, положенный законом срок для установления наследников — шесть месяцев — еще не прошел. А тут поступает еще одно заявление на право наследования — от матери Надежды Федоровны.

— То есть родной бабушки Бориса, — уточнил Гольст.

— В том-то и дело, что не родной, — сказал капитан. — У Надежды Федоровны, так сказать, мачеха. Более того, с отцом Надежды Федоровны их брак не зарегистрирован. Но фактически она воспитывала ее с двенадцати лет. И Борис это знает. Как только он проведал, что бабка претендует на часть дачи, тут же подал заявление в суд, чтобы ее претензии были признаны незаконными.

Та, в свою очередь, тоже обратилась в суд, требуя признать ее законной наследницей. Не знаю, сама надумала или кто-то посоветовал… Словом, заварилась каша. Чем все кончится, неясно.

— В суде разберутся, — задумчиво произнес Гольст. — Выходит, Борис был уверен, что завладеет дачей один?

— Во всяком случае очень бы хотел.

Хватка у него, как у родителей. Не желает выпустить из рук ни копейки. Уже имеет покупателя на дачу. Деловой!

— Не по годам, — заметил следователь. — Знаете, о чем я вас попрошу?

Если можно, разузнайте, почему расстроилась женитьба Бориса на Алисе Макаровой.

— Это которая дочка московского врача-светилы?

— Совершенно верно, — кивнул Гольст. — Выясните, какая кошка между ними пробежала.

— Можно, — сказал Самойлов. — Но отсюда выяснять трудно. Вернее, не так быстро…

— Съездите в Москву, — предложил Гольст.

— Это очень важно? — на всякий случай полюбопытствовал инспектор.

— Как знать, — улыбнулся Гольст. — Смотря какие сведения вы привезете оттуда.

И они стали обсуждать, что именно должен был выяснить капитан Самойлов у несостоявшейся невесты Бориса Ветрова.

Вернулись из Кисловодска Цыплаковы, те самые, чья дача находилась рядом с ветровской. В роковую ночь на первое сентября они не спали, дежуря у постели больного человека. Их показания о времени, прошедшем между двумя выстрелами, имели исключительно важное значение.

Правда, другие соседи, Бобринские, уже назвали интервал — 3-4 секунды.

Однако Бобринские были разбужены выстрелами. А, как известно, разбуженный человек находится в заторможенном состоянии и не сразу может разобраться в происходящем.

И вот Цыплаковы на допросе категорически заявили: выстрелы со стороны дачи Ветровых прозвучали один за другим с интервалом не более чем 3-5 секунд. Показания соседей совпали.

Сомнительно, чтобы Александр Карпович за эти секунды выстрелил в жену, успел обойти кровать, лечь, накрыться одеялом, перекинуть через приклад веревку, привязанную к спусковому крючку, и убить себя. Был проведен следственный эксперимент, чтобы выяснить, возможно ли такое. Он показал, что нет. Для всех этих операций пяти секунд было явно недостаточно.

Продолжая изучать фотографии с места происшествия, Гольст обратил внимание на еще одно важное обстоятельство. Как следовало из первого заключения судмедэкспертов, во время выстрела в А. К. Ветрова срез дульной части ружья находился от его головы на расстоянии 4-6 сантиметров. Следовательно, если бы он стрелял в себя сам, то одной рукой держал бы ружье за дульную часть ствола, причем у самого среза. Попали бы в этом случае брызги крови на руку? Остались бы следы пороховой копоти? На фотографиях ни того, ни другого видно не было. В протоколе осмотра места происшествия эти детали тоже не были зафиксированы.

Чтобы внести ясность в этот вопрос, Гольст вынес постановление о назначении повторной судебно-медицинской экспертизы (для этого требовалось эксгумировать труп А. К. Ветрова), которую поручили группе авторитетных специалистов.

Тем временем Владимир Георгиевич получил наконец возможность встретиться с еще одной свидетельницей, Изольдой Романовой, и допросить ее.

Девушка выглядела неважно после только что перенесенного воспаления легких. Когда Гольст сказал, что хочет поговорить с ней о Борисе Ветрове, на ее бледных худых щеках выступил лихорадочный румянец.

— А при чем здесь я? — волнуясь, спросила она.

— Вы близко знали его? — в свою очередь задал вопрос следователь.

— Близко? — почти с испугом переспросила Изольда. — Нет… Впрочем…

Ну, встречались с ним. Два или три раза. В компании.

— Где именно?

— Ну… У одного моего знакомого…

Дома…

Она не знала, куда девать руки.

— Не надо так волноваться, — успокоил девушку Гольст. — Постарайтесь вспомнить, когда это было, кто еще присутствовал при этом.