Валентин свистит в травинку - Ферра-Микура Вера. Страница 3

— Вот это да! Такого случая мы не можем упустить! — заявила фрау Эзенбек. — Пойдемте скорее, посмотрим, что это за штука.

Девочки не заставили себя просить, но быстрее всех к качелям подбежала сама фрау Эзенбек. Она с таким азартом вскочила на сиденье, что всё сооружение затрещало.

— Здесь только два места, — сказала Людмила. — Варвара, сядь-ка ко мне на колени, но только не бей меня каблуками по ногам.

И они втроём принялись качаться на качелях перед памятником скрипачу Бобржинскому. Над их головами, словно конская грива, дрожала шёлковая бахрома. А по бокам — так во всяком случае казалось нашей счастливой тройке — качались взад-вперёд старинные дома с фронтонами.

— Настоящее приключение! — пищала от восторга бабушка. — Вот как надо праздновать приход весны, дети!

В это самое мгновение Валентин в кухне фрау Сундук по просьбе Лоттхен засвистел в травинку.

Валентин свистит в травинку - i_004.png

Серебристые тополя на двоих

Фрау Сундук посмотрела на стол. Потом под стол. Обшарив глазами всю комнату, она обвела взглядом даже потолок. Но, кроме паутины, ничего нового там не обнаружила.

— Что-то не нахожу никаких изменений, господин Высвистыватель. Вам, значит, случается свистеть и просто так, ради удовольствия.

— Подойдите, пожалуйста, к окну. — Лоттхен жестом подкрепила свои слова. — Сюрприз в палисаднике.

— Сюрприз? — Фрау Сундук сразу подумала о серебристых тополях. Она давно мечтала, чтобы по обеим сторонам калитки стояли тополя. Конечно, тополя должны быть большими, чтобы видно их было издалека. — Надеюсь, они не маленькие, фрейлен Лоттхен?

— Нет, — ответила Ринглоттхен. — Они на двоих.

— Тополя на двоих? Что-то про такое я не слыхивала, — сказала фрау Сундук, нервно мигая.

Валентин был очень доволен.

— К тому же они небесно-голубого цвета, — прошептал он, — Можете сами убедиться!

Фрау Сундук высунула голову в окно.

— Как красиво! — воскликнула она. — Как элегантно! — Не её восторг тут же сменился возмущением. — Это неслыханно! В моём саду посторонние! Не успела я получить в подарок качели, как на них уже качаются чужие люди! Эй вы, с какой это стати вы ворвались сюда?

— Сами не знаем, — ответила фрау Эзенбек.

— Просто понятия не имеем, — пропищали Людмила и Варвара.

— Секунду назад мы ещё были на Городской площади, — продолжала фрау Эзенбек, вытаскивая из пакета очередной платок. — Поверьте, это чистая правда! Ап-чхи!

— Спросите господина Бобржинского! — крикнула Варвара. — Или фрау Паулсон в аптеке, где мы купили бумажные носовые платки…

— Раз бабушка говорит, что мы только что были на Городской площади, то, значит, были! — крикнула Людмила. — Потому что наша бабушка никогда не врёт.

— Пожалуй, высвищу их сюда, наверх, — шепнул Валентин Лоттхен. — Неприятно, когда люди так громко кричат. Они ведь ни в чём не виноваты.

Фрау Сундук барабанила пальцами по подоконнику.

— Если вы сейчас же не слезете с моих качелей, я… я… Я лопну от злости! — пригрозила она. — Я требую, чтобы вы немедленно убрались из моего сада!

Так оно и случилось. Не успел Валентин свистнуть, как небесно-голубые качели уже стояли посреди кухни фрау Сундук.

— Ой! — Валентин схватился за голову. — Боюсь, я дал маху.

Очутившись в кухне фрау Сундук, фрау Эзенбек, Людмила и Варвара с удивлением оглядывались по сторонам.

— Вот их и след простыл, прекрасно! — воскликнула фрау Сундук, по-прежнему глядя в окно. — Но и качели исчезли! Странно!

Она повернула голову и увидела, что посреди кухни стоят качели, а на них по-прежнему качаются фрау Эзенбек с внучками.

— Нет! — Фрау Сундук была вне себя. — Этого ещё не хватало! Как мне теперь подойти к буфету или к раковине?

— Если вы меня спросите, что все это значит, — пробормотала фрау Эзенбек, — я отвечу: это сом.

— А я думаю, это самый настоящий фильм ужасов! — заявила Варвара.

— Фильм ужасов, в котором мы сами участвуем, — уточнила Людмила и шлёпнула Варвару по плечу: — Не дрыгай ногами, а то у меня уже все лодыжки в синяках!

— Это несомненно сон, просто сон, — прошептала фрау Эзенбек. — Я уверена, что скоро проснусь в своём маленьком пансионе на Гороховой улице, в доме номер семнадцать.

— Ты слышал, Валентин? — Лоттхен поглядела на него с мольбой. — Ты слышал? Гороховая, семнадцать. Отправь их по этому адресу. Бабушкам очень вредно волноваться.

— Разумное предложение, — сказал Валентин. — Мы всегда думаем одно и то же.

Он свистнул, и фрау Эзенбек со своими внучками тут же исчезли из кухни. Качели — тоже.

— Блестяще! — с восхищением сказала фрау Сундук и снова села за стол. — Ничего не скажешь! Но качели вам придётся мне возместить, господин Высвистыватель.

Помолчав, она добавила:

— Я в восторге, что эти люди наконец убрались из моей кухни, но боюсь, кое-что они мне всё-таки здесь оставили, а именно: насморк!

И фрау Сундук чихнула так сильно, что с пышек слетела вся сахарная пудра.

Миллион вопросов племянника Генриха

Перед кухонным окном весело крутилась вертушка из крашеных перьев.

— Я приладила эту игрушку для моего племянника Генриха, — объяснила фрау Сундук. — Он навещает меня два раза в неделю. И надо сказать, что от его посещений я устаю как собака. Впрочем, вы сейчас это на себе испытаете.

«Надеюсь, бабушка с внучками благополучно приземлилась на Гороховой, семнадцать», — с беспокойством подумал Валентин. Потом спросил:

— Почему я это испытаю на себе?

— Да потому, что не пройдёт и десяти минут, как Генрих будет здесь.

И фрау Сундук принялась за пятую пышку.

— Увидите, — продолжала она с полным ртом, — десять минут пролетят быстро, не оглянешься. Конечно, если их провести с толком. Итак, высвистите мне поскорее холодильник, но только самый новый, с большим морозильником.

— Пожалуйста, с удовольствием, — сказал Валентин. Он был безумно рад, что в Люкенбрюке нашёлся хоть один человек, который оценил его искусство. После того разочарования, которое ему принесла встреча с толстяком Торелли и молодыми художниками, он в самом деле был благодарен фрау Сундук за проявленный ею интерес.

А фрау Сундук в упоении перечисляла свои желания:

— Стиральная машина. Затем электрическая кофейная мельница. После мельницы электрическая зубная щётка. Ой, чуть не забыла пылесос! И ещё овощерезку. Потом посудомойку, телефон, скороварку. Да и разбрызгиватель для сада, чтобы я больше не таскала тяжёлую лейку от клумбы к клумбе!

Валентин охотно высвистел всё, вплоть до электрической зубной щётки. А с пылесосом уже не получилось, потому что пятая травинка разорвалась.

— А вот и мой племянник! — воскликнула вдруг фрау Сундук. — Скрипнула калитка, слышали?

Она вскочила с места и подбежала к окну:

— Генрих, будь добр, сорви несколько травинок. Скажем, штук десять.

— А можно сорвать одуванчик? — раздался снизу голос Генриха. — И клевер?

Фрау Сундук нетерпеливо покачала головой, и тогда он спросил:

— А почему нельзя одуванчик, а, тётя? И почему клевер нельзя? И почему я должен принести десять травинок? Скажи, пожалуйста, тётя, зачем тебе травинки?

— Слышали? — Фрау Сундук со стоном повернулась к Валентину и Лоттхен. — Миллион вопросов! Мой племянник — это громкоговоритель, который только и делает, что задаёт вопросы. Боже, как дико я устаю от его посещений! Давно пора изобрести для Генриха специальную машину или найти человека, чтобы он отвечал подряд на все вопросы.

— Тётя! — снова раздался звонкий голос Генриха. — Я случайно сорвал одиннадцатую травинку, взять её или бросить?

— Подымайся-ка поскорее, милый Генрих, я не в силах так долго ждать новый пылесос!

Внизу хлопнула дверь.

Кто-то, громко топая, поднимался по лестнице.

— А разве старый сломался, тётя? — И Генрих перепрыгнул через порог. — Тётя, а тётя, скажи: правда, что взрослый кит весит больше, чем двадцать слонов? Правда, что есть грибы, которые называются опята? И почему люди живут у подножия вулкана, раз они боятся его извержений? Неужели ослу не больно есть колючки? А муха-однодневка в самом деле живёт только день? Почему лобзик называется лобзиком, хотя он и не имеет никакого отношения ко лбу? Откуда у тебя холодильник и стиральная машина, тётя?